Снарри

[Nagini-snake]

Название: Касабланка
Автор: Nagini
Направленность: слэш
Пейринг: ГП/СС
Рейтинг: PG-13
Жанр: драма, романс
Размер: миди, 5085 слов
Саммари: Одиночество хорошо для тех, кому есть о чем подумать, о чем вспомнить, о чем помечтать. Гарри было не о чем. Не потому, конечно, что он был абсолютно счастлив, или настолько примитивен – просто для того, чтобы о чем-то думать, нужна информация, которую Поттер еще не успел накопить в достаточном количестве.
Дисклеймер: взяла попользоваться, вложила душу и вернула на полку (хотя не стоило бы).
Размещение: с разрешения автора.


2 ноября 2008 года


Войдя в полутемную квартиру, Гарри бесцеремонно зашвырнул рюкзак в угол. Он так устал, что не было сил даже щелкнуть выключателем. Практически на ощупь он добрался до кухни, извлек из холодильника банку с пивом и чуть не упал на обратном пути. Свет, однако включать все равно не стал: бессмысленное упрямство всегда было неотъемлемой частью его личности. Это он уже понял.

Вернувшись в крохотную комнатку, служившую хозяину одновременно спальней и гостиной, он плюхнулся на разобранный диван, нисколько не заботясь о том, что елозит грязными джинсами по только вчера перестеленному белью. К черту все, настроения никакого. Это, впрочем, было совершенно предсказуемо. Он и не помнил, когда в последний раз у него на душе было легко. Как не помнил и многого другого.

Поттер дернул ключ, и мелкие капельки пивной пены с веселым пшиком разлетелись во все стороны, падая на постель, впитываясь в темную ткань джинсов. Ну правильно, чуть не упав, он душевно тряхнул банкой. Вот все у него через одно место, даже пиво после тяжелого рабочего дня попить нормально не может. Дождавшись пока пена чуть осядет, он сделал большой глоток и в который раз задумался над тем, зачем он изматывает себя неблагодарной работой официанта в находящемся в соседнем доме баре, и в который же раз напомнил себе, что, если запрется в четырех стенах, то непременно спятит.

Одиночество хорошо для тех, кому есть о чем подумать, о чем вспомнить, о чем помечтать. Гарри было не о чем. Не потому, конечно, что он был абсолютно счастлив, или настолько примитивен – просто для того, чтобы о чем-то думать, нужна информация, которую Поттер еще не успел накопить в достаточном количестве. Можно было бы поехать в какое-нибудь путешествие, но это стоило немалых денег. Деньги на сегодняшний день у него, как ни странно, были, но он прикинул: если ничего в его жизни не изменится и он протянет лет так, например, до восьмидесяти, то имеющейся суммы хватит только на то, чтобы до старости оплачивать квартиру и питание. Последняя мысль показалась Гарри слишком мрачной даже для него самого, и он помотал головой. Вот для этого он и работает. Накопит пару тысчонок и отправится куда-нибудь к океану. Интересно, он был там когда-нибудь раньше? В прошлой жизни?

О своей прошлой жизни Гарри Поттер ровным счетом ничего не помнил. Совсем. Три месяца назад ранним утром он очнулся вот на этом самом диване без единого воспоминания о прошлом в голове. Без работы, без друзей, даже без мобильного телефона, который есть теперь у каждой собаки. Все, что знал о себе, он почерпнул из тоненькой записной книжки в дешевом пластиковом переплете, и эти сведения были до безобразия скудны. Имя, домашний адрес, телефон арендодателя, адреса соседних продуктовых магазинов, аптеки, прачечной и химчистки. К записной книжке были приложены схема Лондона, паспорт, банковская карта и страховые документы. Все.

В то утро Гарри долго стоял перед зеркалом в ванной комнате и смотрел на свое отражение. Отражение было испуганным и растерянным. У отражения были коротко остриженные совершенно черные волосы, неожиданно зеленые глаза, загорелая кожа и старый, необычной формы, шрам на лбу. Еще один странный шрам, похожий на химический ожог, обнаружился на внутренней стороне запястья. Судя по паспорту гражданину Великобритании Гарри Джеймсу Поттеру было двадцать восемь лет, но выглядел он, пожалуй, несколько младше.

Весь день Поттер носился по крохотной квартире как ошпаренный, вытряхивал содержимое шкафов, двигал мебель, пытаясь вспомнить о себе хоть что-то, но все было тщетным. Квартира вообще казалась ему безликой: как будто кто-то запихнул его туда только накануне, снабдил необходимым минимумом вещей, лишил памяти и оставил так одного. День за днем он пытался придумать объяснения произошедшему, одно невероятнее другого – от секретных спецслужб и программы по защите свидетелей до научных экспериментов нечистых на руку ученых – но все они, в конечном итоге, казались неправдоподобными ему самому.

Он исследовал город, разглядывал людей, заходил в магазины и рестораны, даже позвонил арендодателю, но ничего не помогало. Город он видел словно бы впервые, ассортимент продуктов казался ему незнакомым, а пожилой хозяин квартиры сильно удивился осторожным вопросам, сообщил, что квартиру сдал через интернет, и, кажется, выставил бы в итоге Гарри на улицу, если бы тот вовремя не остановился. Компьютера у Гарри, кстати, тоже не было, а когда он зашел в интернет-кафе, то понял, что практически не умеет им пользоваться. Еще одна странность в череде невероятного.

Сдался он только через две недели. Узнав, сколько денег лежит на личном счету, он понял, что нужно устраиваться на работу. Однако не имел ни малейшего представления, что умеет делать. Спасло его висящее на дверях бара объявление о том, что заведению требуются официанты. Молодого симпатичного парня, не обремененного семьей и живущего по соседству взяли сразу же. Так начались его серые будни.

Приходя из бара домой, он открывал дежурную баночку пива, включал старенький хозяйский телевизор и какое-то время бездумно щелкал каналами. Потом ужинал полуфабрикатами, выключал свет и замирал у окна, глядя на стремительно погружающуюся во тьму узенькую улицу рабочего района, с отстраненным любопытством разглядывая окна расположенного напротив точно такого же как у него типового дома. Некоторые окна были плотно занавешены непроницаемыми для глаз шторами или закрыты плотными жалюзи, в некоторых никогда не зажигали свет, и, вероятно, квартиры были пусты, но отдельные желтые квадратики были замочными скважинами, кротовыми норами, ведущими в чьи-то жизни.

Гарри нравилось смотреть, как темные силуэты перемещаются в свете ламп, совершая свои вечерние ритуалы. Хозяйки готовят ужин, хозяева устраиваются на продавленных диванах с книгами и газетами, жмут на кнопки телевизионных пультов, и фонтанирующие энергией мальчишки и девчонки носятся вокруг них кругами, заводя свои нехитрые детские игры. Гарри не помнил себя ребенком, но почему-то отчаянно им завидовал. А еще сильнее он завидовал молодым и не очень парам, обнимающимся в тепле своих уютных гнездышек, дарящим друг другу рассеянные поцелуи, разделяющим на двоих вечера своих простых будней. Гарри тоже хотелось с кем-то разделить, но желание было чисто теоретическим: на деле у него ни разу не возникло порыва познакомиться с кем-нибудь, а ведь хорошеньких девушек в его баре бывало предостаточно. Какое-то время спустя он понял, что заглядывается не на них, а на молодых людей, и это открытие, как ни странно, его ничуть не изумило. Скорее усилило безразличие. Все эти люди – гипотетические кандидаты – казались совершенно чужими, и он продолжал день за днем всматриваться в лица, словно бы искал того самого, единственного, словно бы этот кто-то мог поцелуем разбудить его память, как сказочный принц спящую красавицу.

А потом он его увидел. Не принца, конечно, а силуэт в окне, расположенном точно напротив его собственного. Раньше в этом окне были плотно задернуты шторы, но однажды вечером тонкие изящные руки рывком распахнули тяжелую ткань, и узкий длинноволосый силуэт замер, точно как он сам, у окна, вглядываясь в ночь. Сначала Гарри подумал, что перед ним высокая женщина, но, словно в ответ на эту мысль, силуэт повернулся в профиль, и взору Поттера открылся крупный крючковатый нос и волевой подбородок. Профиль был некрасивым, мрачным, и Гарри мог бы поклясться, что его обладатель имеет тяжелый нрав и нелюдимый характер. Но это почему-то казалось неважным. А еще он мог бы поклясться, что мужчина тоже на него смотрит. Открыв шторы, он даже не пошевелился, но что-то неуловимо изменилось в осанке, в наклоне головы, почти незаметно ссутулились узкие плечи, как будто на них неожиданно опустили тяжелый груз.

Вот так это и началось. Гарри пил пиво, съедал свой нехитрый ужин и шел к окну. Через несколько минут напротив появлялся «его» силуэт. Они стояли так минут десять, и Гарри как губка впитывал каждое движение, каждый жест, старался запомнить так точно, словно бы от этого зависело само его существование. Подбородок чуть влево, тонкая рука крепче стискивает ткань шторы, поправляет мешающую прядь длинных волос. Чтобы не упустить ни одной детали Гарри даже заказал новые очки. А потом стал перед походом к окну расчесываться, будто собирается на свидание.

Две недели Поттер просто смотрел. Еще неделю смотрел и мечтал о встрече. А потом решился. Вычислить номер квартиры не составило труда. На негнущихся ногах он переходил улицу, стараясь придумать для визита какой-нибудь благовидный предлог. Поднимаясь по лестнице, он цеплялся дрожащей рукой за перила и думал о том, что, может, стоило что-то прихватить с собой, ведь с пустыми руками в гости не ходят. Если бы он направлялся к женщине, то, конечно, купил бы цветов, но он шел к мужчине, причем к мужчине одинокому и – Гарри был в этом уверен на все сто – сложному. Ну что ему принесешь? Можно было купить коньяк или виски, но вдруг его таинственный незнакомец не пьет, и он его оскорбит этим подарком? Можно было купить чай, но Гарри совсем в нем не разбирался, как не разбирался ни в чем из того, что предпочитают взрослые состоявшиеся мужчины. А его визави наверняка был из таких. Поэтому Гарри просто нес себя на четвертый этаж и был готов принять недоумение или раздражение, даже откровенное хамство – лишь бы увидеть его хоть одним глазком, а потом... потом он что-нибудь придумает.

Гарри был готов ко всему, кроме одного: дверь ему не открыли. Он был уверен, что хозяин дома, ведь это было «то самое время» – время их свидания у окна, Потер только что видел его в комнате и даже храбро помахал рукой перед тем, как рвануть вниз. Но за обшарпанной дверью только что-то хлопнуло, потом длинно зашуршало, а затем стихло. Он был там. И он Гарри не открыл. Ледяной ужас прошел по позвоночнику, и внезапно пересохло во рту. Неужели он все испортил? О том, что портить, по сути, было нечего, Поттер даже не задумался.

Силуэт не появлялся долгих пять дней, худших пять дней за последний месяц. Пять дней – это бесконечно длинный срок для того, чья жизнь насчитывает всего девяносто два. Это почти как полтора года для обычного человека его возраста. Нет, разумеется, Гарри не отчаивался. Нет, не хандрил и, боже упаси, не плакал. Ну что он, ребенок или девица какая? Но какая-то тупая игла засела в груди, да и без того одинокие вечера потеряли всякий смысл. Он подходил к подоконнику и смотрел на «свое» окно, на плотные шторы, за которыми горел яркий свет, и фантазировал. Кем он может быть, длинноволосый мужчина? Что заставляет его проводить жизнь в одиночестве на отшибе города? Но ответы не шли, и с каждым днем Гарри отчего-то чувствовал все большее родство между ними, все большее необъяснимое сходство. Ему нравилось воображать, что таинственный силуэт тоже размышляет о нем, потому что ему, как и Гарри, больше не о чем подумать. А вдруг он тоже потерял память, вдруг тоже не знает никого в этом городе и мечтает об океане? Такого быть не могло, но эти фантазии отчего-то помогали.

И тогда Поттер совершил невероятное. Зашел в обеденный перерыв на почту, дождался своей очереди, заплатил два фунта и через пять минут уже мчался во весь опор в памятный подъезд типового дома на узкой улице. Семь шагов до почтовых ящиков, три нерешительных удара сердца, и конверт из плотной бумаги опустился в ячейку под номером сорок два. На конверте – ни имени, ни адреса, в конверте – открытка с видом океана. Какого – Гарри не знал, но он готов отправиться на любой. А если все равно ему, то, может, и силуэту все равно?

Вечером того дня шторы на окне распахнулись, и его тайная фантазия возникла на своем месте, все такая же высокая и тонкая, такая же длинноволосая, но отчего-то Гарри показалось, что теперь все не так, как раньше.

– У тебя теперь тоже есть мечта об океане, – одними губами проговорил он, и темный силуэт ухмыльнулся в ответ.

Разумеется, Гарри не мог этого видеть, но он знал точно: ухмыльнулся, а потом покачал головой – не отрицательно, а словно бы сдаваясь. Хотелось бежать туда, к нему, но на этот раз Поттер сумел себя остановить. Шестое чувство подсказывало ему, что еще рано, еще не время. А еще он точно знал, что сделает завтра.

Пришлось зайти в два магазина, прежде чем он отыскал то, что нужно, – открытку с видом другого океана, с едва различимым в свете закатных лучей силуэтом маленького тропического острова на самом горизонте. Он нес ее домой словно сокровище, прижимая к груди, старался вложить в нее все свои стремления, все тепло своего сердца. А вечером, стоя перед окном, он достал из рюкзака дешевую шариковую ручку, написал: «А может, этот?», и, пока не передумал, стремглав рванул в подъезд напротив.

Он ждал ответа два дня, но ответ не пришел. Силуэт в окне не появлялся тоже. А на что он надеялся, в самом деле? Он придумал себе игру, нафантазировал возлюбленного, а теперь ощущает себя преданным. Хотелось снова пойти в тот подъезд, хотелось подняться на четвертый этаж и колотить, колотить кулаками в дверь, пока не откроют.

А если откроют, то что? Что он скажет? «Я никогда не видел вашего лица, не слышал вашего голоса, я не знаю, кто вы и как вас зовут, но я вас люблю?» И замуж позвать, точно, – и прямо с порога к алтарю. Безумие. Он, Гарри Поттер, безумен. Не зря он, наверное, ничего о себе не помнит: начудил своей дурной башкой что-то в прошлом, а потом от стыда сошел с ума и все забыл. Нужно что-то с этим делать, что-то делать со своей никчемной жизнью.

В последний раз. Он робко подошел к подоконнику, но в окне напротив было по-прежнему пусто. Все, хватит. С этой секунды он будет жить иначе.

Что его держит в Лондоне, кстати? Решение пришло почти сразу. У него ничего нет, кроме счета в банке, а счетом пользоваться можно из любой точки мира. Ну если не мира, то этой страны точно. А в Британии, между прочим, есть океаны. Уволиться, купить билеты на поезд, поехать куда-нибудь на север и начать там все с нуля. Без дурацкой работы, без загазованного района на отшибе, без этого дурацкого окна, в котором ему не рады.

Настроение сделалось такое, что хотелось подскочить и прямо сейчас начать собирать чемоданы – вот только не было ни чемоданов, ни того, что в них складывать. Для нехитрых пожитков Гарри хватит и старенького рюкзака: все остальное в доме – хозяйское. Впрочем, тем лучше. Путешествие налегке. Длинный скоростной поезд. Свежий ветер и бодрящий запах океана. Гарри не помнил, а, может, и не знал, как пахнет океан, но был абсолютно уверен, что его аромат должен бодрить. А еще он отчего-то воображал себе, как летит, рассекая утренний туман, над водной гладью. Не на самолете, а сам, подставляя лицо соленому бризу, хватая ртом прохладный воздух. Что это? Парашют? Нет. Дельтаплан? Черт бы побрал эту память.

Замечтавшись, он не сразу понял, что нарушает его первые почти осязаемые воспоминания о прошлом. Ох. Да, это же стук в дверь!

Под Гарри будто пружина разжалась. Он дважды едва не растянулся на кротком пути в прихожую, его дыхание сбилось, словно после стометровки на пределе возможностей. Он не думал о том, кто там. Он знал наверняка. Не курьер, не хозяин квартиры, не коллега. Они к нему не ходили. Таинственные незнакомцы из дома напротив к нему не ходили тем более, но он не усомнился ни на секунду. Еще в детстве он точно знал, что если перестать чего-либо отчаянно хотеть и начать мечтать о другом, то та, первая, мечта непременно сбудется. Перед самой дверью он на мгновение замер. В детстве? Откуда он знает, о чем мечтал в детстве?

Но сейчас это было неважно. Гарри открыл дверь и застыл в прихожей как вкопанный. Всего мгновение назад он не сомневался, кого увидит на пороге, а теперь, увидев, вдруг удивился до невозможности и еще больше растерялся.

– Привет, – невпопад поздоровался он. Ну в самом деле! «Привет»? Словно вчера только виделись. Хотя виделись, конечно. Через окно.

– Пройти не предложите, молодой человек? – ухмылка была точно такая, как представлял Гарри. Да вообще все было точно такое. Рост, изящество. И кожа белая, и волосы черные-пречерные, длинные и довольно неухоженные. И брови – яркие, подвижные, живущие будто бы самостоятельной жизнью. Губы тонкие, бледные, но до ужаса чувственные. Вот как так бывает? А руки и вовсе невозможные: узкие, длиннопалые, нервные. А руках что-то. Две бумажки, простые, на принтере, кажется, распечатанные. В голове на мгновение вспыхнула мысль о судебном запрете на приближение, и он рассмеялся. Вслух, как конченный идиот. Такие запреты лично точно не носят. Разве что его гость бобби.

– Вы случайно не служите в полиции? – спросил он и отступил в глубь прихожей.

– Случайно не служу, – совершенно не удивившись, ответил его такой знакомый незнакомец, а потом зашел и повесил свое черное пальто на крючок – ни дать ни взять частый гость.

Гарри провел его в комнату и только тогда сообразил, что постель, как обычно, не убрана.

– Черт, простите, – засуетился он. – Я сейчас, – он неаккуратно замотал матрас вместе с простыней и одеялом, скинул на пол подушку, оглядел бедлам и расстроился окончательно. – Может, на кухне подождете, пока я тут приберусь. Только там это... тоже... посуда немытая.

Незнакомец молчал, насмешливо заломив свою черную бровь, и Гарри совсем поник.

– Господи, какой же я идиот. Ждал вас так сильно, а когда вы пришли, выставил себя круглым дураком.

– Ждал? – переспросил гость. Голос у него был восхитительный. Баритон – вкрадчивый, бархатный. Таким голосом на радио передачи вести или эротические глупости в постели шептать. А еще лучше и то, и другое. Хотя нет, на радио, пожалуй, не надо, тогда все услышат. А Гарри хотел, чтобы этот голос вместе с его таинственным обладателем принадлежал ему одному. Эгоист, что с него взять.

Поттер кивнул и, кажется, покраснел.

– Я понимаю, как все это глупо. Я сегодня только думал о том, что не представляю, что вам сказать, если мы все же когда-нибудь увидимся. А когда понял, что ничего умного сказать не смогу, то решил сбежать.

– На океан? – спросил гость и осторожно присел на самый краешек дивана. Старые пружины глухо и почти непристойно скрипнули, и Гарри хихикнул. Незнакомец закатил глаза. Он вообще вел себя так, будто бы знает собеседника всю жизнь и ничуть не смущен нелепостью ситуации. Но Поттер отчего-то очень четко понимал, что это не так, что мужчина растерян так же сильно, как и он сам, но пытается держать лицо. И от этого вдруг стало ощутимо легче.

– Ага, – он уселся рядом, так близко, что если пошевелиться, то бедра соприкоснутся. – На океан. Вот только на какой, еще не придумал. Впрочем, денег у меня немного, так что наверное из Королевства выбраться не удастся. Придется довольствоваться холодными водами. И дельтапланом вместо частного самолета.

– Дельтапланом? – их разговор походил на фехтование опытных противников. Дальняя дистанция. Выпад. Укол. Оппозиция. Вот только в оппозиции все время оказывался Гарри.

– Сам не пойму. Представления не имею почему, но отчаянно хочется полетать. Вот только не знаю, умею ли я это. Я вообще ничего о себе не помню, – неожиданно для самого себя разоткровенничался он. – Ну, о прошлом. О том, как и почему я здесь появился.

– Знаю, – сказал незнакомец. – Я навел справки в баре.

Вот как. Пока Гарри выбирал по магазинам открытки и мечтал, его «силуэт» действовал. Это радовало и нервировало одновременно. Что ему могли про него рассказать коллеги?

Спина неожиданно взмокла. Нужно успокоиться. Нужно. Просто необходимо.

– Понятно. То есть представляться тоже не имеет смысла? Впрочем, правила приличия никто не отменял. Гарри Поттер, – он протянул руку.

– Северус Снейп. Такой же, как и вы, человек без прошлого, – в тон ему ответил гость.

Теплые пальцы сомкнулись на ладони Гарри, и в этот момент что-то произошло. Воздух будто бы загустел, и тело обдало жаром. В ушах едва слышно зазвенело, и перед глазами поплыли образы. Яркие вспышки, зеленые спирали и всполохи искрящегося света. Чувственные губы – губы Северуса – жаркие поцелуи, интимные прикосновения, влажная от пота кожа, и голос, шепчущий его имя. Страстно. Нежно. А потом... холод в том же голосе. Как можно визуализировать шепот и холод, Гарри не понимал, но не успел он об этом задуматься, как все кончилось. Остался только липкий страх. Их руки больше не соприкасались, температура и влажность вокруг стали самые обыкновенные, вот только красивые брови Северуса сошлись почти на самой переносице, и было ясно, что он тоже что-то почувствовал. Или Гарри себе это придумал. Мгновение спустя лицо его гостя снова стало совершенно бесстрастным, и вера Поттера в то, что видение было обоюдным, растаяла как дым. Он точно безумец.

– Хотите чаю? – прочистив горло, спросил он, чтобы заполнить неловкую паузу. Но Северус быстро покачал головой.

– Мне пора, пожалуй, – хрипло отозвался он и, кажется, изумившись звучанию собственного голоса, тоже коротко кашлянул. А потом быстро встал и направился в коридор.

Гарри догнал его у самой двери. Он не понимал, что за нелепость только что произошла, не понимал, зачем Северус приходил и почему так резко решил уйти, но если Гарри все это время был прав, если они действительно родственные души, если гость не врет, и у него тоже нет прошлого, если он видел только что тоже самое, то у Поттера был ответ: Снейп испугался. Странных образов, совершенно точно являвшихся картинами минувших дней, странной связи, совершенно точно бывшей между ними в прошлом, странной жизни, в которой они оба беспомощно барахтались сейчас. И невыносимой тяги, истинной жажды, терзающей изнутри. Прикоснуться. Заполучить. Вернуть свое.

Он должен его остановить. Под страхом смерти Гарри не смог бы объяснить откуда, но он точно знал: если Снейп сейчас выйдет из этой двери, то они больше не увидятся. Гарри уже забыл, что двадцать минут назад и сам собирался бежать от него навсегда. Зачем об этом вспоминать, ведь ситуация в корне изменилась. Он собирался бежать до того, как заглянул в бездонные черные глаза, до того, как коснулся длинных теплых пальцев, до того, как почти вспомнил, что могут вытворять эти губы.

– А что у вас в руках? – спросил он, хватая гостя за рукав пальто, заставляя раздраженно обернуться. – Эти листочки. Вы же специально их принесли, не так ли?

Снейп покачал головой, крепче сжал тонкие губы.

– Это уже не имеет значения, – сухо сказал он и шагнул через порог.

И тогда Гарри понял, что терять больше нечего. Что Атлантический океан никуда не денется. Если ему не удастся поймать свой воздушный поток здесь и сейчас, то он уедет, как и хотел, и ляжет на него крылом дельтаплана. Или еще каким-нибудь крылом. Не важно.

– До сегодняшнего дня я не знал, как вы выглядите, – вспомнил он шуточную речь, которую мысленно прокручивал пару часов назад. – Я не слышал вашего голоса, не знал, кто вы и как вас зовут, но я вас полюбил. Называйте меня какими хотите нелицеприятными эпитетами, но это так. Мне кажется, что если вы сейчас уйдете, то совершите серьезную ошибку, не дав мне шанса.

Северус Снейп стоял, не шевелясь. Кажется, даже не дышал, и Гарри снова потянул его за рукав, разворачивая лицом к себе.

– Что у вас за листки? – повторил он вопрос, ответ на который вдруг показался ему немыслимо важным.

Снейп как-то механически поднял руку и протянул ему то, что при ближайшем рассмотрении действительно оказалось распечаткой на принтере. Распечаткой электронных билетов на самолет. В Касабланку. На океан.

Гарри и сам не понял, в какой момент по его щекам покатились слезы, не заметил, как уткнулся мокрым лицом Северусу в открытую белую шею, как стиснул что есть мочи узкую талию, как его в ответ стиснули сильные руки.

– Ты тоже любишь меня, – горячечно шептал он, – тоже любишь... О боже, Северус, ты меня любишь.

Северус сжимал его в объятиях и горячо дышал в макушку, одними губами проговаривая «люблю» в ответ. Под закрытыми веками мелькали золотые всполохи и бились о прибрежные камни зеленые океанические волны.

– Северус, что мы с тобой наделали? Что наделали? Мы же могли друг друга потерять навсегда.

Воронка образов затягивала их все глубже. Зелень сменилась оранжевой листвой, осыпалась бурым прахом и снова полыхнула жарким летним солнцем. На дне черных колодцев, как пескарь, плескалась сама жизнь, на загорелых щеках румянцем вспыхивала любовь, розовыми бликами отражаясь в стеклах круглых очков. Страх отступал. Память возвращалась.


31 июля 2008 года


– Я тебя не понимаю, Северус. Никогда не понимал и никогда, наверное, не пойму, – в раздражении Гарри отшвырнул маленькую золотистую подковку на диван, нисколько не заботясь о том, что изящное украшение, отскочив от мягких подушек, с мелодичным звоном запрыгало по мраморному полу новейшей зельеварческой лаборатории.

– Это меня нисколько не удивляет, – усмехнулся Северус и принялся помешивать красно-бурое и на удивление вонючее зелье против часовой стрелки.

– Я использовал все свои связи, чтобы достать этот портал в Касабланку, у меня день рождения, между прочим, а ты продолжаешь нести эту хрень о срочном заказе! – с губ Гарри сорвалась капелька слюны и, пролетев добрых четыре фута, с шипением опустилась в котел.

Северус стиснул зубы, но не произнес ни слова, продолжая упрямо мешать свое отвратительное варево.

– У тебя полная лаборатория сотрудников, ты что, не можешь поручить кому-то закончить работу?

– Не могу. Зелье чрезвычайно сложно в приготовлении, и если ты, Поттер, добавишь в него еще хоть пару лишних молекул, то сварить его верно не удастся даже мне, и одному Мерлину известно, что мы получим в результате. Иди домой. Я приду, как только закончу, и мы куда-нибудь сходим.

– Ночью? Я тебе не домохозяйка, чтобы покорно ждать, когда у тебя найдется для меня минутка! – Гарри стиснул кулаки и прикусил губу. Он и сам не понимал, что на него нашло, но остановиться уже не мог.

– Тебе бы не пришлось, если бы ты удосужился меня предупредить о «сюрпризе» заранее. Но сейчас я ничем не могу тебе помочь, – Снейп держался из последних сил, и Поттер это видел. Более того, он точно знал, что Северус не стал бы так с ним миндальничать, если бы не супер-сложное зелье, кипевшее перед ним в огромном котле.

И в этот миг на Поттера нашло такое безумие, какого он сам от себя не ожидал. Ему вдруг стало наплевать на все, на прошлое и будущее, на их так сложно строившиеся, но такие крепкие теперь отношения, на здравый смысл. Было только здесь и сейчас. И в этом сейчас ему было обидно и больно, и в это мгновение он до такой степени ненавидел Снейпа и его чертовы зелья, что практически впал в состояние амока.

– Ты никогда меня не любил, – прошипел он. – Я всегда это знал, но как идиот продолжал убеждать себя, что даже такая холодная бесчувственная скотина как ты могла к кому-то по-настоящему привязаться! Ну ты-то всегда знал, что я идиот, так что никаких сюрпризов!

– Что ты несешь, Поттер? – холодная ярость в голосе зельевара была, пожалуй, пострашнее поттеровской вспышки гнева. – Какого Мордреда тебе все время требуются доказательства? Почему тебе все и всегда что-то должны? Почему бы тебе хоть раз не доказать что-то самому?

– Да пошел ты знаешь куда! Все, хватит! Никакой любви. Никаких фантазий о совместном будущем. Никакого гребаного океана. Если бы только мы оба могли забыть обо всем на свете и начать сначала!

Гарри схватил со стола чернильницу и со всей дури запустил ее в котел. Раздался треск, помещение заполонило фиолетовыми испарениями, а потом из котла вырвалась струя горячей жидкости и ударила в противоположную стену. Окажись кто-то из плоти и крови на ее пути, и все – можно прощаться с жизнью. Нескольких капель, что опустились на запястье Поттера и пальцы Снейпа, оказалось достаточно для того, чтобы оставить глубокие ожоги. А затем все кончилось. Шипение стихло. Туман рассеялся. А вместе с ним из Гарри словно выпустили воздух.

– Северус, – испуганно прошептал он. – Что я наделал?

Гнева больше не было, был только липкий страх. Не за свою жизнь, нет, за него, за них двоих, за то, что одним необдуманным поступком он мог убить их обоих. Но вроде обошлось. Ведь обошлось же, да?

Снейп молчал. Сосредоточенно водил палочкой над притихшим зельем, хмурил брови и молчал.

– Северус, ну скажи что-нибудь... Мне так жаль. Я не знаю, что на меня нашло, правда, – на Гарри было жалко смотреть, вот только смотреть на него Снейп не собирался. Вместо этого он уткнулся длинным носом в толстенный фолиант, снова и снова чертя палочкой круги над остывающим котлом.

– Ясно, – наконец протянул он. – Это неожиданно.

– Что? – практически пискнул Поттер, по голосу партнера понимая, что произошло что-то очень нехорошее.

– Твои проклятья сбудутся.

– К-какие проклятья? – едва слышно переспросил Гарри.

– Без любви не будет ничего. Ни океана. Ни будущего, – Снейп, казалось, откровенно забавлялся. Его голос сочился ядом, губы презрительно кривились. – Ни памяти.

– Что это значит? – Поттер мертвенно побледнел.

– Это должно было быть зелье отложенного действия. И эта единственная из его характеристик, которая осталась неизменной. Ровно через... – Снейп сверился с часами, потом шагнул ближе и провел палочкой по груди Гарри, а затем и по своей, – двенадцать часов ты забудешь все. Вообще все. Даст Мерлин, разговаривать по-английски не разучишься. И вспомнишь только в том случае, если вновь полюбишь меня, – неожиданно Снейп расхохотался. Зло расхохотался, отчаянно и очень страшно. – Прямо-таки маггловская сказка.

– А ты?

– А я все забуду через восемнадцать часов. Мне досталась меньшая доза. Условия выздоровления те же. Но мне они представляются невыполнимыми. Заново прыгать в адское пламя я не намерен.

– И ты не можешь сделать антидот?

– Не имею понятия – прецедентов пока не было. Однако я даже пытаться не собираюсь, так как считаю, что все к лучшему. Это будет уроком нам обоим.

– Ты пожертвуешь из-за меня своей памятью? Навсегда? – Гарри не верил своим ушам.

– К счастью, не навсегда. На полгода. Если за это время условия отмены проклятья не будут выполнены, память вернется.

Гарри выдохнул и обессиленно опустился на диван.

– Какого черта ты меня так пугаешь? Не навсегда – это ерунда. В крайнем случае полгода можно потерпеть.

– Можно. Но вынужден огорчить, Поттер. Или обрадовать, уж не знаю. В этом случае мы вспомним все, кроме друг друга.

Какое-то время они оба молчали. Северус скрипел зубами, взмахами палочки очищая забрызганные стены лаборатории, опустошая котел. Гарри бездумно смотрел в окно. Кто знает, какой станет его жизнь через двенадцать часов. Кем он будет через полгода. Без Снейпа он больше не сможет быть самим собой – это он знал точно.

– Северус, я люблю тебя, – тихо сказал он, не отводя взгляда от магически зачарованного оконного стекла. Он видел всех, его – никто. Мечта параноика.

– Не напрягайся, Поттер, действие зелья еще не началось.

– Я прошу только об одном, попробуй создать антидот. Хотя бы попытайся. Мы оба остынем через несколько часов, но будет уже поздно.

– Тогда уже все будет поздно. В том числе и заботиться о нашем с тобой существовании в мире без прошлого. Так что, с твоего позволения, я отправлюсь в Гринготтс, чтобы поменять деньги и подумаю о том, как обеспечить нам доступ к этим средствам в тот момент, когда у нас не будет доступа к собственной памяти.

Пару минут спустя Снейп покинул лабораторию, а Гарри так и сидел, поджав ноги, на узком лабораторном диване и бессмысленно таращился в окно. На полгода он лишится памяти и палочки, станет, по сути, магглом. Это страшно, но не смертельно. Но на полгода лишиться Северуса казалось немыслимым. А лишиться воспоминаний о нем навсегда – невозможным.

Он отвернулся от стремительно темнеющего за окном пейзажа, и золотой отблеск тут же привлек его внимание. Чертова подкова. Еще утром он так мечтал о теплом океане, так хотел полетать над его зелеными волнами и точно знал, что Северус тоже хочет. Не летать, разумеется, но отдохнуть и подышать свежим воздухом, собрать какие-то травы, которые растут только там, просто погулять, просто побыть вдвоем. Как они могли так все испортить? Пять минут, и вся жизнь полетела к чертям. Гарри даже не думал, что так бывает. Но вот оно, утекло сквозь пальцы, его неверное счастье. И во всем виноват он сам.

– Я найду тебя, слышишь, – сказал он облицованной плиткой стене. – Я найду тебя, полюблю снова и заставлю полюбить меня. И мы непременно поедем на океан. В Касабланку. У вас, профессор Снейп, нет ни единого шанса.

На душе стало легче. Он верил озвученным мыслям. Верил в себя и в Северуса. Верил в любовь, в конце концов. Он полюбил бы его, даже если бы никогда не видел его лица и не слышал голоса. И точно знал, что, несмотря на вечную занятость, вспышки раздражения и показное безразличие, Северус Снейп чувствует тоже самое.

– Я найду тебя, – повторил он стене и усмехнулся. – И максимум через три месяца мы полетим на океан. В ноябре в Марокко как раз не слишком жарко.

-конец-