***
Путь в спальню занял практически вечность, потому что никто из нас не желал расцепить рук или хотя бы разомкнуть губы. Думаю, со стороны мы выглядели до смешного нелепо, но, несмотря ни на что, я не чувствовал той неловкости, какую зачастую испытывают два человека, собирающиеся впервые заняться сексом. Готов поклясться, ее не чувствовал и Северус.
Когда, наконец, заветная дверь, чуть скрипнув, впустила нас внутрь, я думал только об одном: в комнате, черт возьми, темно – хоть глаз выколи! А я никак не мог позволить себе роскоши не видеть Северуса в тот момент, когда он будет меня трахать, я до дрожи в коленках хотел видеть, как вздувшиеся жилки нарушают безупречную гладкость кожи на его шее, хотел знать, появится ли румянец на его щеках, должен был наблюдать за тем, как в обычно арктически холодном взгляде загорается обжигающая страсть. Кое-как вслепую нащупав выключатель, я щелкнул по кнопке.
- Не надо.
Не успел я убрать руку, как его ладонь накрыла мою, и свет вновь погас. Но возмутиться я не успел: Северус уже взмахнул волшебной палочкой, и спустя мгновение в спальню вереницей, поразительно плавно – так, что пламя ни одной из них даже не дрогнуло – вплыли свечи, получасом назад освещавшие обеденный стол. Гребаные невербальные – так я и не научился выполнять их со свойственной, кажется, только Северусу математической точностью, приводящей к поистине крышесносному эффекту. Оставалось только кивнуть в знак согласия. Или благодарности?
Кровать подозрительно затрещала, приняв на себя вес Северуса, с силой вдавившего меня в матрац. Вроде, раньше она так себя не вела, или я не замечал?
Сколько же очевидных теперь вещей, Мордред подери, я раньше не замечал. Не знал, что мне до одури нравится, когда меня целуют в шею – туда, где кончается мочка уха; не знал, что мои пальцы абсолютно самостоятельно, не дожидаясь приказа затуманенного мозга, могут ловко и быстро расстегивать пуговицы у Северуса на рубашке, и что он будет так прерывисто дышать, если медленно, путаясь в завитках темных волос, выцеловывать дорожку от его ключиц до пупка; что снять брюки с него, а затем и с себя – это вовсе не смешно и нелепо, а потрясающе эротично; и уж точно никогда не думал, что так безумно приятно зарыться всей пятерней в теплую и густую гриву его волос и притянуть в еще один глубокий поцелуй.
читать дальшеМое возбуждение уже становилось болезненным, и, как никогда раньше, хотелось взмолиться, потребовать войти меня сейчас же, в это мгновение, сильно, во всю внушительную длину, и плевать, что будет больно, и что искры из глаз полетят – все равно кричать: сильнее, сильнее, сильнее!
Но нельзя.
Все должно быть так, чтобы запомнить эту ночь навсегда как, может быть, лучшую в моей жизни, потому что она может и не повториться, потому что с Северусом так сложно… и так легко.
Я что есть силы прижимался к нему, стараясь двигаться так, чтобы его член терся о мое бедро, а мой о его, раз за разом, бесконечно, слушая стоны и не в силах определить, кто из нас их издает, и казалось, что его кожа куда горячее моей.
- Я надеюсь, у тебя есть любрикант? – едва приоткрывшиеся губы прошлись прямо по моему уху так, что точно остался влажный след, и почему-то стало невыносимо жалко, что спустя мгновение он высохнет.
Я судорожно мотнул головой в сторону прикроватной тумбочки, как губка впитывая в себя звуки его непривычно хриплого голоса и сбившегося дыхания.
Этот бестолковый предмет мебели так далеко, слишком далеко, чтобы дотянуться, не разрывая телесного контакта, а я представления не имел, куда зашвырнул свои джинсы с палочкой в заднем кармане, и надеялся только на то, что Северус даже сейчас отлично осведомлен о том, где находится его собственная.
Так оно, слава Мерлину, и было: короткий взмах, сопровождающий его фирменное невербальное «Accio», и склянка со столь необходимым нам составом, выбив собой ящик и жалобно звякнув тонкими стеклянными боками, приземлилась в подставленную ладонь. Против своей воли наслаждаясь представлением, я улыбнулся:
- Ты мог разбить.
- Я не мог.
Я лишь хихикнул – самонадеянный засранец – обхватил губами его сосок и одной рукой крепко стиснул его ладонь поверх баночки с любрикантом, а другой погладил налитый член, не сжимая, просто наслаждаясь ощущением Северуса в своих руках и стараясь беззвучно сказать, что уже пора, что я уже не могу, что иначе умру прямо здесь от разрыва сердца.
Я знал, что он услышит, был твердо уверен, что он и сам уже не находит в себе сил терпеть, я просто расслабился, разжал руки, откинувшись назад, закрыл глаза и тут же почувствовал теплую ладонь на своем животе. Прозвучало знакомое заклинание – Северус согревал любрикант.
Для себя? Для меня?
Для нас.
Прошел миллион лет и еще чуть-чуть, прежде чем ловкий влажный палец проник в меня, и я, как долго мучимый жаждой путник приникает к предложенной кружке с вином, стал, отчаянно скуля, с силой насаживаться на этот палец. Удовольствие нарастало с каждой секундой, и когда к первому пальцу добавились один за другим еще два, я, кажется, все-таки взмолился о прекращении этой сладкой пытки.
Не помню, говорил ли я что-то вслух или просто вцепился в бока Северуса, притягивая его к себе, но он понял и аккуратно вошел в меня, замерев на несколько секунд, а затем стал плавно раскачиваться – какие-то миллиметры, а мне нужны сейчас расстояния галактического масштаба.
Выгнувшись и приподнявшись на локтях, я стал сильно и быстро подаваться навстречу, заставив его громко застонать, и только тогда открыл глаза, чтобы увидеть то, о чем мечтал: в темных глазах в неверных отблесках свечей разгоралось свое собственное пламя, не видное никому, кроме меня. Тогда я был уверен, что никогда не забуду этого света, что память о нем станет для меня своеобразным личным маяком еще очень, очень надолго, но уже сейчас мне нужна была, как воздух, уверенность в том, что я смогу зажечь этот огонь еще не раз.
И все было так, нет даже лучше, чем я себе воображал: и жилки, и яркие пятна на скулах, и судорожно сжатые пальцы – все это делало его таким живым, близким, заставляя меня онемевать от нежности.
Больше ни одного слова – только ощущения и запрокинутая до боли в шее голова, только частое дыхание и хриплые стоны сквозь стиснутые зубы. Воздух, пронизанный электрическими разрядами, обжигал, и это можно было бы назвать болью, если бы не было так сладко, и я мог поклясться всем святым, что есть на свете, что такого острого наслаждения я не ощущал никогда. Движения повторялись – одно за другим, одинаковые и чуть разные, вызывая все новые и новые волны блаженства без рамок и границ, подводя все ближе и ближе к мгновению нестерпимого напряжения, сковавшего мышцы, и время остановилось, заморозив звуки и образы, остановив биение сердца и дыхание…И вот он – потрясающий взрыв ощущений, на волне которых так трудно сдержаться и, выкрикнув его имя, не добавить «я тебя люблю».
Это оказалось не в моих силах…
…я И-ДИ-ОТ!
***
Больше всего я боялся, что он уйдет.
Он не ушел – напротив, спокойно откинул скомканное покрывало и улегся в постель.
Потом я боялся разговора, объяснений, вопросов, на которые не смогу дать ответы, хотя бы потому, что и сам их пока не знаю.
Он не произнес ни слова. Сразу закрыл глаза, а когда я вернулся из ванной, где в течение пятнадцати минут костерил себя почем зря за несдержанность, и боязливо улегся рядом, он, кажется, уже спал. А я не хотел засыпать, потому что тогда сразу наступит завтра, которое может принести какие угодно сюрпризы.
Поклявшись себе не спать, пока не догорят свечи, я лежал и наблюдал за спящим Северусом, размышляя о том, что было бы неплохо вот так засыпать рядом каждый день и что было бы здорово по-хозяйски приподнять сейчас его руку, нырнуть под нее и крепко-крепко прижаться к его боку животом. А еще страшно хотелось сказать что-нибудь нелепое, вроде «мог ли ты подумать, что мы с тобой…».
Я изо всех сил боролся со сном, хотя глаза просто слипались, до тех пор, пока не догорела последняя свеча, и только тогда, в полной темноте и уже засыпая, я все-таки решился еле слышно и уже совсем невнятно пробормотать мерно сопящему Северусу мучившие меня слова:
- Мог ли ты когда-нибудь представить, что нам с тобой будет так хорошо вместе?..
И мне кажется, что уже во сне я услышал в ответ чуть слышное:
- Мог. Спи, Поттер.
tbc.