"Поводырь", перевод, макси, NC-17, hurt/comfort, ЗАКОНЧЕН

[~Nagini~]

Название: Поводырь
Переводчик:  ~Nagini~
Оригинал: Nightvisions by Carol A Frisbie, Susan K James, запрос отправлен
Размер: макси, в оригинале 104513 слов
Канон: Star Trek TOS
Пейринг: Спок/Джеймс Кёрк
Категория: слэш
Жанр: ангст, романс, хёрт/комфорт
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Кёрк был ослеплен толианским оружием, и Спок оставляет службу, чтобы быть рядом с ним.
Примечание: Фик был напечатан в 1979 году в фэнзине, выпущенном «Pulsar Press», и является первым опубликованным К/С-романом.
Читать целиком и скачать одним файлом с АО3

ГЛАВА 1

ГЛАВА 1

Как молодой актер – не редко что бывает -
Затверженную роль от страха забывает…
О, научись читать, что в сердце пишет страсть!
Глазами слышать лишь любви дано во власть.

---– У. Шекспир, сонет 23 в переводе Н. В. Гербеля


Спок торопливо шел по коридорам Командной базы, не в силах контролировать поток мыслей. По личному распоряжению капитана Кёрка ему надлежало явиться на Звёздную базу IX… но зачем?

Он отсутствовал целый месяц, и только теперь, когда совершил столь необходимое для ментального здоровья и устойчивости паломничество, осознал, как же сильно скучал по «Энтерпрайз». Он собирался нагнать корабль как можно быстрее, чтобы вернуться к благодарным и приносящим удовлетворение обязанностям старшего помощника… и к Джиму.

Странное сообщение сбивало с толку. Что капитан делает на Базе, когда «Энтерпрайз» находится за много световых лет отсюда?

Служебный шаттл послушно замер на стоянке, и Спок оказался посреди огромного и очень современного жилого квартала.

– Коммандер, мне подождать? – прервал размышления Спока пилот, которого руководство Базы выделило ему на время визита.

– Нет, спасибо. Вы мне пока не потребуетесь, – отпустив служащего, Спок принялся обозревать окрестности. Он находился в большом ухоженном саду, разбитом вокруг строения, смахивающего на пляжный домик. Усыпанный ракушками песчаный берег был совсем близко, и мощеная тропинка спускалась от дома прямо к беспокойным бледно-синим волнам. Расположенный в самом центре пестрого тропического сада, домик казался сверкающим бриллиантом, и его переливающиеся в лунном свете стеклянные стены манили спокойствием и умиротворением, а тяжелые портьеры, опускающиеся с внутренней стороны стекол, надежно хранили секреты жильцов от любопытных глаз.

Он позвонил в дверь, и на пороге появилась андорианка. Она вежливо поинтересовалась, как его зовут, и Спок не смог скрыть удивления. Этот дом, мебель, прислуга… все это навевало мысли о… постоянстве. Зачем Кёрку понадобились такие сложности, если он пробудет здесь совсем недолго?

Женщина вывела его обратно в сад и, попросив подождать, исчезла за закрывшейся дверью. Минуту спустя она вернулась и сообщила:

– Вас ждут, коммандер Спок. Прошу, входите.

Помещение, в которое его провели, оказалось рабочим кабинетом. Освещение было приглушено, но даже в неверной полутьме можно было легко разглядеть массивные полки красного дерева, сплошь заставленные книгами – настоящими бумажными книгами, которые так нежно любил Кёрк. Присутствовали также куда более привычные стопки карт памяти, на письменном столе стоял компьютер. Стеклянная дверь, ведущая во внутренний дворик, была открыта, и там Спок заметил человека, неподвижно сидящего в кресле и устроившего ступни на подставке для ног. Он видел только силуэт: волевой подбородок, коротко остриженные светлые волосы и широкие плечи, но ошибки быть не могло…

– Спок? – прозвучал мягкий, полный радушия голос. – Иди сюда, присаживайся! – Кёрк взмахнул рукой, указывая на соседнее кресло, и повернулся к вулканцу. – Прости, что не встал, чтобы тебя встретить. Я растянул лодыжку, и доктор запретил мне несколько дней подниматься на ноги, а с ним лучше не спорить!

– Капитан, я отсутствовал 33,4 дня и очень рад наконец вас видеть. Однако должен признать, что ожидал встретиться с вами и остальной командой на борту «Энтерпрайз».

– Разумеется, мистер Спок, разумеется… – губы Кёрка расплылись в мягкой, понимающей улыбке. – Верный, преданный своим обязанностям вулканец, как и всегда, – слова капитана звучали ласково, но почему-то Спок был разочарован полученным ответом, хоть и не понимал, откуда взялось это чувство. После нескольких недель отсутствия, после свершения паломничества, он пришел к новым умозаключениям касательно своего вулканского наследия, и это, как ни странно, во многом примирило его с человеческими эмоциями. Он скучал по Джиму Кёрку, а их теперешняя встреча оказалась совсем не тем, на что он рассчитывал. Огорчение – одно из чувств, совсем недавно признанных вулканцем – вот что он ощутил, когда внимательно оглядел своего капитана. Кёрк заметно похудел с момента их последней встречи, его лицо казалось бледным и отрешенным.

– Спок, давай сначала о тебе. Как поездка? Родители? – вопросы посыпались из Кёрка как из рога изобилия. Он хотел узнать всё и обо всём.

– Поездка была удовлетворительна по всем параметрам, капитан. Что касается родителей, то Сарек шлет вам свои наилучшие пожелания, а Аманда… свою любовь, – Спок едва не улыбнулся, с нежностью вспомнив неизменную и чисто человеческую экспрессивность матери.

– Спок, ты великолепно выглядишь! Я тоже рад тебя видеть… – Кёрк широко улыбнулся старшему помощнику. – Ох, прости, я ужасный хозяин. Хочешь что-нибудь выпить? – он потянулся к кнопке вызова, расположенной на ручке кресла. – Фруктового сока? Или рискнешь разделить со мной стаканчик траньи? – Кёрк покачал полупустым бокалом.

Хагар, его экономка, появилась с подносом в руках, подала Споку напиток, одновременно наполняя до краев бокал Кёрка.

Спок отпил глоток сладкого ярко-оранжевого ликёра и с любопытством осмотрелся.

– Джим, этот дом разительно отличается от капитанской каюты. Я восхищён работой дизайнера по интерьеру.

– Милый дом, не так ли? Мне и самому очень нравится. Он принадлежит моему отлучившемуся на несколько месяцев другу. Определённо, здесь куда лучше, чем в одном из этих безликих гостевых отсеков, которые может предложить руководство Базы.

Кёрк снова и снова задавал вопросы, внимательно слушал рассказ о поездке Спока, его впечатлениях о Вулкане, о том, что их отношения с отцом значительно улучшились. На его лице было написана только радость встречи, но Спок с беспокойством отметил, что улыбка, играющая на губах, резко контрастирует с неявным напряжением, сковавшим его друга. Слова звучали обыденно, руки расслабленно лежали на подлокотниках кресла, но мускулы, время от времени подрагивающие на его подбородке, говорили о собранности, с трудом скрываемом внутреннем надрыве. Тревога Спока с каждой минутой росла, и он рискнул спросить прямо.

– Капитан, простите мою бестактность, но что вы делаете на Звёздной базе?

– Мистер Спок, позвольте мне попытаться объяснить. Я… больше... не служу на «Энтерпрайз».

Это заявление, прямое, однозначное, взорвалось между ними, словно бомба замедленного действия, и Спок поймал себя на том, что не в силах контролировать выражение лица. Пытаясь преодолеть вихрь наполнивших его чувств, он даже не заметил горечи, прозвучавшей в голосе Кёрка.

– Могу я поздравить вас с заслуженным повышением, сэр? – Спок с трудом заставил себя произнести требуемые в данной ситуации формальные слова.

– Стой, Спок. Подожди с вопросами, ладно? Нет, я не лезу вверх по карьерной лестнице… я… оставляю службу. И да, я в полном порядке – как и корабль. Я просто решил уйти.

Спок молчал, понимая, что сейчас ему предложили уточнение, а не объяснение. Он ждал продолжения.

– Причины личного характера, – задумчиво протянул Кёрк, словно бы говоря с самим собой. – Нужно уходить, пока не стало слишком поздно. Все мечты, которым не суждено сбыться, все надежды, все… потери… всё ради этой требовательной, вечно голодной «железной леди»… Я женюсь, Спок, мне придется её оставить. Я женюсь на Китар, дочери адмирала Сингха.

Повисла гробовая тишина, и только несколько мгновений спустя Спок нашел в себе силы ответить.

– Капитан, я желаю вам и вашей невесте долгой жизни и процветания, – он постарался поверить в произнесённые слова. Глядя на Кёрка, Спок пытался определить, заметил ли тот боль на его лице, но Кёрк избегал встречаться с ним глазами, устремив взор куда-то вдаль, в сиреневый вечерний сумрак.

– Свадьба состоится на Орионе Бета – закрытая церемония только для родных Сингха, – смущение отразилось на лице капитана, но было мгновенно подавлено. – Маккой прибыл на Базу, чтобы помочь мне с организацией, но он скоро её покинет… Спок, я бы очень хотел пригласить тебя, но желание семьи… – Кёрк помолчал, а затем тихо добавил: – Я уезжаю через два дня.

Вулканец сидел неподвижно, опасаясь, что любое движение выдаст его истинные чувства, обнажит испуганного, брошенного ребенка, притаившегося у него внутри.

– Спок, они могут предложить «Энтерпрайз» тебе… Я, конечно, не уверен, но моё мнение должно быть для тебя очевидным. Лучшего варианта им не найти, – голос Кёрка сорвался. Хватка «железной леди», ослабела ли она хоть чуть-чуть? – И… ты, мой дорогой, друг, живи долго и процветай! – он протянул было ладонь для рукопожатия, но замер на полпути и, передумав, устало опустил руку. – Конечно, мы ещё увидимся до моего отъезда.

Спок понял, что визит окончен. Он тихо пожелал капитану доброй ночи, но Кёрк даже не повернулся в его сторону, просто смотрел на зажатый в ладони опустевший бокал, и вулканец медленно и нерешительно направился прочь.

Ему срочно нужно было отдышаться, пройтись и подумать. Он пошёл в сторону главного комплекса зданий, решительно меряя шагами дорогу и понимая, что не способен убежать от тревожных, мучительных вопросов, роящихся в сознании, убежать от послевкусия, оставленного странной встречей с человеком, который вдруг стал для него незнакомцем.

Куда он сейчас идет, куда должен идти? Звёздный флот – его «дом»… жестокая ирония этого слова ударила ему под дых. Флот, корабль, на котором он служил вот уже шестнадцать лет, его обязанности – его стиль жизни, его способ существовать достойно, принося пользу… но «дом»? Дом должен дарить тепло, ощущение защищенности, понимание, что есть на свете вещи… люди, ради которых стоит жить и умереть… Джим… Теперь это слово казалось Споку пустой насмешкой, иронией, звучащей в такт его одиноким шагам.

«Причины личного характера» – планы Кёрка, в которых не нашлось места для него. Он оставил бы службу, последовал бы за Джимом при любых обстоятельствах, куда угодно – кроме брачного союза.

Горечь потери окатывала его, словно ледяной липкий дождь, просачиваясь сквозь кожу, остужая сердце. Привкус этой горечи был для него нов: вулканец Спок сорок лет укреплял окружавшую его каменную стену, он не встретил на своём пути почти ничего, что ценил бы по-настоящему, боялся бы потерять. Но не так давно приобретенные особенные отношения, это драгоценное чувство, которое он только-только осмелился признать, эта тонкая материя, наполненная неизмеримой красотой, сейчас окрасилась черными красками потери…

Вернувшись в гостевые комнаты, выделенные ему руководством Звёздной базы, Спок принялся бродить по номеру. Необъяснимая, совсем невулканская волна ревности, почти ненависти, клокотала в груди. Она выиграла, эта женщина, которую он даже не видел, эта безликая незнакомка. Поддавшись внезапному порыву, он сел за компьютер и решительно ввел запрос, озлобленно колотя пальцами по клавиатуре.

– Спок, коммандер, звездолёт «Энтерпрайз», личные данные, допуск класса «С». Выдать мне всю доступную информацию об адмирале Сингхе, Индре. Конкретизация: история семьи, потомство.

Монотонное пощелкивание компьютера сменилось женским голосом, предоставляющим запрошенные данные:

– Индра Сингх, адмирал, возраст: 62 года. Назначение: военный губернатор, Орион Бета II. Семейное положение: женат. Потомство: одна дочь, Китар Сингх-Уотсон, замужем за коммандером Томасом Уотсоном, звёздная дата 2344.12. Родители: де…

– Довольно, – оборвал Спок компьютер и поспешил к двери. Не дожидаясь транспорта, практически бегом, он устремился вдоль линии пляжа.

Эти слова: «…замужем за коммандером Томасом Уотсоном…» прогремели для него словно сигнал боевой тревоги, запустивший цепную реакцию в тренированном логичном разуме, оживляя его аналитические способности, останавливая бушующий водоворот эмоций, только что грозивший поглотить его с головой. Что-то было не так, иначе и быть не может! Китар Сингх замужем за коммандером Томасом Уотсоном уже два месяца. Совершенно очевидно, что Кёрк… солгал ему. А Кёрк, он понимал это отчетливо, не стал бы ему лгать, если бы не… Скрывает… он что-то скрывает. Может, это связано с какой-то миссией, в которой Спок не должен участвовать? Да уж, их воссоединение действительно оказалось странным…

Он поймал себя на том, что ищет объяснение, пытаясь оттолкнуть смутное пока подозрение, что случилось что-то очень плохое, но это подозрение крепло в нем с каждой секундой.

Их встреча смахивала на составную картину, написанную в черных и серых тонах, мозаику с отсутствующими элементами, без которых невозможно собрать единое целое. И в центре всего этого был Кёрк, почти неуловимо изменившийся, не такой как всегда.

Он ощутимо запыхался, когда добрался до дома. Стараясь отдышаться, он ненадолго остановился, приводя в норму свое сердцебиение и собираясь с мыслями. А потом вместо того, чтобы пройти сквозь главные ворота, он направился вокруг забора к боковой калитке и вскоре оказался во внутреннем дворике, сообщённом с рабочим кабинетом.

Раздвижная стеклянная дверь была по-прежнему открыта, но лампы в помещении на этот раз горели ярко. Кёрк сидел за письменным столом, уткнувшись лицом в ладони. Он был облачён в чёрную тунику, плечи были безвольно опущены, и, глядя на охваченного бессильным отчаянием друга, Спок больше не сомневался в том, что случилось что-то поистине чудовищное.

Услышав приближающиеся шаги, Кёрк поднял голову, посмотрел прямо на Спока и тихо спросил:

– Это ты, Боунз?

Его глаза были широко открыты, он, не моргая, глядел прямо на вулканца, и тогда Спок все понял. Кёрк был слеп.

* * * * *

Разговор, которого он ждал, состоялся около часа назад. Несмотря на то, что Кёрк говорил по телекому совершенно спокойно, сообщив о визите Спока и о том, что их план, похоже, сработал, Маккою казалось, что он должен быть рядом. Они проговорили почти полчаса… но что-то в голосе Кёрка наводило доктора на мысль, что депрессия его друга усугубляется.

Нервно побарабанив пальцами по столу, Маккой решил налить себе еще одну порцию алкоголя. Выделенные Звёздной базой апартаменты, состоящее из жилых комнат и рабочего кабинета, казались доктору слишком большими, но, несомненно, более удобными по сравнению с ограниченным пространством его каюты на «Энтерпрайз».

«Энтерпрайз»… конечно, он будет по ней скучать… но его место здесь, с Джимом. Когда он доставил Кёрка на Базу, то подал запрос и незамедлительно оформил перевод. Корабельный хирург в поисках работы был штучным, ценным товаром, и без каких-либо проволочек его назначили главой специального исследовательского отдела местного Медицинского центра. Кёрку будет проще примириться с текущим положением дел, если он будет знать, что Маккой продолжает работать, а самому Маккою позволит без лишних сложностей сделать то, что он должен сделать… быть рядом с другом.

Настойчивый стук в дверь застал его врасплох – он никого не ждал. Так что, когда он открыл дверь и увидел на пороге вулканца, доктор сразу понял, что их с Джимом план все-таки провалился.

Он никогда не видел Спока в таком состоянии: его лицо блестело от пота, волосы были растрепаны, ботинки покрыты толстым слоем пыли, форменка смята и чем-то испачкана, а глаза… словно две глубоких угольных шахты, на дне которых полыхали невыносимые боль и ярость.

– Доктор Маккой, за что? Разве я не имел право знать? Я требую, чтобы вы мне все рассказали! Что произошло с Джимом и почему вы решили от меня это скрыть? – слова звучали взвешенно, но сопровождающий их взгляд говорил о невысказанном, нестерпимом страдании.

– Спок… что… что, черт подери, с вами случилось? – Маккою никак не удавалось собраться и достойно встретить нежданную атаку, мысленно он старался отыскать какой-нибудь способ выкрутиться из сложившейся ситуации. Но потом он взглянул на Спока, страшного в своей боли и злости, и понял, что способ есть только один. Сказать правду.

С немалым трудом он взял себя в руки и, глядя Споку прямо в глаза, заговорил медленно и четко:

– Спок, Джим ослеп. Вероятнее всего, необратимо. Он потерял зрение месяц назад, сразу после того, как ты уехал. Это долгая история… Как ты это понял?

Спок помолчал пару секунд.

– Я не понял… сначала. Но потом я вернулся. Он меня не узнал.

Леденящая дрожь сотрясла вулканца, когда он вспомнил, как Кёрк снова и снова спрашивал: «Кто это? Боунз? Тормак? Кто здесь?» Спок не смог ответить, не сумел найти в себе силы заговорить с ним в тот момент. Шокированный, он развернулся и побежал прочь, оставив друга в темноте, растерянного, испуганно ищущего ночного гостя.

Спок почувствовал, что его снова сковывает ужас, когда он мысленно представил Джима – одинокого, потерянного и совершенно беспомощного. Но он должен был всё узнать.

– Доктор Маккой, вы должны рассказать мне все подробности. Немедленно!

– Сядь, и я расскажу, – отрезал Маккой. Спок не пошевелился, только встретил его взгляд с холодной решимостью, и доктор, вздохнув, приступил к рассказу:

– Это случилось сразу после того, как ты отбыл на Вулкан. «Энтерпрайз» было приказано отправляться в Толианский сектор. Согласно последним расчетам геофизиков, вскоре должна была произойти долгая пространственная интерфаза, и нам было поручено попытаться вернуть «Дифайэнт». Федерация желала получить его назад, причем желала отчаянно. Они боялись позволить всему ее военному арсеналу и аппаратуре болтаться где-то между галактиками в свободном доступе для всех любопытствующих и, возможно, враждебных рас.

– На этот раз мы подготовились и накачали команду до полупьяного состояния раствором производных хлорфарагена, чтобы предотвратить космическое безумие. Мы быстро обнаружили «Дифайэнт», видели его своими глазами, но сенсоры ничего не регистрировали. Он болтался там как тело без признаков жизни, он сам и его тень одновременно.

– Как обычно Джим решил отправиться на «Дифайэнт» самостоятельно, чтобы скоординировать стыковку корабля с тяговыми лучами «Энтерпрайз». Ох, Спок, мы должны были тридцать раз подумать, но ты же знаешь Джима, его не переубедить. Он только ухмыльнулся, как обычно, да сверкнул глазами (тогда я в последний раз видел этот блеск): «к старости становишься нервным, да, Боунз?», а потом встал на платформу транспортера. Всё остальное, чёрт его дери, произошло так быстро, что я даже не уверен в точности своего рассказа, – Маккой умолк, погружаясь в воспоминания, и на его лице отразилась явная боль, а губы плотно сжались, делая его похожим на сломленного старика. С горечью в голосе он продолжил:

– Силуэты на платформе только начали мерцать, и тут мы услышали жужжание чужого транспортера, вмешавшегося в работу нашего и перехватившего наш десант. Захваченный двумя лучами, Джим стоял, словно парализованный, не в состоянии пошевелиться, и тогда этот грёбаный толианец появился на платформе рядом с ним. Достав оружие, он прицелился капитану в голову, и ярко-красный луч – дьявольский огонь, не иначе, – попал Джиму прямо в лоб. Он вскрикнул, руки дернулись от боли, разрывая пересечение лучей транспортера. А потом он прижал ладони к вискам, словно стараясь защититься от нападения голыми руками, и упал.

– Охрана выстрелила в толианца, и нарушитель дезинтегрировал прямо на наших глазах, оставив за собой только оружие. Как я узнал позже – в тот момент меня интересовало только состояние Джима – фазер охранника был установлен на оглушение, и убило толианца отнюдь не это. Похоже, он был смертником, и луч, любой луч – хоть фазера, хоть транспортера – привёл бы к его немедленной аннигиляции.

– Звёздный флот собрал осколки оружия и внимательно их исследовал, разложив вплоть до молекул, но ответ не найден до сих пор. Мы не представляем, как оно работает – только, что оно делает… – Маккой снова помолчал, справляясь с эмоциями, вызванными воспоминаниями. Налил себе еще стаканчик и предложил Споку, но тот решительно отказался, готовясь внимательно слушать продолжении истории.

– В течение нескольких дней Джим то приходил в себя, то опять терял сознание. Он был подключен к аппарату жизнеобеспечения, и при этом мы не могли найти никакой патологии, которая могла бы объяснить его состояние. Мы опасались, что его мозг поврежден необратимо, что может случиться кровоизлияние. Однако в один прекрасный день боль просто исчезла, и он пришел в себя… абсолютно слепым.

Какое-то время оба сидели неподвижно, погруженные в свои мысли, в общее на двоих горе. Лицо Спока не выражало абсолютно ничего, но не маска вулканского спокойствия делала его таким, а отпечаток душевной боли.

– Доктор Маккой, – хрипло проговорил он, – вы правда считали, что я не узнаю об этом рано или поздно?

– Не считал, – вздохнул Маккой, – но надеялся, что это случится тогда, когда в должности капитана ты уведешь корабль за много световых лет отсюда… и, может быть, тогда осознаешь, что именно этого хотел Джим, сумеешь понять, почему он так поступил.

– Никогда.

И за этим словом последовала долгая тишина.

Маккой очнулся первым:

– Джим! О господи, он там совсем один. Нужно бежать к нему, – схватив аптечку первой медицинской помощи, он поспешил к выходу, утаскивая Спока за собой.

– Я должен предупредить тебя еще кое о чём. У Джима до сих случаются эти необъяснимые припадки… не так часто, как раньше – с тех пор, как мы прибыли сюда, было всего два. Они начинаются без всякого предупреждения как мучительные головные боли, приводящие в итоге к потере сознания. И что хуже всего… в результате припадков резко увеличивается внутричерепное давление, что может привести к инсульту и обширному кровоизлиянию в мозг. Мы не знаем, из-за чего это происходит, но волнение и другие сильные эмоции могут выступать как провоцирующие факторы, а ты определенно оставил Джима в возбужденном состоянии. Лучше нам поспешить, Спок.

* * * * *

В доме было темно и тихо, свет горел только в обеденной зоне. Экономка еще не спала. Тихо напевая себе под нос, она заканчивала работу на кухне. Маккой сразу же направился в спальню Кёрка. Он пробыл там пару минут, показавшихся Споку вечностью, а потом открыл дверь и жестом пригласил вулканца войти. Спок не представлял, о чем они там говорили, но к моменту его появления Кёрк сидел в огромном кресле, которое, казалось, вот-вот проглотит своего исхудавшего владельца. Успокоительное, введенное ему Маккоем, помогло расслабиться, но когда он повернул голову в направлении приближающихся шагов, Спок разглядел в его лице явное смущение и неуверенность в себе. Маккой, привыкший считывать выразительную мимику капитана, заметил также облегчение и слабую улыбку, притаившуюся в уголках губ: спектакль позади, и Спок здесь, рядом с ним…

Господи, как же он по нему скучал, – подумал Маккой со странной дрожью в сердце. Кёрку пришлось нелегко, когда он пытался утаить свою слепоту, чтобы отпустить Спока на волю… но где-то там, в подсознании, он наверняка хотел, чтобы правда вышла наружу, чтобы его друг всё узнал.

– Спок? – Кёрк протянул руку, и Спок после секундного колебания сжал его ладонь.

– Это я, капитан. Доктор Маккой рассказал… – он осекся, заметив, что рука Кёрка дрогнула при слове: «капитан». Впредь стоит воздержаться от его использования.

– Спок. Прости, что был вынужден солгать тебе, – Почувствовав боль в голосе Кёрка, Спок склонил голову. – Этот фарс не принес мне никакого удовольствия… Позволь мне объяснить.

Спок чуть сжал его ладонь, чтобы остановить.

– Джим, не стоит. Я понимаю, я действительно понимаю… – его голос был полон нежности, но в обращенном к Маккою взоре полыхали языки пламени. И тогда доктор понял: Кёрк прощен. Спок понимал, чем он руководствуется. Он, но не Маккой. И когда безжалостный взгляд темных глаз впился в его лицо, по позвоночнику доктора пробежала дрожь…

– Я… должен был так поступить… ради тебя, – добавил Кёрк, и Спок понял, как сложно, как невыносимо трудно, далось ему это решение. И весь этот «фарс», который Кёрк и Маккой спланировали всего за 24 часа до его прибытия…

Все кусочки мозаики наконец заняли свои места: неподвижно сидящий Кёрк, не поднявшийся, чтобы его поприветствовать, предложив в качестве оправдания больную лодыжку, свадебные планы, бокал в руке Кёрка, который он так ни разу и не поставил на стол, его расфокусированный задумчивый взгляд…

Стоило вулканцу погрузиться в размышления, как на лице Кёрка отразилось разочарование, и только тогда Спок сообразил, что его друг больше не способен понимать, что происходит с собеседником, когда тот молчит. И тогда он нарушил тишину, решившись задать вопрос, ответ на который для него был очень важен:

– Джим, я хочу продлить увольнительную и остаться на Звездной базе IX. Ты позволишь мне быть рядом с тобой?

– А как же «Энтерпрайз», Спок? Кто возьмет корабль под свою ответственность? А как же ты? Как долго командование Флота разрешит тебе продлевать отпуск? – Кёрк всё ещё продолжал отрицать очевидное, но вулканец прервал его, повторив предыдущий вопрос:

– Ты позволишь мне быть рядом?

И это прозвучало настолько уверенно, настолько искренне, что Кёрк только кивнул с благодарностью. Счастливая улыбка осветила его лицо, когда он позвал экономку, чтобы та подготовила для Спока гостевые комнаты. Проблема никуда не делась, и решение ещё только предстояло принять: Споку придется уехать, но не сейчас – позже. Со всем этим они непременно разберутся когда-нибудь потом. Спок был здесь, и в данный момент ничто другое не имело значения.

* * * * *

Возвращаясь в свое жилище, Маккой старался хоть как-то привести мысли в порядок. Итак, Спок все узнал… и решил остаться, как он, доктор, и предполагал. С самого начала вся цепь событий была случайной. Сразу после инцидента Маккой настойчиво пытался связаться со Споком, но тот был недоступен. Вулканцы во время паломничества не имеют связи с внешним миром. Это древнее правило, и никто не имел права его нарушать.

Когда Кёрк пришёл в сознание, он умолял, просил, угрожал и наконец выбил из Маккоя обещание сохранить всё в тайне – хотя бы на какое-то время. Прошло пару недель, и доктор осознал, что поддерживает намерения капитана: он боялся, что настойчивая опека Спока скорее помешает реабилитации Кёрка, нежели ускорит её. А к тому моменту, когда до них дошли вести, что Спок направляется на «Энтерпрайз», и Кёрк решил перенаправить его на Базу до того, как он узнает о произошедшем, Маккой был безоговорочно готов помочь Кёрку разыграть этот спектакль...

Но теперь он больше не был ни в чём уверен. Этой ночью, когда он наблюдал за Кёрком, его не покидало ощущение, что он наконец вернулся домой после долгого изматывающего путешествия. Было совершенно очевидно, что Спок нужен Джиму.

Со смешанными чувствами Маккой осознал, что начался совершенно новый этап их жизней.

-конец 1 главы-

ГЛАВА 2 в комментариях
ГЛАВА 3 в комментариях
ГЛАВА 4 в комментариях
ГЛАВА 5 в комментариях
ГЛАВА 6:
Часть 1 в комментариях
Часть 2 в комментариях
Часть 3 в комментариях
ГЛАВА 7 в комментариях
ГЛАВА 8 в комментариях
ГЛАВА 9 в комментариях
ГЛАВА 10 в комментариях
ГЛАВА 11 и ЭПИЛОГ в комментариях

запись создана: 17.08.2017 в 01:25

@темы: Spirk, Star Trek, TOS, Spock is love, мои переводы (а руки чесались...), Слэш, Фанфики, Kirk, McCoy

Comments

[~Nagini~]

Shady, в упор не вижу

[Shady]

~Nagini~, а так? Первая картинка из шапки поста.

[~Nagini~]

Shady, ах, эта точка!
я даже не поняла)) наверное, так лучше, да. Спасибо! Вечером попаду за комп, поменяю.

[stspjl]

Боже! Это было во всех смыслах восхитительно! Я специально зарегистрировалась здесь, чтобы прочитать этот перевод ) Очень надеюсь, что новая гава не заставит себя ждать! 😉
Спасибо большое Вам, Вы прекрасны! ❤

[~Nagini~]

stspjl, спасибо вам за такие тёплые слова! Очень рада, что перевод по душе
Новая глава будет уже сегодня

[~Nagini~]

ГЛАВА 4

Захлопни дверь без ссор и без дебатов.
Уйди, не потеряв лица в пылу.
…Пусть из потерь в итоге выйдет прок.
Но прения с незрелыми умами
со стычкой "За" и "Против" – это блажь.
Пусть ровно и спокойно светит пламя,
иначе выйдет только ералаш.
Я ни с тобою, ни с собой не спорю:
не трачу дней на болтовню о вздоре.

---– Эдна Сент-Вин­сент Миллей в переводе В. Кормана

Строение смахивало на крепость – высоченные отполированные столетиями стены грозно поднимались над выжженной землей, мрачной тенью выступая из-за линии горизонта. На Земле такая местность была характерна для прерий, но на этой засушливой планете, опаляемой светом двух солнц, – навсегда оставалась безжизненной расширяющейся пустыней. Здесь не было животных, растений, никакой жизни вообще, и именно поэтому Звёздный флот выбрал это место для строительства одного из наиболее важных комплексов – засекреченной исследовательской лаборатории, выступающей в качестве руководящего центра всего региона, а также неизменного места проведения секретных совещаний самого высокого уровня. В океане мёртвого грязно-желтого песка, под оранжевым безоблачным небом подобное форту сооружение напоминало кишащий живностью оазис в пустыне.

Небольшое жилое помещение, которое выделили Кёрку по его просьбе, оказалось, довольно комфортабельным. Он был абсолютно один, и это, к его немалому удивлению и радости, практически не доставляло никаких неудобств.

Его решение присутствовать на переговорах было окончательным и бесповоротным, и что бы там не думали себе Спок и Маккой, какие бы беспокойства их не терзали, озвучивать они их не стали. Его решение было безмолвно принято как «приказ главнокомандующего», и Кёрк искренне надеялся, что эта поездка убедит друзей в том, что он вполне способен сам позаботиться о себе.

Тормак составил ему компанию в качестве шофёра и личного помощника. Кёрку нравился этот андорианец, он был лёгок в общении, надежен и вызывал доверие, но всё же не был близким другом. Как раз то что нужно.

Переговоры должны были начаться в первый же день его прибытия, и у Кёрка сосало под ложечкой, когда он входил в зал совещаний под руку с йоменом, назначенным специально для того, чтобы за ним присматривать. Он чувствовал, как на него устремились взгляды – цепкие, полные удивления и любопытства непрошенные взгляды незнакомцев, вторгающиеся в его личное пространство, проникающие прямо под кожу. Он мог легко ощутить, как меняется «настроение» этих взглядов: недоумение, узнавание, а потом – без всякого сомнения – жалость.

Мысленно отмахнувшись от представшей перед внутренним взором картины, он постарался как можно быстрее забыть это неприятное ощущение. Он не станет заниматься самокопанием, только не сейчас. Он слишком хорошо помнил первые дни своего пребывания на Базе, своё почти параноидальное желание сидеть в четырёх стенах, свой страх встречи с друзьями и коллегами, из самых лучших побуждений пытавшихся его навестить в первые несколько недель. Он не выходил за пределы сада, день за днём подолгу просиживал в комнате, глядя в окно невидящим взором, словно пытался разглядеть за стеклом мир, частью которого он больше не был. Маккой начал всерьёз беспокоиться, полагая, что стремление Кёрка сидеть неподвижно вызвано боязнью падения, столкновения с предметами или потери направления.

Но дело было не в этом… Ему было наплевать на ушибы, синяки и царапины, ставшие постоянными спутниками его ежедневной «борьбы за независимость». Они не причиняли особой боли. Бестактные взгляды окружающих ранили куда сильнее. Именно они заставляли его чувствовать себя беспомощным, неуклюжим, потерянным. Но он прошёл долгий путь и больше не может позволить себе эту слабость.

Усилием воли он стряхнул с себя непрошенные мысли. Лёгкость, с которой человек погружается в себя, отделяясь от мира, казалась Кёрку одной из главных опасностей слепоты. Он снова вслушался в голоса присутствующих, пытаясь поймать нить разговора.

Доклады первого дня были посвящены вопросам представления присутствующих, договоренностей и прочих бюрократическим аспектам, поэтому Кёрк особо в них не вникал. Совет состоял из одиннадцати избранных членов и нескольких приглашенных экспертов, вызванных для обсуждения ряда узких проблем. Некоторых из них он знал лично, о других – только понаслышке. Стокер был здесь. Лейтенант-коммандер Уитни, с которым он был знаком ещё с Академии, и адмирал Льюис – старый противник, бдительно следивший за карьерой Кёрка, время от времени язвительно его критикуя. Они обменялись вежливыми приветствиями, но по большей части старались избегать компании друг друга.

Когда он вернулся в своё жилище, то некоторое время провёл за составлением плана комнат, стараясь чётко сориентироваться в пространстве, тщательно запомнить расположение объектов и расстояние между ними. Тормак провёл его по помещению в первый раз, но потом Кёрк отказался от помощи андорианца. Он хотел остаться наедине со своими мыслями.

Он не был одни с тех пор… с тех пор, как получил травму. Даже в самые первые дни, воспоминаний о которых у него почти не сохранилось, несмотря на невыносимую боль и ускользающее сознание, он ощущал присутствие Маккоя, его заботу и беспокойство, плохо замаскированные под скупой профессионализм. Маккой никого к нему не пускал, но сам был рядом, неотлучно, питая Кёрка той силой, какой обладал только он один. Боунс – такой заботливый… заботливый мягкосердечный глупец! Конечно, он нашёл себе работу в исследовательских лабораториях Базы – работу, с которой справился бы любой квалифицированный врач – но исследования никогда не были по-настоящему интересны Маккою. Он жил для того, чтобы помогать людям, исцелять их. Настоящих людей. Не экспериментальные образцы.

А Спок? Такой напряжённый, такой дёрганный, ставший совсем другим в тот день, когда остался на Базе ради Кёрка. В каждом его действии сквозили нерешительность, осторожность, как будто… как будто он вообще не понимал, что вокруг происходит. Запутавшийся, какой-то не-вулканский Спок, посылающий Кёрку совершенно непонятные сигналы, подверженный нехарактерным перепадам настроения… Кёрк не мог разгадать этого Спока, и дело было совсем не в потере зрения.

Присутствие Спока изменило и его самого, смягчило, подплавило ледяную корку, которой он окружил себя сам, закрываясь от мира. Но этот ледяной барьер давал ему уверенность. Его боль, отчаяние, презренные демоны жалости к себе самому были крепко заперты внутри, окаменевшие, никем не видимые гротескные изваяния, созданные его гордостью. Спок обнажил его слабость, а он не мог её себе позволить, не был готов встретиться с ней лицом к лицу. Неполноценной жизни Кёрк страшился куда больше, чем смерти.

Спок, его вулканский друг… Спок принадлежал звёздам, много лет назад он заменил ими отчий дом. Это было очевидно, прозрачно, логично – так почему же Спок этого не понимает? Может, отъезд Кёрка откроет ему глаза? Может, он осознает и наконец оставит его, вместо того, чтобы сидеть рядом, руководствуясь преданностью и ложным чувством долга? Спок должен понять – не сможет сам, так нужно заставить – что он был предан другому Кёрку, капитану Кёрку, ныне усопшему. И тот Кёрк хотел бы, чтобы его друг занял своё место – капитанское кресло звездолёта «Энтерпрайз». Как было бы здорово, если бы Спок улетел к тому времени, когда Кёрк вернётся домой…

Он так сильно отвык от активной деятельности, что к вечеру чувствовал себя совершенно измотанным, и был рад вернуться в свои комнаты. Повалившись на кровать, он мгновенно отключился и без сновидений проспал до утра.

Во второй день обсуждались различные столкновения Федерации с инопланетными расами, и Кёрк поймал себя на том, что охотно подключился к оживлённой дискуссии, несмотря на то, что обещал себе не выходить из роли молчаливого слушателя. Льюис высказывался в пользу политики силового вмешательства и демонстрации превосходства; Стокер подчеркивал важность мирного урегулирования спорных ситуаций, считая, что это единственный способ избежать вооружённого конфликта галактического масштаба.

– Коммодор Кёрк, полагаю, опыта работы в полевых условиях у вас куда больше, чем у всех нас вместе взятых, – произнёс Стокер, желая услышать его мнение. – Какую стратегию порекомендовали бы вы, исходя из своего опыта?

Кёрк помолчал пару секунд, прежде чем ответить.

– Я не могу посоветовать. Каждый случай уникален, поэтому оценить ситуацию и принять какие-то решения можно только на месте. Капитан часто оказывается в шкуре актёра, которому не дали сценарий, и всё, что остаётся – это импровизировать. Бывает, что не обойтись без шляпы, из которой приходится доставать «кролика» – например, уловка с «корбомитом» сработала для нас дважды. Но более прочего… капитану нужна удача…

– И это ваш совет, как эксперта, Кёрк? – издёвка в голосе Льюиса была более чем очевидна. – Будем желать капитанам удачи перед тем, как отправлять их в миссии? Посмотрел бы я на реакцию вулканцев, вздумай вы поделиться с ними этой мудростью. Да их Научная академия просто подняла бы вас на смех!

[~Nagini~]

– Господа, я имел в виду, – невозмутимо ответил Кёрк, – что вам не удастся вывести формулу, которая поможет в реальной ситуации. Космос – это не то место, где работают алгоритмы. Мы должны каждый миг ожидать неожиданного, непознанного и необъяснимого с точки зрения привычных человеку концепций. Конечно, определённые правила нужны, мы должны твёрдо знать, что можно, а что нельзя. Должны понимать пределы своих возможностей – например, в том, что касается вооружения. Но, прежде всего, мы должны твёрдо усвоить основные принципы – такие, как «Первая директива» – способные послужить прочным фундаментом нашей собственной нравственности, и именно на эти принципы, в лучших традициях интерсубъективности, можно опираться при взаимодействии с другими мирами. Если говорить обо мне, то правило невмешательства всегда казалось мне скорее моральным постулатом, нежели тактическим руководством. А уж когда речь идёт о морали, тогда интуиция – лучший советчик... И кстати, адмирал Льюис, счастлив сообщить вам, что вулканцы не понаслышке знакомы с понятием «удача» – проконсультируйтесь с коммандером Споком по этому вопросу.

Адмирал покраснел.

– Вам не кажется, коммодор, что вы толкуете «Первую директиву» очень вольно? Мы только что обсуждали миссию вашу на Гамму Южного Треугольника VI. А что вы можете рассказать нам о том, как уничтожили Лэндрю на Бета 3000? Стратегия менялась – то корабельные фазеры, то ваша собственная, по-видимому, довольно убедительная логика, но моральные принципы оставались неизменными – и, мягко сказать, сомнительными – в обоих случаях. Капитан звездолёта – формовщик цивилизаций… – он глубоко вдохнул, стараясь подавить приступ острой личной неприязни к собеседнику, затем продолжил: – Перемены, прогресс, свобода выбора – важнейшие вещи, ценности высочайшего порядка – для человека, Кёрк, для человека! Вы воссоздавали эти культуры по своему усмотрению…

– Эти культуры не были «культурами», – в ответ повысил голос Кёрк. – Бета 3000 погибала из-за того, что Лэндрю трактовал идею совершенства единственным доступным для машины способом, а Гамма Южного Треугольника под руководством Ваала была скорее ботаническим садом, нежели сообществом живых существ. Управляемое машинами, население этих планет было поголовно лишено разума, самосознания. Смоделированная смерть или смоделированная жизнь – что лучше? Освобождение от машин дало им хотя шанс с течением времени научиться принимать собственные решения, и кроме того…

Перепалка была прервана адмиралом Пиотро, председателем собрания.

– Господа, прошу вас, давайте вернёмся к повестке дня. Коммодор Кёрк, вам ещё есть что добавить?

– Да, сэр. Прошу прощения за отклонение от темы. Всю ночь я размышлял о наших столкновениях с инопланетными расами и, говоря по правде, ответ на вопрос, заданный адмиралом Стокером, уже не кажется мне столь очевидным, каким казался еще вчера. Я даже не могу сказать, «мечом» или «словом» нам удавалось разрешить большинство конфликтов – грань слишком тонкая. Взять, например, случай с хортой, произошедший на Янусе VI. В тот раз мы были охотниками и были жертвами, были готовы убить и подвергались смертельной опасности, а сегодня, как я слышал, новое поколение хорт трудится бок о бок с шахтёрами. А в истории с Балоком и Первой федерацией мы были на грани уничтожения кораблей друг друга прежде чем поняли, что нужно не только говорить, но и слушать. И таких эпизодов – великое множество…

– Мне любопытно, Кёрк, как бы вы охарактеризовали происшествие с толианцами? – снова вступил Льюис, на этот раз даже не пытаясь скрыть раздражение. Вопрос подобно раскату грома взорвал тишину конференц-зала, и, казалось, все присутствующие задержали дыхание. Секунды складывались в минуты, но никто не отвечал, не комментировал, никто не зашептал и даже не кашлянул, чтобы разрушить повисшее напряжение. Словно граната с выдернутой чекой, вопрос лежал перед Кёрком, ожидая его реакции. Никто иной не имел права на него отвечать.

– Происшествие с толианцами стоит классифицировать как военный инцидент, разрешённый с минимальным ущербом для жизни, собственности и статуса, – ответил Кёрк, надеясь, что Льюис не будет настаивать на продолжении этого разговора. Напрасно.

– Этого инцидента, Кёрк, не случилось бы вовсе, если бы не необъяснимое поведение вашего старшего помощника, мистера Спока. Его жалкие попытки решить проблему с помощью дипломатии потерпели крах, так же как потерпели крах и его неосторожные военные действия. Он выступил против толианцев, потерял капитана, загнал «Энтерпрайз» в смертельную ловушку. Рискнул четырьмястами жизнями! Его стоило представить военному суду за это!

Кёрк вскочил на ноги. Впервые за всё время заседания он на самом деле потерял контроль над собой.

– Адмирал Льюис, вам не следует переходить на личности. С коммандера Спока были сняты все выдвинутые после этого происшествия обвинения. Более того, он был отмечен в приказе за спасение «Энтерпрайз». И я не стану молча сидеть и слушать, как вы толкаете речи, изобилующие инсинуациями и публичными оскорблениями в адрес отсутствующего здесь мистера Спока…

Конференц-зал был по-прежнему погружён в тишину, и казалось, что Кёрк почти кричит.

Внезапно на него накатила чудовищная слабость. Кончиками пальцев он коснулся часов – совещание близилось к концу. Он даже не стал садиться. Не давая себе времени передумать, он схватил дежурившего у его кресла йомена за руку и повернулся к двери.

– Прошу меня извинить, господа.

Его ощутимо подташнивало.

* * * * *

Пустая комната показалась Кёрку холодной и негостеприимной. Он включил приёмник, чтобы заполнить тишину, но донёсшийся из динамиков механический голос невероятным образом сделал её только оглушительнее… Бессмысленные слова, произносимые роботом, лишённым человеческих эмоций, только подчёркивали его одиночество.

Может, стоить пойти прогуляться? Что-нибудь купить, ознакомиться с окрестностями, встретить кого-нибудь из старых друзей или знакомых? Не став снимать комплект сенсоров, он отыскал трость, шагнул к дверям и замер. Куда ему идти? В одиночку он собьётся с пути, но звать на помощь свой «эскорт» не хотелось. От мысли, что с ним рядом всё время будет профессионал, обученный обращаться с незрячими, мутило. Раздосадованно сорвав с себя сенсоры, он бросил их на кровать. Бесполезное изобретение… Причудливый способ сообщить всем: «Я в порядке, спасибо! Я способен делать всё сам». Но он не способен. И совершенно не в порядке.

Вскоре, всё так же в одиночестве, он лежал без сна в своей постели, широко открыв глаза и слушая проникающие в комнату приглушённые звуки живущей активной жизнью Базы.

Льюис, чёртов ублюдок! Таким как он не место во Флоте… Он считает, что имеет право совать нос в чужие дела, не верит в концепцию объективного подхода… Руководствуясь собственными симпатиями и антипатиями, превращает рабочие вопросы в сражения личного характера… Жалкое ничтожество, вцепившееся зубами в Спока, чтобы добраться до меня… Но ничего хорошего ему это не принесёт…

Отбросив прочь холодные простыни, он поднялся на ноги, и принялся рассеянно бродить по помещению, пока не отыскал рукомойник. Напившись, он вернулся в кровать.

Спок… Он рискнул тогда всем, бросил вызов Звёздному флоту, здравому смыслу, логике, пошёл против Маккоя, не обращал внимания на неодобрение команды, не думал даже о том, чего бы хотел я, если бы мог принять решение… Почему? Почему он так поступил? Я сам защищал бы Спока, даже если бы всё высшее командование полопалось от ярости, но… почему Спок так поступил?

Начинала болеть голова. Кёрк старался лежать неподвижно, не думая ни о чём, пытался расслабиться, но он слишком сильно устал. Был измотан до изнеможения. До такой степени, что казался себе не способной чувствовать скорлупкой с зияющей пустотой внутри. С содроганием он вспомнил звенящую, невыносимую тишину, последовавшую за вопросом Льюиса, и вдруг подумал… Не было ли у переговоров какой-то скрытой, неизвестной ему одному, цели?

* * * * *

Тормак принёс завтрак ему в комнату. Кёрку нравилась уединенность его личного жилища, и совсем не хотелось отправляться в шумную столовую, где его всюду преследовали бы тяжёлые взгляды, попытки помочь, дать совет, где он кожей ощущал бы жалость, которую испытывали к нему окружающие.

Гул голосов сменился шёпотом, когда он вошёл в конференц-зал на дневное заседание. Он замер, затем расправил плечи и уверенно прошествовал на своё место. Казалось, он совершенно холоден, отстранён и с мрачной решимостью контролирует каждый свой жест. Разговоры вокруг возобновились.

– Господа, я полагаю, пришло время поговорить о шпионе, пойманном три недели назад, – открыл дискуссию адмирал Пиотро.

Значит, скрытая цель у переговоров всё же была, – подумал Кёрк, чувствуя, как сердце уходит в пятки.

– Предлагаю для начала озвучить известные на сегодняшний факты: речь пойдёт о толианце, захваченном на маленькой нейтральной планете, расположенной у самой границы толианского сектора. Это зона находится во множестве световых лет от того места, где экипаж «Энтерпрайз» в последний раз столкнулся представителем данной расы. С неопределённой целью шпион напал на лейтенанта-коммандера Зона, вулканца. Во время стычки с вулканцем толианец применил неизвестное оружие, в результате чего лейтенант-коммандер лишился зрения и в течение некоторого времени был подвержен периодическим припадкам, которые главный хирург охарактеризовал как… – Пиотро перевернул страницу, – «симптомы, наблюдаемые при инсульте и различных сердечно-сосудистых патологиях». Лейтенант-коммандер Зон и оружие были доставлены на Вулкан для проведения более детального анализа. Проблемой занялись лучшие учёные Вулкана, но, к сожалению, пленный толианец погиб – очевидное самоубийство. Вопросы есть?

[~Nagini~]

Вопросов не было, и Пиотро так же монотонно продолжил:

– Происходящие события, вне всякого сомнения, могут иметь галактическое значение. До описываемых событий атака на коммодора Кёрка была всего лишь единичным случаем, и не давала возможности понять, какой вред планировали причинить жертве с помощью вышеупомянутого оружия толианцы. Теперь же ясно, что оружие запрограммировано на ослепление, а не на убийство, – в первый раз за всю речь его голос сорвался. – Представляете, что может натворить такое оружие во время боя… учитывая, что гуманоиды практически полностью зависят от зрения?

– Пока что толианцы для нас – неизвестный враг, но, по моему мнению, они настроены скорее на защиту своих территорий, нежели на их расширение, – заговорил Кёрк, чувствуя, как него обратились взгляды всех присутствующих. Они явно не ожидали, что он выступит первым. Но его голос даже не дрогнул. – Нам стоит бояться совсем других, менее отдалённых от нас, соседей. Подобное оружие в руках ромуланцев, клингонов… – нужды заканчивать фразу не было.

– Согласен, – вступил в дискуссию Стокер. – И это возвращает нас к целому ряду задач. Во-первых, мы не должны допустить, чтобы это оружие попало в руки кому-то ещё – если это вообще возможно. Оружие и все ведущиеся исследования должны быть строго засекречены. Во-вторых, мы обязаны разобраться, как оно работает, и, следовательно, как его обезвредить. В-третьих, должны больше узнать о планах толианцев и причинах их нападений. Коммодор Кёрк?

Остальная часть встречи была посвящена обсуждению толианской проблемы с использованием звездных карт, схем проложенных между секторами границ и ряда других документов, предоставленных исследовательскими отделами Звёздного Флота.

Кёрк принимал активное участие в дискуссии, без особого труда удерживая нить разговора. Находившийся рядом йомен по первому требованию зачитывал ему необходимую документацию, и он с лёгкостью восстанавливал в памяти детали требуемых схем, карт и графических презентаций.

Спокойным, лишённым каких бы то ни было эмоций голосом он шаг за шагом перечислял события того дня, когда получил травму: положение «Дифайэнта», инопланетный транспортер, внешний вид материализовавшегося рядом с ним толианца, свои ощущения от попадания под луч его оружия и характер боли. Описания были краткими, хорошо сформулированными и точными, его лицо было невозмутимо, а в голосе звучали интонации незаинтересованного учёного. Как будто он говорил о незнакомце.

После заседания Уитни проводила его до гостевых комнат. Прикосновение к её изящной руке тут же отозвалось приятной дрожью во всем теле – знакомое ощущение, которого он не испытывал с тех пор, как ослеп.

Он познакомился с Джоанной Уитни, когда она только поступила в Академию. Девушка ничуть не отличалась от всех новичков: испуганная, наивная, доверчивая, но, тем не менее, уверенная в своих силах и амбициозная. А ещё очень красивая, – с улыбкой вспомнил Кёрк. Наверняка, она и сейчас отлично выглядит. У них закрутился мимолётный роман – без обязательств и обещаний, просто парочка приятных воспоминаний, время от времени оживающих после трёх-четырёх бокалов вина и наполняющих сердце теплом.

Сейчас Джоанна отнеслась к нему с явным участием, и Кёрк никак не мог понять, была ли эта забота продиктована жалостью или былыми чувствами. Она захотела подняться к нему, чтобы выпить по бокальчику, и Кёрк сомневался всего мгновение, прежде чем отказать. Джоанна была славной и до сих ему нравилась, но всё же он не хотел оставаться с ней наедине. В своей мужественности он ничуть не сомневался, осознавал, что привлекает эту женщину, а значит, его необъяснимое обаяние (причин которого он никогда не понимал, но знал, что оно есть) никуда не делось.

Когда он вошёл, в комнате было по-настоящему холодно – он сам запрограммировал климат-контроль на слишком низкую температуру – но это его устраивало, непостижимым образом соответствуя настроению. Прошло немало времени, пока он принял душ и переоделся, поскольку предметы, мебель и дверные проёмы, словно бы играли с ним в прятки, но он не стал беспокоить Тормака из-за такой ерунды. Он справится. Медленно, немного неуклюже и неаккуратно, – с улыбкой подумал он, локтем смахивая со стола неопознанную вещь. Он сам себе хозяин.

Зажав в руке бокал, он устроился на балконе, откинулся на спинку сиденья и попытался привести мысли в порядок. Он вспомнил, как на сегодняшнем заседании отстранённо докладывал о произошедшем несчастном случае и с трудом подавил уже зародившийся в горле стон отчаяния, грозивший разрушить стены, которыми он окружил своё подсознание, не давая слабости вырваться наружу. Какое счастье, что эти стены устояли, когда были так нужны. Каждый шаг, каждый вздох, каждая деталь последнего события, которое он видел своими глазами, была с ним, вписанная на страницы памяти болезненно сочными красками, сверкающими ярче, чем сама жизнь. Какая злая ирония, – подумал он, – кроется в том, что последнее воспоминание из моей зрячей жизни, застывшее, словно кадр диафильма, застрявшего в старинном проекторе, всё ещё способно бередить раны, которые только-только… нет, которые ещё даже не затянулись. И, возможно, никогда не затянутся.

Его мысли вновь обратились к ещё одной жертве толианского оружия, Зону. Интересно, легче ли вулканцу справиться с последствиями нападения? Могут ли доктрины логики сделать темноту хоть немного менее пугающей, менее одинокой? Сейчас казалось, что он практически породнился с этим безликим вулканцем, разделившим его судьбу.

Несколько раз на балкон выглядывал Тормак, стараясь скрасить его монотонный вечер, заполнить чем-то давящую тишину. Андорианец пытался вытащить его на прогулку, предлагал почитать, принести ещё выпить, уговаривал пойти поплавать, но Кёрк ничего не хотел. За прошедшие несколько дней Тормак стал ему верным спутником, подсознательно реагирующим на малейшее изменение в поведении Кёрка, но он не понимал, почему происходили эти изменения, и не знал, как с ними справиться. Всё, что он мог предложить, – это неловкое участие, свою компанию, и Кёрк, безусловно, ценил его старания. Но Тормак был не в силах развеять одиночество, снять с него груз, не дающий вздохнуть полной грудью.

Он устал и решил оправиться спать, но сначала связался с Тормаком через интерком, чтобы сообщить андорианцу, что его вахта окончена. Немного побродив по комнате, он разложил по местам одежду, сенсоры, трость, а затем погасил свет. Он так и не избавился от привычки активировать освещение, входя в помещение, а потом никак не мог вспомнить, включены лампы или нет. В комнате было холодно и пусто, и единственным звуком было отражающееся от стен эхо его шагов. Передёрнув плечами, он забрался в постель. Ещё одна ночь без сновидений… а он так хотел, чтобы ему что-нибудь приснилось, чтобы яркие образы скрасили его тёмное одиночество… Даже кошмары, что так часто мучили его после травмы – странные, искажённые, жутковатые картины, вынуждавшие каждое утро просыпаться в холодном поту – подошли бы даже эти кошмары. Только не ещё одна пустая бессмысленная ночь без сновидений…

Проснулся он рано. Собраться без помощи ассистента было непросто, но гордость не позволяла просить о помощи, а Тормаку пока не хватало опыта, чтобы почувствовать, когда в нём нуждаются.

На заседании вновь обсуждались вопросы, касающиеся толианского оружия, и Кёрк осознал, как сильно ошибался, думая, что сможет вполне эффективно работать и без зрения. Накануне они говорили о знакомых ему вещах: он всё ещё помнил планы звёздных систем у границ толианского сектора. Но когда речь коснулась объектов, которых он никогда не видел – таких, например, как схема устройства пресловутого оружия, никакие подсказки сидящего рядом йомена не помогали ему создать мысленный образ. Он просто не мог представить себе эту вещь. А ведь число таких вещей, – со страхом подумал он, – со временем будет только увеличиваться.

В свои комнаты он вернулся притихшим, задумчивым, и безымянная печаль сдавливала его горло, стоило только подумать о том, что он снова остался один на один с ужасами окружавшей его бесконечной тьмы. Он должен взять себя в руки – ради Спока, ради Боунза, чтобы они с чистой совестью могли оставить его и вернуться к своим делам. А ещё ради себя самого, потому что иначе ему не удастся собрать воедино осколки своей жизни и понять, что делать дальше.

Тормак прервал его размышления, без предупреждения постучав в дверь. От неожиданности Кёрк его впустил.

– Сэр, вы готовы ехать? – спросил андорианец.

– Куда ехать?

– На приём к коммодору Литаи…

– Нет, Тормак. Сегодня я хочу лечь пораньше. Но спасибо, что зашёл.

Его не пригласили. Оплошность? Может быть. Или проявление заботы. Возможно, они поняли, что не стоит ставить его в ситуацию, в которой он почувствует себя не в своей тарелке. Довольно самонадеянно решать за него… А может, они наоборот позаботились о других гостях, не желая отягощать их отдых присутствием слепого человека, бывшего когда-то одним из них. Всё может быть. Он не знал, чем они руководствовались. И не узнает. Впрочем, это совершенно не важно, он с радостью побудет один.

И этой ночью, впервые за долгое время, ему снились сны. Неверные, размытые цвета и формы, серо-коричневые и бледно-синие мазки, не имеющие особого смысла и явных очертаний. А ещё шёпот, ясно и отчётливо звучащий в самом сердце этого унылого небытия… Словно цветок в пустыне… цветок… в пустыне… И где-то вдалеке кто-то тихо, почти беззвучно, плакал.

[~Nagini~]

* * * * *

Он уже собрал вещи и был полностью готов к отъезду. Заседания были окончены, некоторые цели и задачи определены, но окончательного плана действий они так и не выработали. Ясно было одно: нужно вести исследования. Изучать оружие, разбираться в мотивах толианцев, искать причины его состояния и состояния травмированного вулканца. Коллеги наконец оставили попытки ему помочь. Уитни больше не пыталась напроситься в гости, уважая его очевидное стремление к одиночеству. Единственное разнообразие вносил в его жизнь Льюис, продолжавший открыто на него нападать, не делая тайны из своего негативного отношения к его персоне. Честный человек.

Ожидая Тормака, Кёрк в последний раз прислушивался к звукам комнаты, легко улавливая малейшие шорохи. Он наконец понял, что не так. Пустота, наполнявшая его до краев, ощущение бессмысленности всего сущего – это одиночество. Его одиночество.

А ещё он понял, что своими руками делает себя одиноким и бесконечно несчастным. Он больше не хотел этого. Он хотел, по-настоящему хотел, быть рядом с теми, кто для него ближе всех на свете – с Боунзом… и со Споком.

Если только они хотят быть рядом с ним…

Он едет домой…

-конец четвёртой главы-

[julia-sp]

Очень интересно!
Жду продолжения!

[~Nagini~]

julia-sp, рада

[Poco a poco]

Сто тысяч лет не была в дайриках, заглянула одним глазком почитать, что люди пишут о Дискавери, а ты тут вон что учинила! То Спока протаскиваешь через ад, то Кирка, да? Я думала, что завязала с фанфиками раз и навсегда, но ты сильнее)) Иду читать твой перевод.

[insensible]

Какой приятный ритм у текста (и какое обнадеживающее завершение этой части)

[~Nagini~]

Poco a poco,

То Спока протаскиваешь через ад, то Кирка, да?

ну должна же быть хоть какая-то видимость справедливости
*кидается тискаться*
а как я рада, что ты будешь читать

insensible,
текст чудесный, это верно

[Тень РА]

Я хоть и догоняю паравоз, но все же лучше позже, чем никогда)
Спасибо большущее! Перевод как всегда выше всяких похвал
История, конечно, непростая, тяжёлая. И такая глубокая, такая проникновенная, реально переживания каждого принимаются к сердцу.
Держу кулаки за Джима, Спока и Боунза и за Зона теперь.

[дракон7]

[~Nagini~]

ГЛАВА 5

Один шаг к свету, прочь от вечной ночи…
Когда над мраком отчаяния зажигается свет,
Закрой глаза, подними голову, раздели его со мной…
Истина сорвёт с нас оковы неволи – победа близко,
И останется только сделать выбор…

— Майкл Пиндер (Moody Blues)

Тишина шокировала его, словно внезапная пощёчина. От неожиданного отсутствия звуков зазвенело в ушах, и он поднял глаза от экрана падда. Он даже не заметил, как стих монотонный писк датчиков, встроенных в стенки бассейна для того, чтобы Кёрк мог понять, когда приближается к бортику во время плавания. Нервно оглядываясь по сторонам, он мысленно всё ещё видел человека, пару секунд назад беззаботно плещущегося в бассейне и разбрызгивающего вокруг себя воду. Теперь же золотистую от полуденного света водную гладь не нарушало ни единого движения, и Спок поднялся с кресла, чтобы поискать друга в саду. И тогда он увидел. Образ счастливого человека растворился в тумане липкого страха, когда он – слишком медленно для вулканца – осознал, что Кёрк, сжав виски ладонями и содрогаясь от боли, корчится на дне бассейна. Не в состоянии контролировать свои движения, он то и дело беспомощно взмахивал руками; сквозь толщу воды его тело казалось не более чем размытым искажённым силуэтом, и сотрясающие его конвульсии как-то сюрреалистично – словно бы во сне – контрастировали с тишиной летнего дня.

Спок нырнул раньше, чем до конца осознал, что произошло.

Тело Кёрка казалось холодным, липким и невероятно тяжёлым, когда вулканец подтащил его к поверхности и вытянул из воды. Словно мёртвый груз, он уложил его на кромку бассейна и приступил к реанимации. Повинуясь сильным рукам, поток хлынул изо рта и носа Кёрка, вода неохотно покидала его лёгкие, издавая неприятные хлюпающие звуки.

Спок замер на мгновение, вглядываясь в лицо человека, в безвольную линию губ, пепельно-серую кожу, и с тошнотворным ужасом понял: Кёрк не дышит.

В приступе паники Спок перевернул друга на спину, опустился над ним на четвереньки и прижался к ледяным посиневшим губам, проталкивая в его лёгкие порцию столь необходимого кислорода. Их тела сплелись, становясь один целым, пока вулканец всем сердцем молил мироздание сохранить Кёрку жизнь. Вдох – выдох, вдох – выдох… маниакальный ритм, призванный наполнить лёгкие Кёрка кислородом, сильный нажим на грудь… дыши. Горячий пот отчаявшегося вулканца мешался с холодным потом умирающего человека, цепкие ладони сжимали плечи, пальцы впивались в нежную кожу, в бессильной ярости сотрясая обмякшее тело, стремясь не позволить ему уйти. И он не позволит, не отпустит, не даст Кёрку умереть. Не даст бросить себя, а если потребуется, как Орфей заключит сделку со смертью, какой бы ни была цена…

Грудь болела от напряжения, глаза застилал зеленоватый туман, губы онемели, мышцы ныли от напряжения, но он не останавливался ни на мгновение, пытаясь заставить безвольное тело ожить – и наконец, на пике отчаяния он со всей силы стукнул кулаком по неподвижной грудной клетке прямо под сердцем. Ну давай же, открой глаза, живи!

Хриплый вдох. И каменное оцепенение разрушила слабая дрожь – истерзанные ослабшие лёгкие начали сражение за воздух. Кёрк закашлялся, извергая новые потоки воды, и его веки затрепетали. Ещё одна сильная дрожь, сотрясшая всё тело, – и ладони снова сжали виски в защитном жесте. Спок встал, поднял на руки ледяное, мокрое, то и дело содрогающееся в конвульсиях тело, и почти бегом устремился к дому. По пути в спальню он позвал Хагар и приказал побледневшей от шока андорианке немедленно вызвать Маккоя. Уложив Кёрка на широкую кровать, он укрыл его одеялом. Сделав всё необходимое, Спок замер около постели, не зная, что делать дальше, и беспомощно разглядывая хрупкую скорчившуюся от боли фигуру человека. Казалось, Кёрк был без сознания.

Дело не в воде… Он не просто тонул, – понял Спок, и от этой мысли мороз прошёл по коже. – Это был один из тех припадков, о которых рассказывал Маккой. Один из тех припадков, которые казались ему чем-то нереальным, в которые он до конца не верил… До этого момента.

Он ощущал, как всеобъемлющий ужас охватывает его сознание, наполняет тело, сочится из каждой поры, из каждой клетки. Припадок случился так быстро, так неожиданно. Так непредсказуемо.

Весь день Кёрк был в хорошем настроении, смеялся, подшучивал над ним. Наслаждался солнцем, слушал, как Спок читает ему, а потом, пресытившись этим занятием, извинился и пошёл поплавать. Всего несколько минут назад… целую вечность назад. Смерть прошла между этими двумя мгновениями.

Секунды складывались в минуты, пока Спок ждал Маккоя, не отрывая обеспокоенного взгляда от Кёрка. Кёрк был бледен и теперь лежал неподвижно, то приходя в сознание, то снова его лишаясь. Благостные мгновения забвения сменялись периодами осознанной темноты, и только тёплая ладонь Спока, словно якорь для его дрейфующего разума, помогала справляться с приступами боли. Кёрк явно понимал, что вулканец находится рядом, поскольку, на миг придя в себя, чуть сжал его руку и шепнул, слабо, едва различимо: «Я… я в порядке, Спок…»

Маккой наконец прибыл, и его спокойный профессионализм помог Споку хотя бы частично справиться со страхом. Проведя быстрый осмотр и выслушав краткий отчёт Спока, доктор принял решение: Кёрка надо везти в больницу. У него всё ещё отмечалась дыхательная недостаточность, а артериальное давление было сильно повышено из-за случившегося приступа, поэтому Маккой боялся осложнений и не хотел рисковать.

Больничный аэрокар напоминал маленький, но полностью укомплектованный лазарет. Пока они добирались до места, Маккой подключил Кёрка к аппарату искусственного дыхания и постоянно измерял уровень активности головного мозга. Показатели были нестабильные: волны то достигали максимальной амплитуды, то снижались практически до нуля. Чем скорее им удастся его стабилизировать с помощью параксефефрена, тем лучше.

* * * * *

Прошёл час, прежде чем Маккой вышел из частной палаты и, удовлетворённо вздохнув, сел рядом с ожидающим вулканцем.

– Доктор? – это был даже не вопрос, скорее – мольба.

– С ним всё будет хорошо. Мы прочистили его лёгкие и накачали антибиотиками. Успокоительные вот-вот должны подействовать, и он проспит до утра. На всякий случай я оставлю его на аппарате искусственной вентиляции лёгких еще на час, но завтра отправлю домой.

Спок молча слушал, пряча лицо под одной из не самых бесстрастных вулканских масок. Впрочем, комментарии действительно были излишни.

– Знаешь что, Спок? – расслабленность на лице Маккоя уступила место задумчивости. – Это был далеко не худший из приступов Джима, и всё же он мог погибнуть. Утонуть.

Сказанное стоило расценивать как: «Ты спас его, Спок», и в голосе доктора явно звучала невысказанная благодарность. Но было там что-то ещё. Страх. Неверие в то, что их друг сможет когда-нибудь жить нормальной жизнью. Боязнь, что Кёрк может умереть в любой момент – от припадка или от того, в какой момент он его настигнет. И резолюция: они оба всегда будут рядом, чтобы это предотвратить.

– Можно мне?.. – Спок нерешительно указал на дверь палаты.

– Да, – кивнул Маккой и добавил: – Ты можешь оставаться с ним столько, сколько захочешь. Я буду заходить время от времени, – он тяжело поднялся на ноги, и в этот момент каждая морщинка на его лице с лихвой выдавала истинный возраст. Не дожидаясь, пока Маккой уйдёт, Спок устремился к двери.

* * * * *

Так спокойно. Стерильно бело, чисто, тихо… и спокойно. Неприлично спокойно. Отчего-то он ожидал, что ночь выдастся трудной, волнительной, и это отлично вписалось бы в хаос, творящийся у него внутри. Но он находился в Медицинском центре, оплоте науки и цивилизации – продвинутом, утилитарном, совершенном: стройное жужжание аппаратуры, медицинские сестры и доктора, передвигающиеся совершенно бесшумно, скользящие мимо, словно бестелесные тени – технологии и их создатели, работающие как детали логичного безупречного механизма, призванного спасать жизни. Спокойно.

Он наклонился, чтобы взглянуть на Кёрка. Избавленный от всех переживаний, его друг был погружён в сон, глубокий, бездумный, почти что обезличенный: его тело сейчас выплачивало цену за, то он остался жив. Расслабленно откинувшись на спинку кресла, Спок прикрыл глаза. Он слышал, как вошёл Маккой, как он отключил аппарат искусственного дыхания, как присел рядом с ним. Спок не повернулся, не заговорил. Он был совершенно вымотан, и перед его мысленным взором плыли беспорядочные образы, пока не остался только один, заслуживающий внимания.

Лицо Кёрка редко бывало бесстрастным. Не было оно таким и в то утро, двенадцать дней назад, когда тот вернулся с переговоров. Он вышел из шаттла на удивление спокойным, строго контролировал каждую мимическую мышцу, и казался каким-то отстранённым. Вспомнив об этом, Спок мысленно улыбнулся. Он тогда поймал себя на том, что выпрямился и замер, как старший помощник перед капитаном корабля. От старых привычек не так просто избавиться.

Но Кёрк изменился за те восемь дней, что провёл вдали от него. Спок боялся перемен, надеялся, что они никогда не произойдут… его терзал бессмысленный, нелогичный, необоснованный страх, что он может никогда больше не увидеть Кёрка, и этот страх был странным и пугающим образом ему знаком. Что сделал бы он, вулканец, оказавшись… на месте Кёрка? Ушёл бы от всех, один, научился бы самостоятельно справляться со своими нуждами… обрёл бы независимость. Решил бы всё за своих друзей. Не потрудившись узнать их мнение. И больше всего он боялся того, что Кёрк поступит так же. Двойные стандарты – вот как это называется, – подумал он про себя. Но точный компьютер, находившийся у него в мозгу, уверял его в том, что одиночество – логичный выбор для вулканца, попавшего в такую ситуацию, но не для человека. Не для Кёрка. И он снова сделал ставку на человеческую природу Джима.

[~Nagini~]

Как он и ожидал, Кёрк вернулся. Он казался более расслабленным, пришедшим к некой внутренней гармонии, нашедшим какое-то решение, сделавшее его менее озлобленным, менее требовательным к себе, менее… напуганным. Да, в этом было всё дело – Кёрк вернулся цельным, он больше не боялся темноты, неизбежной зависимости, не желал сжечь все мосты – он почти решился принять себя таким, каким был вынужден стать.

Приобняв Маккоя в качестве приветствия, он широко улыбнулся Споку и без привычной демонстрации независимости позволил им обоим подхватить себя под руки и проводить в дом.

Открыв глаза, Спок вгляделся в лицо спящего человека, с удовольствием отметив, что его кожа постепенно приобретает здоровый оттенок, и снова откинулся на спинку кресла.

Перемены. Кёрк изменился, стал более мягким, более открытым в общении со Споком. Его словно бы окружала аура тепла. Он вернулся… к Споку. Не от отчаяния, а по собственному решению. Очень человеческому решению, в самом деле. Такой непредсказуемый, чудесный… нелогичный… человек…

Несколько секунд спустя Спок крепко спал, и выражение его лица подозрительно смахивало на улыбку.

* * * * *

Маккой даже не заметил, что сидящий рядом вулканец задремал. Не отрывая внимательного взгляда от показателей на мониторах, он погрузился в собственные мысли, вспоминая то солнечное утро, когда Джим прилетел с переговоров.

Он был счастлив, взволнован и одновременно обеспокоен, с предвкушением ожидая возвращения друга. Они не расставались с тех пор, как Джим получил травму, и у Маккоя не было иного выхода, кроме как с недовольством признать, что эта разлука далась ему тяжело – он чудовищно скучал. А еще он переживал – несмотря на то, что на сто раз проинструктировал докторов той Базы, на которую отправился Кёрк. Курица-наседка, говорите? Ну, что выросло – то выросло, ничего не поделаешь. Как друг, лечащий врач и многолетний психолог он ни на секунду не сомневался, что Джим способен позаботиться о себе сам, но оставить его без присмотра казалось кощунственным. Только не Джима.

Кёрк вернулся, и его радость – сдержанная, но вполне явная – доказала то, что он считает Спока и Маккоя своим «домом». Когда он вышел из шаттла и устремил невидящий взор в сторону знакомых голосов, в уголках его губ дрогнула слабая улыбка. Он казался мягче, уязвимее, однако какая-то новообретённая сила озаряла его изнутри. Очарованный, Маккой разглядывал знакомые черты, поражаясь тому, насколько выразительно залитое ярким утренним светом лицо его друга. Удивительно, – подумал он: у слепых людей, с которыми ему приходилось сталкиваться, мимика становилась более бедной, потеряв для них какое бы то ни было значение, но с Джимом всё случилось с точностью до наоборот – казалось, его лицо с каждым днём становится всё более живым и открытым, если это вообще возможно. Казалось, он призывал друзей подойти, прочесть на его лице все чувства, эмоции, ощущения. Маккою на мгновение даже стало неловко.

Объятия, которые подарил ему Джим, доверие, светившееся в его улыбке, обращенной к Споку, говорили о том, что он примирился с самим собой, отыскал внутреннюю гармонию и готов ею щедро делиться. И Маккоя это безмерно радовало.

Позже Джим рассказал ему о Льюисе и Стокере, о совещаниях и исследованиях, которые сейчас ведутся, о пустотелых зданиях, холодных комнатах, о местах, которые ему никогда не увидеть, о том, как чувствовал себя брошенным, потерянным и более всего… одиноким. Маккой хорошо его понимал, эти чувства были ему знакомы, и он легко нашёл объяснение произошедшим с Джимом изменениям. Пришла пора встретить реальность лицом к лицу, смириться с новыми потребностями, пойти на компромиссы. Джим должен был принять решение… и он его принял, вернулся домой, к Споку, к Маккою. Не потому, что должен был – он уже доказал, что может быть независимым – а потому, что этого хотел. В самом деле, одиночество – неплохой катализатор…

Поднявшись на ноги, он потёр глаза, окинул взглядом чутко дремлющего вулканца и вышел из палаты.

* * * * *

Спок проснулся от ощущения, что его кто-то позвал. Кто-то… Джим… нуждался в нём. Несмотря на скудное освещение, он увидел, что Кёрк, обхватив голову обеими руками, стоит около каталки с медицинскими инструментами. В одно мгновение Спок оказался рядом с дрожащим, едва держащимся на ногах человеком и обхватил его за плечи, чтобы удержать от падения, успокоить. Кёрком завладела паника, он трясся и бесцельно размахивал руками, его глаза то и дело закатывались, но с губ слетал только слабый шёпот. Споку почти ничего не удалось разобрать, кроме постоянно повторяющего слова: «где… где… где…» Сначала он с ужасом подумал, что у его друга начался очередной припадок, и незамедлительно нажал на кнопку экстренного вызова. Но взглянув на Кёрка ещё раз, понял, что дело в чём-то другом. Спок попытался повернуть дрожащего человека лицом к себе и прижать покрепче, чтобы отвести обратно в кровать, но тот был неподвижен – казалось, какой-то неведомый страх заставил его окаменеть.

– Джим. Джим, это я, Спок. Прошу, позволь уложить тебя в постель. В чём дело?

– Нет… нет, я не могу… Я потерян… потерян… Я не могу… Куда бы я ни шёл, что бы ни делал… мне нет места. Нет, не надо! Не могу идти, не могу пошевелиться… Куда? – голос Кёрка был хриплым, слова едва различимы – будто бы он говорил с самим собой.

И Спок наконец понял. Кёрк не был в больнице с тех пор, как его выписали после ранения, и сейчас он попросту не осознавал, почему здесь оказался. Мучимый побочными эффектами припадка и последствиями гипоксии, накаченный успокоительным, он очнулся и понял только одно: он находится в каком-то странном месте. Он ничего не видел. Вокруг были странные предметы, незнакомые вещи, и, сколько не искал, он не мог найти ни единой подсказки, которая помогла бы определить его местоположение. Его окружали только чужеродные приглушённые звуки погружённой в сон больницы. И когда поиск хоть чего-то знакомого окончился ничем, он впал в истерическое состояние, захваченный в плен чёрной пустотой, сжимающей его со всех сторон. Он чувствовал себя потерянным, дезориентированным и одиноким.

Спок обнял Джима, неловко похлопал по плечу, стёр выступившие на лице капли холодного пота, без остановки повторяя слова утешения:

– Всё хорошо, Джим. Это я, Спок. Я с тобой. Ты в больничной палате, ты не один, – он больше не пытался сдвинуть его с места, просто говорил и говорил, пытаясь разделить тепло своего тела на двоих, крепко прижимая к себе бледного, всё ещё дрожащего человека.

– Джим, ты не один… ты никогда не будешь один. Ты же знаешь, что я не оставлю тебя, – он говорил и сам не верил своим ушам. Не верил, что вулканец вообще способен произнести такие слова. Но Джиму это было нужно. К тому же, это было правдой.

И Кёрк почувствовал тепло обнимающих его рук, это ощущение волнами прокатилось по всему телу, концентрируясь где-то в животе. До мурашек…

Он не размышлял о том, что это значит. Ему было всё равно.

В эту секунду в палату ворвался Маккой в сопровождении медсестры. Доктор ввёл Кёрку ещё одну дозу успокоительного и подробно описал все случившиеся до этого момента события. Всё ещё ошарашенный, Кёрк наконец вернулся в постель. Его глаза уже закрывались, когда он повернулся к Споку и тихо попросил:

– Останься…

Минуту спустя он снова крепко спал.

* * * * *

На следующий день Маккой отпустил Кёрка домой с условием, что он отдохнёт пару дней. Кёрк спорить не стал, поскольку до сих пор чувствовал себя слабым и вымотанным. Стараясь не приближаться к бассейну, он отправился в свою комнату и с удовольствием проспал весь день, пробуждаясь только для того, чтобы перекусить и перекинуться парой слов с друзьями.

Поздним вечером, в одиночестве бродя по погружённому в сумерки саду, Спок обошёл бассейн по кругу, не в силах оторвать взгляд от бледного отражения луны на поверхности воды. Кошмары нелогичны, – подумал он и заставил себя остаться, несмотря на то, что это место вызывало у него не самые приятные воспоминания. В каком-то смысле, то, что последовало за припадком Кёрка, было тяжелее, чем сам припадок. И люди, и вулканцы реагируют на чрезвычайные ситуации сходным образом: решение проблемы требует незамедлительных действий, быстрых рук и пустой головы. Спасая Кёрка, он был слишком занят, чтобы думать, а потом, в больнице, попросту оцепенел от счастья, что его друг жив. Осознавать произошедшее было некогда.

Но «завтрашний день» неминуемо наступил, и ступор, порождённый стрессом, уступил место полному пониманию сложившейся ситуации. Его вулканский разум – сомнительный подарок предков – разложил все произошедшие события по полочкам с беспощадной точностью. Каждый аспект был тщательно проанализирован, каждый факт занял своё место в списке причин и следствий.

Если бы Кёрк вчера был один, то наверняка бы погиб. Вывод: он не должен плавать в одиночестве – по-хорошему, он вообще ничего не должен делать в одиночестве. Слепота в комбинации с припадками ставит его жизнь под угрозу, и он всё время находится на грани смерти. С ним рядом постоянно должен кто-то находиться.

Но на этом моменте Спок сталкивался с нелогичным и неизменным людским неприятием простых решений: если поступить так, как должно, жизнь Кёрка существенно изменится, а он, безусловно, посчитает это неприемлемым. Жить в постоянном напряжении под присмотром кого-то (даже если эти «кто-то» – его лучшие друзья) – немыслимо для Кёрка, обожающего бросать судьбе вызов, превыше всего ценящего свободу выбора и независимость. Кёрк знает, что такое страх, и любит жизнь, но храбрость – часто неоправданная – является неотъемлемой частью его личности. И Спок понимал, что изменить это будет невозможно – даже нежелательно, потому что Кёрк в этом случае перестанет быть Кёрком.

Тогда получается, что Споку доступна только одна линия поведения: всё время быть неподалёку, но не вступать в личное пространство друга, оставаться рядом, но не душить его излишней заботой, не лишать свободы. Осуществить это будет непросто, но он обязан справиться.

[~Nagini~]

Анализ был окончен, факты рассортированы и выводы сделаны, но боль, поселившаяся глубоко внутри, не ослабевала, не желали отступать невыразимый страх и необъяснимая печаль. Вулканские техники не всегда помогали. Он снова взглянул на воду, и на какой-то миг ему показалось, что он снова видит бьющегося на дне человека, обхватившего голову руками и отчаянно сражающегося за глоток воздуха. Безупречная память так безошибочно чётко обрисовала каждую деталь этого воспоминания, что сейчас оно показалось Споку куда более реальным, чем то, что происходило на самом деле. Словно видеозапись, поставленная на повтор. Содрогнувшись, он отвернулся от бассейна и пошёл к дому.

Кошмары нелогичны. Однако они могут стать явью.

* * * * *

Утро было тёплым и ясным, и первое впечатление от начала дня было просто прекрасно: мягкий солнечный свет нежно ласкал его голые плечи. Он с удовольствием потянулся, тщательно размял затекшие мышцы, наслаждаясь охватившим его ощущением целостности. Так хорошо быть живым.

Тепло сопровождало его целый день, даря редкое чувство защищённости, единения с действительностью, и понимание, что он – часть мироздания, и каждая его деталь прекрасна по-своему. Спок и Маккой были рядом неотлучно, и их присутствие, почти осязаемое ощущение их небезразличия, сопровождало его на каждом шагу, поддерживало и направляло в борьбе с испытаниями, наполнявшими его погружённый во тьму мир. Обидам не было места, только не сегодня – счастье, наполнявшее его до краёв, на время потеснило накрепко засевшую в сердце горечь.

Они сидели в саду, наслаждаясь прохладой, пришедшей с заходом солнца, нежась в потоках бриза, доносившего до них слабые запахи воды, соли и рыбы.

– Джим, ко мне обратился доктор Араз из Центра астрофизики с предложением присоединиться к его исследованиям, – тихо проговорил Спок. – Они запускают интереснейший проект, связанный с изучением возможностей применения сдвигов магнитного поля для осуществления межгалактических передач. Я собираюсь дать положительный ответ на его предложение.

Кёрк мысленно улыбнулся. Только Спок способен таким причудливым способом сообщить о том, что планирует остаться на Базе, вместе с ним... и делать вид, что занимается чем-то чрезвычайно важным и полезным. Он не сомневался, что вулканец правда заинтересован в этом проекте, быть может, даже считает его «очаровательным», но…

– Спок, я по-прежнему считаю, что тебе стоит вернуться на «Энтерпрайз», – ответ прозвучал резче, чем он планировал, но ставший неотъемлемой частью его натуры страх уже подступил комком к горлу. Заявление Спока не должно было застать его врасплох – он ждал этих слов. Он готовился к этому разговору с того самого момента, как узнал, что вулканец прибыл на Базу, он продумал и отрепетировал логичные аргументы, которые собирался использовать, и всё же… всё же… В душе вдруг стало нестерпимо пусто, он сам не понимал, чего хочет и почему так боится.

– Восемнадцать лет твоей жизни, Спок, – продолжил он, – восемнадцать долгих лет, отданных службе. Неужели ты готов всё бросить?

– В настоящее время я нахожусь в долгосрочном отпуске, капи… Джим, – ответ Спока прозвучал довольно холодно, и, будь он человеком, в произнесённых словах можно было бы усмотреть негодование. – Наука всегда интересовала меня более всего, а возможность поработать в выдающейся команде доктора Араза – поистине уникальна.

– Наука, мистер Спок? Тогда почему вы выбрали службу на звездолёте? Неужели у вас не было других интересных предложений? – голос Кёрка был наполнен сарказмом.

– Служба на звездолёте позволяла мне постоянно знакомиться с новыми мирами, культурами, существами. По сути, корабль – это полевая лаборатория. Все эти годы я жил в постоянном «контексте открытия», и этому позавидовал бы любой учёный.

– Тогда объясните мне, мистер Спок, почему сейчас вы решили от этого отказаться? – с плохо скрываемым любопытством Кёрк наблюдал за тем, как Спок угодил в собственную ловушку. И дело было не в том, что он хотел услышать ответ – он и так был для него очевиден. Каким бы выдающимся учёным не был доктор Араз, Спок бросал службу из-за своего друга. И это знание порождало в Кёрке инстинктивное желание бежать прочь: он не хотел нести ответственность за то, что Спок положит жизнь, следуя за капитаном – слепым, вероятнее всего, до конца своих дней. Он не может лишить Спока будущего – если не ради вулканца, так ради очистки собственной совести.

– Я не оставляю службу, Джим. После долгих переговоров Звёздный флот разрешил мне добровольно приостановить выполнение обязанностей на неопределённый срок, но, как говорится, все двери для меня по-прежнему открыты, – Спок помолчал, ожидая возражений, но их не последовало. Тогда он заговорил вновь – тихо и очень решительно: – Я остаюсь потому, что решил остаться. Прошу тебя это принять, Джим. Это то, чего я хочу.

Шумно сглотнув, Кёрк опустил голову, не зная, что сказать. Спок поднялся, расправил плечи и, пожелав всем спокойной ночи, направился к дому.

– Джим, я думаю, ты давишь на него слишком сильно, – сказал Маккой, словно бы озвучивая мысли Кёрка, и этим раздражая его только сильнее.

– Тебе не кажется, что с моей стороны было бы слишком самонадеянным принять его «жертву» лёгким кивком головы? Я чувствую себя ответственным за Спока. Я должен быть уверен, что он точно знает, что делает.

– А по-моему, слишком «самонадеянно» брать на себя ответственность за поступки всех окружающих. Кажется, Спок вполне уверен в своём решении. Он хочет остаться. Это его выбор, – слова Маккоя прозвучали необычно резко. То, что он с таким глубоким пониманием только что сказал в защиту Спока, было и его собственной защитой.

Не зная, что ещё добавить, Кёрк молча сделал глоток из поданного Маккоем бокала. Спок добился уступок, и одному богу известно, каким образом он сумел уговорить флотских чиновников отпустить его на неопределённый срок. Кёрк так и слышал, как они стенают, окропляя крокодильими слезами годы работы и материальные затраты, потребовавшиеся для обучения Спока, как толкают пафосные речи о его незаменимости, о долге перед Федерацией. Но Спок остался верен собственной концепции долга…

Что ж, на данный момент это решение сойдёт. Время расставит всё по своим местам. Улыбнувшись изменившемуся направлению своих мыслей, Кёрк повернулся к Маккою и приподнял бокал:

– Спасибо, что остался со мной, Боунз.

– Во время твоего пребывания в больнице? – Маккоя был рад сменить тему разговора. – Даже не благодари, Джим. В конце концов, для чего ещё придуманы семейные врачи?

– Нет, Боунз, спасибо за то, что ты рядом с… с самого начала… – в один глоток он опустошил бокал, поднялся на ноги и направился к дому.

Маккой проводил взглядом растворившуюся в сумерках фигуру и, тоже собираясь уходить, прошептал:

– Хотелось бы мне сказать: «с радостью», но какая уж тут радость, Джим…

* * * * *

В течение следующих нескольких дней их жизнь вошла в колею – по крайней мере, насколько это было возможно в условиях неопределённости их совместного будущего.

Каждое утро Кёрк проводил в реабилитационном центре, Маккой – в медицинской лаборатории, в то время как Спок приступил к своим новым обязанностям в команде доктора Араза.

Белоснежный коттедж на берегу океана стал для них домом, точкой опоры посреди моря зыбучего песка, и всё свободное время они проводили там вместе – плавали, вели беседы, играли в шахматы. Маккой и Спок продолжали свои обычные пикировки – скорее для удовольствия Кёрка, нежели для своего собственного. Временами между ними вновь струной натягивалось напряжение, и чёрная ярость, вспыхнувшая в глазах Спока в тот день, когда он впервые прибыл в это место, всё еще была там, преобразовавшись в обиду, которая никогда не будет забыта. Однако и тут улучшения были на лицо: в их непростых отношениях появилась свежая нотка – новоприобретённое чувство уважения, зародившееся там, над больничной койкой Кёрка после его припадка. Этот момент был для них символичен, поскольку тогда они очень остро понимали, что Кёрк жив благодаря им обоим. Они оба были ему нужны.
* * * * *

Ворча и ругаясь себе под нос, Кёрк без предупреждения ворвался в кабинет Маккоя. Доктор с изумлением воззрился на друга, с размаху шлёпнувшегося в кресло.

– Боунз, ты здесь? – недовольно поинтересовался Кёрк.

– Да, Джим, заходи – гостем будешь.

– Премного благодарен. Чёрт, Боунз, не подливай масла в огонь, – он нервно стёр с бровей капли пота. – Мне уже хватило на сегодня.

– Дай-ка подумаю… ты идёшь с тренировки в реабилитационном центре? Это Бейтс задал тебе жару? Слишком много поворотов, углов и стен?

– Боунз, я мог бы поклясться, что это чёртово место хуже лабиринта минотавра! Я никогда не видел – точнее, не врезался – в такое количество углов, стен и прочих неприятных выступов в своей жизни! – замолчав, он осторожно дотронулся рукой до бедра и поморщился, а потом, ухмыльнувшись, добавил: – Готов поспорить, Спок решит, что я стал фанатом вулканцев, ибо скоро позеленею с головы до пят.

Вообразив эту картину, он расхохотался так сильно, что из глаз потекли слёзы. Маккой сначала робко улыбнулся, а затем в полной мере присоединился к веселью – не столько из-за удачной шутки, сколько радуясь приподнятому настроению друга: гипотетическое овулканивание Кёрка доктора отчего-то особо не радовало.

Они уже приближались к дому, когда Кёрк задумчиво произнёс:

– Хорошо, когда есть с кем посмеяться. Если подумать, то смех – одно из самых интимных переживаний, которое можно разделить на двоих. Во время переговоров около меня не было никого, с кем можно было посмеяться… даже старые знакомые, такие как коммандер Уитни, для этого не годятся. Милашка Джоанна Уитни… Да, в трудные времена рядом должны быть настоящие друзья. Впрочем, и в час веселья они должны быть рядом.

Маккой заметил, что на лицо Кёрка набежала тень, и интуитивно почувствовал, как непросто ему пришлось в те восемь дней, когда он был один. Захотелось протянуть руку и похлопать Кёрка по плечу, но он не решился.

[~Nagini~]

* * * * *

Ужин уже подошёл к концу, и они собирались вставать из-за стола, когда Кёрк замер и потянулся к кармашку, закреплённому на ремне. Несколько секунд спустя он извлёк оттуда несколько клочков смятой бумаги, осторожно расправил кончиками пальцев и с торжествующей улыбкой передал друзьям.

– Боунз, Спок, у меня для вас сюрприз! Посчитайте, их должно быть три.

– Это же… Джим, это же билеты на концерт, – воскликнул Маккой, пробежав глазами напечатанный на листках текст.

– Так и есть. Я счастлив пригласить вас на живое выступление квартета главной филармонии этого квадранта. Редкая возможность для неизбалованных развлечениями покорителей звёзд, не так ли? Жду вас завтра здесь ровно в 19.00. Ах, да, форма одежды – парадная.

Спок и Маккой молча переглянулись, словно бы прочитав мысли друг друга. Кёрк до сих пор вёл отшельнический образ жизни, лучше всего чувствуя себя дома, рядом с близкими людьми. Посещение концерта станет для Кёрка маленьким, но очень важным шагом вперёд, и самое главное, что он захотел этого сам.

– Эм, по поводу парадной формы одежды, Джим… – улыбнулся Маккой. – У нас… её нет, – он намеренно «забыл» про флотскую униформу – она привлекла бы к ним излишнее внимание, что наверняка заставило бы Кёрка почувствовать себя не в своей тарелке. – Завтра нам придётся пройтись по магазинам, если ты не хочешь, чтобы мы шли на концерт, одетые как Акута. Наряд, как у него, можно соорудить и из лилий, что растут у нас в саду.

Кёрк попытался возразить и убедить их пойти за покупками без него, но Маккой быстро выиграл спор, заявив, что это «рекомендации врача».

Решение было принято, и Кёрк настроился справиться с ситуацией с максимальным достоинством: на следующее утро, крепко стиснув навигационную трость и отказавшись от предложенной Маккоем руки, он целеустремлённо вышагивал по торговому комплексу, представлявшему собой череду дорогих магазинов, выстроенных специально для персонала Звёздного флота, часто останавливающегося на Базе во время увольнительных. По-разному выглядевшие существа говорили на десятках различных языков, но всех объединяла одна вещь: они были членами растущей на глазах Федерации, а значит, использовали одну и ту же платёжную систему.

Когда они вошли в магазин мужской одежды, Маккой наклонился к Кёрку и шепнул:

– Продавщица – телларитка, и сама, господи прости, похоже, не слишком интересуется модными прикидами.

– Какое счастье, – скорчил гримасу Кёрк, – что её внешний вид меня не слишком заботит.

Телларитка отвела их в приватный зал, предназначенный для самых важных (читай: «богатых») клиентов, и после короткой беседы вынесла несколько моделей, отвечающих последней моде. Спок без особых раздумий выбрал тёмно-синий костюм – практичный и удобный. Маккой, поддавшись не понять откуда взявшемуся порыву, приобрёл серебристый костюм-тройку ригеллианского производства. Кёрк тихо сидел в кресле, не в состоянии оказать друзьям поддержку, и ждал, когда они закончат с выбором одежды для себя, чтобы заняться им.

Почувствовав, что на него обращены взгляды присутствующих, он поднял голову и нарушил тишину:

– Я хочу самый простой вариант. Например, костюм-двойку в старо-китайском стиле. Желательно чёрного цвета.

Телларитка вернулась через пару минут, принеся требуемое. Кёрк пощупал мягкую вельветовую ткань, прошёлся кониками пальцев по высокому воротнику и кивнул. Да, этот подойдёт.

Выбрать остальное было совсем не трудно, и вскоре они уже были на пути домой. Не изменяя упрямству своей натуры, Кёрк шёл без посторонней помощи, ощупывая дорогу навигационной тростью, и только на оживлённых перекрёстках соглашался взять Маккоя под локоть.

Спок наблюдал за ними с лёгкой грустью на лице. Кёрк так старался сохранить независимость, так отчаянно не желал принимать помощь, а когда всё-таки приходилось, то обращался к Маккою. Почему? Всё дело в том, что Маккой землянин, или в том, что он врач, а просить о помощи врача не так стыдно? А может, Кёрк просто принимает во внимание то, что вулканцы не слишком любят прикосновения? Вулканцы действительно испытывают некоторое неприятие к чужим запахам, к теплу чужого тела, не терпят вторжения в личное пространство… Но Джим, при всех своих отличиях от него, не был чужим, и Спок с неохотой признавался себе в том, что уже довольно давно испытывает тайное наслаждение от его присутствия, его близости, его прикосновений… Это началось в тот день, когда капитана разделило на две части из-за сбоя в работе транспортера. Спок всё время был рядом, наблюдал за его мучениями, за его болью, пытался помочь, чем мог – и дистанция, существовавшая между ними до этого инцидента, сокращалась на глазах, никогда более не став прежней. Он видел уязвимую, скрытую от посторонних глаз, часть Кёрка, видел то, как по воле случая его поступками управляют непреодолимые базовые потребности человека, видел, какой он на самом деле, и это только усилило его благоговение перед уникальной, неповторимой личностью Кёрка, когда тот, став цельным, вновь оказался способен контролировать себя.

Он всегда нуждался в Кёрке – до сих пор нуждался – и хотел, в свою очередь, быть нужным. Зависть разъедала его, словно кислота, не имея выхода. Кёрк принимает помощь Маккоя, так легко и непринуждённо касается руки доктора. Глядя на них, Спок испытывал почти что физическую боль, и приходилось задерживать дыхание, чтобы взять себя в руки, побороть желание вмешаться. Он так хотел, чтобы Кёрк попросил о помощи его, прикоснулся к нему… До мурашек…

Он неоднократно видел, как слепые люди касаются лиц своих спутников, и не мог оторвать глаз от красивых пальцев Кёрка, почти чувствуя их на своём лице, почти ощущая, как они исследуют его черты, ощупывают высокие скулы, линию губ… Быть может, выражение его лица смогло бы рассказать Кёрку о том, о чём он никогда не осмелится сказать вслух… не осмелится… но так хочет…

Спок вдруг почувствовал себя невероятно уставшим, рассеянным и ослабленным. Последние несколько ночей он толком не отдыхал, поскольку его сон всё время нарушали ночные кошмары – неосознанные и неоформленные, находящие на грани восприятия образы, понятные его телу, но не его разуму. Что-то происходило с ним, меняло его в ответ на перемены, случившиеся в его жизни.

Хотелось домой, и Спок ускорил шаги, чтобы не отстать от своих друзей.

* * * * *

Маккой нажал на сигнал вызова, и дверь гостеприимно распахнулась. Пришло время отправляться, и он поднялся, чтобы узнать, не требуется ли Кёрку помощь.

Комната была погружена в полумрак, и доктор только успел включить свет, когда Кёрк вышел из ванной комнаты, завернувшись в банное полотенце и всё ещё мокрый.

– Это ты, Боунс?

– Кто ещё, кроме твоего лечащего врача, может зайти сюда без приглашения? – рассмеялся Маккой.

Кёрк притворился, что внимательно разглядывает гостя, затем одобрительно кивнул.

– Отлично выглядите, доктор – даже жаль, что мы собираемся в простую филармонию, а не в какой-нибудь храм наслаждений на Ригеле.

– Отлично, а то как же… Ты тоже хорош, Джим, – не остался в долгу Маккой. – Так и планируешь идти? Уверен, взгляды всех присутствующих будут прикованы только к тебе – даже в филармонии.

– Я в этом даже не сомневался, – улыбнулся Кёрк, сбросил полотенце и принялся возиться с вещами, разложенными на кровати.

Маккой принялся рассматривать друга с видом профессионала за работой – внимательно, оценивающе, пристально. Кёрк был очень привлекателен. Красивое лицо, широкие плечи, крепкие мышцы. Но дело было не только в конкретных признаках – каким-то неведомым доктору образом Кёрка окружала аура сексуальности, казалось, жизненная сила била из него ключом, притягивая к себе окружающих. Всех, кроме вулканцев, разумеется, – эти зеленокровые упрямые вычислительные машины заточены для выполнения определённых функций с периодичностью раз в семь лет. Даже жаль, что… Он покачал головой, гадая, способен ли Спок ощущать эту ауру Кёрка, неудержимую чувственность, излучаемую самим его существом. Даже ослепнув, Кёрк не лишился этой особенности. Хотя, если подумать, сразу после ранения, чувственность Кёрка несколько померкла, однако, словно горячие угли, всё ещё тлела где-то в глубине для того, чтобы со временем разгореться вновь. Как и предполагалось, вскоре пламя вспыхнуло с силой, удивившей даже Маккоя, на сто процентов уверенного, что сам Кёрк решительно ничего не замечает. Не один раз доктор задавался вопросом, что же этому поспособствовало.

Может, Джоанна Уитни, старая подруга, о встрече с которой Кёрк недавно ему рассказал? Нет. Это была только догадка, но Маккой рискнул бы поставить свою репутацию на то, что Кёрк её не хочет. То, как он о ней говорил… Нет. Даже несмотря на то, что леди, похоже, пыталась с ним флиртовать.

Его размышления были прерваны появлением Спока, не дождавшегося своих товарищей внизу. Когда вулканец увидел по-прежнему обнажённого Кёрка, с изящной непосредственностью перемещающегося по комнате, его зрачки на миг расширились, и он быстро отвёл взгляд, заливаясь краской.

Секунду спустя Спок собрался, нацепил на лицо непроницаемую маску и сложил ладони за спиной с видом полной невозмутимости.

Отправившись на поиски Тормака, Маккой не мог перестать думать о том, как сильно ошибался насчёт Спока… Невозмутимый вулканец, ну конечно… невосприимчивый, бесчувственный. Ну-ну…

[~Nagini~]

Не шевелясь и не издавая ни звука, Спок наблюдал за другом. Кёрк оделся, застегнул рубашку и теперь пытался завязать на вороте лёгкий шёлковый галстук.

– Чёрт подери, Спок, не поможешь мне справиться с этой штуковиной? – наконец потерял он терпение.

Вулканец привык держать в руках хрупкое лабораторное оборудование, а не тонкую ткань экзотических предметов гардероба, но беспрекословно подчинился. Ставшие вдруг грубыми и неловкими, пальцы дрогнули, когда он коснулся тёплой гладкой кожи. До мурашек… К горлу подступила тошнота.

Кёрк нервно переступил с ноги на ногу, мешая и без того выбитому из колеи вулканцу сосредоточиться на галстуке.

– Спок, я распорядился, чтобы мои вещи, оставшиеся на «Энтерпрайз», оправили на Базу, – он посерьёзнел и добавил: – А ещё я взял на себя смелость попросить, чтобы сюда доставили твою вулканскую святыню. Подумал, что тебе её не хватает. Надеюсь, ты не возражаешь.

– Нет, Джим, не возражаю, – в голосе Спока не прозвучало ни единой эмоции. – Спасибо, – он благодарил Кёрка не за святыню, а за то, что тот сейчас дал скрытый ответ на нерешённый до этого момента вопрос. Спок остаётся, и Кёрк с этим согласен.

– Пошли, Спок, Маккой нас заждался, – направляясь к двери. Кёрк вновь выглядел совершенно беззаботным. – Кстати говоря, разве ты не заметил, что я живу в пляжном коттедже? Пляжном, обрати внимание. Ты здесь уже целый месяц и до сих пор не насладился океаническими волнами. Что, водичка солоновата на твой вулканский вкус, а, Спок? Давай завтра пойдём купаться.

Спок собирался отказаться – океан был ему совершенно безразличен, кроме того, он считал, что плавание в открытой воде для Кёрка ещё опаснее, чем плавание в бассейне. Однако, заметив, как воодушевился его друг, со вздохом согласился.

Забравшись в аэрокар, все трое заняли свои места и умолкли. Кёрк явно нервничал, то и дело трогая галстук и пытаясь ослабить узел.

– Постой, дай помогу… – пришёл на подмогу Маккой, без всякого сожаления уничтожая результат стараний Спока. – Не удивительно, что тебе неудобно, эта странная вариация гордиева узла чуть не придушила тебя до смерти.

Кёрк тихо рассмеялся.

– Не нравится мой выбор галстука, Боунс? Что ж, никто не идеален… – только и сказал он, решив не сдавать Спока.

Концертный зал был полон, и в нём стоял такой шум, что Кёрку показалось, будто зрители висят даже на стенах, мешая его сенсорам определять направление. Он слышал, как музыканты настраивают инструменты, создавая какофонию, предшествующую каждому живому выступлению. Он ощущал тепло многочисленных тел, в его уши вливался нестройный гул голосов, говоривших на десятках разных языков, и на какой-то миг он оказался на грани приступа паники, готовясь схватить своих друзей за руки. Но нет, он должен справиться… ему придётся справляться с этим до конца своих дней. Шумно сглотнув, он решительно вздёрнул подбородок и медленно последовал за голосом Маккоя в зал. Когда они добрались до своей ложи, Маккой положил его ладонь на спинку кресла, чтобы он понял, куда садиться.

– Боунс, – усмехнулся он. – Ты позволяешь мне сесть вперёд, чтобы я лучше видел оркестр?

– Тебе не угодишь, не так ли? – возмутился Маккой. – На самом деле, я всего лишь не хотел опозориться, заснув на первом ряду во время такого значимого культурного события.

В этот момент, похоже, погас свет, поскольку гул голосов смолк, и зал погрузился в тишину. Пару секунд спустя раздался гром аплодисментов: очевидно, на сцену вышел ведущий. А затем, словно по волшебству, над замершими в ожидании зрителями заструились вступительные аккорды девятой симфонии Бетховена. Оркестр сыграл последнюю часть «Оды к радости», и в тот момент, когда хор грянул «Alle Menschen einem Bruder», из глаз Кёрка побежали слёзы, но это были отнюдь не слёзы радости…

Во время антракта они отправились в буфет и только пристроились в уголке, потягивая фруктовый сок, как в их неспешную беседу вмешался знакомый голос.

– Стать мне клингоном, если это не мой старый друг Джим Кёрк! – восторженно воскликнула молодая и привлекательная женщина в униформе Звёздного флота. – Сто лет тебя не видела. Понятия не имела, что «Энтерпрайз» посетила нашу скромную обитель.

– Кейтлин, это ты? – Кёрк был ошарашен, услышав голос из прошлого. Потрясённый нежданной встречей, он даже не повернулся к знакомой и, казалось, никак не мог прийти в себя. Было похоже, что он увидел призрака; его прошлое вместе со всеми людьми, которых он когда-то знал, умерло для него в тот момент, когда он лишился зрения.

Он наугад протянул руку, и она всё поняла. В ужасе взглянув на искажённое болью лицо Кёрка, на его подрагивающую ладонь, на белую трость, она пробормотала слова извинения и растворилась в толпе.

Абсолютно растерянный, Кёрк так и стоял, вежливо улыбаясь.

Маккой прочистил горло.

– В который раз хочется поинтересоваться, почему все твои друзья так сногсшибательно выглядят? – но его шутливый тон никто не поддержал.

По дороге в зал, Маккой ещё пару раз пытался разрядить обстановку ироничными замечаниями, но Кёрк был отстранён и молчалив, и вскоре доктор сдался.

Вновь зазвучала музыка, но теперь ей оказалось не под силу развеять овладевшую Кёрком чёрную тоску. Он вновь ощущал привычную подавленность, чувствовал себя совершенно одиноким в пустом и сером мире без начала и конца, пугающем и полном опасностей – его окружало бескрайнее ничто, куда не способен заглянуть никто, кроме него. Это был его личный ад, и он не знал – ненавидит он его или уже начинает привыкать к такому полному горечи существованию.

Кто-то прикоснулся к его локтю.

– Джим, – шепнул Спок. – Хочешь пойти домой?

Домой? Зачем? Серый цвет везде одинаков… вся разница в том, что дома стены ближе, чем здесь. Но в любом месте он ощущает себя как в тюрьме, из которой не сбежать.

Он только отрицательно покачал головой. Лучше остаться тут.

Концерт закончился, и они покинули просторный зрительный зал одними из последних. Когда отзвучали последние ноты и смолкли голоса, Кёрка охватило тяжёлое чувство конечности всего сущего. Занавес опущен.

Воздух был свеж и наполнен приятной прохладой, что совсем не типично для такой жаркой планеты, и они решили не вызывать Тормака с аэрокаром. Попрощавшись, Маккой направился в свою квартиру, расположенную неподалёку, а Спок и Кёрк пошли в сторону коттеджа вдоль линии побережья.

Он устал. Дорога казалась бесконечно длинной, а каждый камешек – непреодолимым препятствием. Шея болела, поясница ныла, ладонь, сжимавшую трость, сводило от напряжения. Он чувствовал себя таким вымотанным… и одиноким.

Однако рядом с ним было родное существо, тёплое, надёжное… стоит протянуть руку. Неожиданно решившись, он остановился и сложил трость.

– Спок... отведи меня домой.

И сильная рука мягко подхватила его под локоть.

* * * * *

Ясное и чистое, утро принесло неожиданную жару – самое время для обещанного плавания в океане. Несмотря на свои опасения, Спок был рад, что Кёрк помнил и с нетерпением ждал этого события. Вчерашнюю отстранённость словно ветром сдуло, и Кёрк, всю дорогу до пляжа поддразнивавший вулканца, выглядел оживлённым и довольным жизнью. Спок, в свою очередь, казался каким-то притихшим, и отвечал другу довольно сдержанно.

Когда они достигли побережья, Спок завёл Кёрка в воду, осторожно придерживая за локоть и ни на секунду не отрывая взгляда от волн.

– Океан сегодня умеренно спокоен, Джим. Высота волн не более сорока сантиметров, однако, подводные течения довольно сильные, так что не стоит заплывать далеко.

Кёрк рассеянно кивнул и, довольно хрюкнув, опустился в белую пену. Жара стояла несусветная, и каждая пора его кожи с благодарностью впитывала в себя прохладную воду. Он быстро поплыл, делая мощные взмахи руками, то и дело погружаясь в волны с головой, наслаждаясь прелестями океана, свежего воздуха и силой, наполняющей тело.

Не привыкший к плаванию, Спок не мог соперничать с Кёрком и быстро отстал. Кёрк всё сильнее удалялся от берега, и Споку пришлось его окликнуть в попытке остановить.

– Джим, там слишком глубоко. Прошу, вернись обратно, – но Кёрк, не слушая друга, заплывал всё дальше, смакуя ощущение собственного превосходства над стихией и с лёгкостью прорезая грудью волны. Он плыл очень долго, движения становились всё медленнее, мышцы рук гудели от приятной усталости, ноги замерзли и потяжелели от напряжения. Наконец, он остановился и только тогда понял, что не слышит ни единого звука, свидетельствующего о наличии рядом с ним живых существ. Похоже, берег был очень далеко, поскольку он не мог расслышать даже плеск волн о прибрежные камни.
– Спок? – громко позвал он, но ответом ему была тишина.

Где же Спок? Он не стал бы играть с ним в такие игры, это совершенно не в его духе. Он же всё время плыл рядом, разве нет? Кёрк рассчитывал на это, он привык, что Спок всегда рядом… если только не…

Мягкая прохлада волн теперь окутала его пеленой страха, а умиротворённая тишина превратилось в затишье перед смертоносной бурей. Он крикнул громче, настойчивее:

– Спок! Ты слышишь меня? Где ты, Спок? Отзовись! Спок!!!

И тогда Кёрк понял, что потерялся. Он был далеко от берега, и рядом не было никого, кто мог бы указать ему направление. Ему ни за что не понять, в какую сторону плыть. А если, – в панике подумал он, – Спок в беде? Вдруг он нуждается в помощи? Спок никогда не был выдающимся пловцом и последовал за Кёрком, только чтобы обеспечить его безопасность. А он, пойдя на поводу у своего эгоизма, поставил под угрозу не только собственную жизнь, но и жизнь Спока. Желая продемонстрировать свою храбрость, он затеял игры с жизнью… того, кто ему дороже всех на свете.

[~Nagini~]

Холодок пробежал у него по спине, и он снова принялся крутиться в воде, безостановочно выкрикивая имя Спока, замирая и прислушиваясь к тишине в ожидании ответа… но его не было. Если Спок тонет, то у Кёрка нет ни единого шанса найти его и прийти на помощь. Он не мог спасти Спока, не мог спасти себя самого. Он чувствовал себя абсолютно беспомощным, потерявшись в этой водной пустыне, опаляемой жарким светом двух светил, которые он даже не в силах разглядеть. Окружающему миру было на него глубоко наплевать, а единственное небезразличное существо, стоящее между ним и бесконечной тьмой, было где-то далеко, вероятно, в беде, возможно, на грани гибели. А он ничего не может сделать. Его напускная независимость растаяла как мираж, лопнула как мыльный пузырь, повинуясь велению суровой реальности, он был слаб и всё это время держался только благодаря силе вулканца, положившего на алтарь его благополучия свою свободу, будущее и весь огромный мир. Спок… Спок…

– Спок! – хотел крикнуть он ещё раз, но с губ сорвался только полный глухого отчаяния всхлип.

– Джим, я здесь… всего в шести метрах от тебя. Держись. Я потерял тебя на мгновение. Прости меня.

Это был Спок.

Когда вулканец добрался до него, Кёрк, поддавшись порыву, восторженно обнял его за шею. Затем, вспомнив о нелюбви Спока к тактильным контактам и смутившись, отпрянул и оставил на плече друга только одну ладонь. Он был так потрясён и расстроен, что ничего не сказал и не стал задавать Споку никаких вопросов.

Обратно они приплыли вместе. Спок усадил всё ещё дрожащего человека в пляжное кресло, достал захваченную с собой бутылку с водой и наполнил стакан.

Кёрк никак не мог прийти в себя. Вцепившись в прохладные бока стакана и широко открыв глаза, он устремил невидящий взор в ярко-голубое небо и только бесконечно повторял:

– Я чуть не убил нас обоих… чуть не убил… чуть не убил…

Поднявшись с кресла, он улёгся на землю, бездумно водя пальцами по песку и не переставая размышлять о тех нескольких минутах, что в одиночестве провёл в воде. Далеко не сразу он сообразил, что сидящий в соседнем с ним кресле Спок тоже не издаёт ни звука. А секунду спустя тёплая ладонь ободряюще сжала его предплечье.

Спок закрыл глаза, но не мог выкинуть из памяти картину, отрывшуюся ему в океане. Словно на внутренней стороне век отпечаталось лицо Кёрка – перепуганное, искажённое отчаянием, а в ушах всё ещё звучал голос, раз за разом выкрикивающий его имя.

Боль на лице Кёрка, его страх почти физически истязали Спока… но он сделал то, что должен был сделать.

Сначала он просто не верил своим глазам, глядя на быстро удаляющую фигуру Кёрка, заплывающего всё дальше и дальше в открытый океан. Спок был просто поражён нелогичностью его ненормального, дерзкого поведения. Неужели ничто – вообще ничто – не способно его остановить?

Он почувствовал, как в нём закипает неконтролируемая ярость, топливом для которой послужили все те немые протесты, которые он сдержал, с беспомощностью наблюдая, как Кёрк рискует своей жизнью.

«Рассчитанный риск» – беспечно говорил Кёрк во время таких инцидентов, пользуясь командирским правом принятия решений. «Глупость» – хотел ответить логичный коммандер, но вера в капитана не позволяла. И эти слова не раз могли стать их эпитафиями.

Некоторые риски были неизбежны – другие не нужны, и Спок никогда до конца не понимал ту загадочную часть человеческой души, что заставляла Кёрка на них идти. Что толкало его на отчаянные поступки? Мужество, бесшабашная храбрость, стремление соответствовать каким-то понятным ему одному идеалам, врождённая тяга к азарту? Или существовали более глубокие, более темные причины, вынуждающие Кёрка вести непрерывную, неосознанную игру со смертью, своей неустрашимостью бросая вызов Танатосу?

Он не знал раньше и не понимал теперь, однако его терпению пришёл конец. Хватит. Это должно прекратиться, если Кёрк хочет жить, а Спок сохранить рассудок.

Купание в открытом океане – не самое лучшее развлечение для незрячего человека, но Кёрк, как обычно, решил это проигнорировать. Он даже не отреагировал на предупреждение Спока, безрассудно плывя вперёд, с каждым взмахом сильных рук удаляясь от своего гаранта безопасности.

От безумной ярости у Спока даже закружилась голова, и призрачные видения тонущего в бассейне человека наложились на картину, открывшуюся его взору тогда, когда он наблюдал за тем, как, потерянный и полный отчаяния, Кёрк зовет его посреди океана. В тот миг он хотел только одного: подплыть и что есть силы ударить его по лицу, трясти его до тех пор, пока он не осознает, какие страдания причинял Споку все эти годы, на какие мучения его обрекал. Он так сильно хотел сделать ему больно, что кончики пальцев покалывало от предвкушения грядущих ударов, в порыве гнева обрушивающихся на беззащитную человеческую плоть.

Кёрк всегда принимал его как должное… он был так уверен в том, что Спок последует за ним куда угодно. Но что если он этого не захочет или – хотя бы один раз – действительно не сможет?

Мышцы не слушались от нарастающего раздражения, и он замер в воде, не приближаясь к человеку. Когда Кёрк обернулся и позвал его, решимость Спока улетучилась в один момент… но логика, холодная и безупречная, взяла верх. Ему выпала редчайшая возможность продемонстрировать Кёрку свою точку зрения, и это однажды может спасти ему жизнь. Нерушимый вулканский самоконтроль позволил ему оставаться в стороне и молча, не шевелясь, наблюдать за происходящим.

Это длилось не более пары минут – достаточно для того, чтобы Кёрк всерьёз запаниковал – но у Спока едва не остановилось сердце. Очевидное отчаяние Кёрка словно ножом врезалось ему в грудь, заставляя содрогаться от чувства вины, ломая его решимость, но он должен был выдержать, он должен был…

Совсем нелогичным было то, что он и сейчас сгорал от стыда, однако с этим ему придётся жить, ничего не поделаешь. Конечно же, Кёрк никогда не узнает о его поступке.

Открыв глаза, он повернулся и взглянул на Кёрка. Притихший и сосредоточенный, он лежал на песке, и его лицо казалось абсолютно спокойным – словно и не было никаких переживаний. И негодование снова охватило Спока. Почему? – подумал он. Почему он так поступает со мной? Почему превращает меня в безвольную пешку в своей упрямой игре с судьбой?

Он окинул взглядом фигуру лежащего рядом человека. Гладкая кожа Кёрка потемнела от солнца, а волосы выгорели до золотистого оттенка, уставшее тело практически вплавилось в светлый песок, и весь он казался сейчас таким открытым, таким уязвимым.

Гнев Спока начал отступать, он чувствовал, как раздражение медленно сменяется странной смесью неопределённых, непонятных чувств… и какая-то дымка словно бы обволакивает его разум. Поддавшись порыву, он протянул руку, коснувшись загорелого плеча… и в животе снова странно потяжелело… Нервно сглотнув и закрыв глаза, он крепко и собственнически сжал руку Кёрка.

конец главы

[~Nagini~]

Тень РА,
дракон7,
рада, что читаете, мои дорогие

[Angel Eyes*]

Я тут в засаде уже которую главу и даже не знаю читать дальше или подождать и прочесть все сразу... Как?! Как ты это переводишь? Ты просто героиня. Тут же каждая глава рвет сердце в клочки. Кирк без Этерпрайз? Такого не может быть! Одно утешение - Спок рядом с капитаном. Я после каждой главы бегу смотреть ТОС в качестве таблетки.
~Nagini~, спасибо!

[Тень РА]

Какая офигенская глава! Спасибо громадное за перевод! Испытала нереальное удовольствие. Они все такие живые и настоящие, и темы поднимаются такие важные. Я в восторге)
И Спок какой! Я прям трепещу до мурашек вместе с ним)

[~Nagini~]

Angel Eyes*,
трудно перевожу - переживаю
но греет душу знание того, что будет дальше

Я после каждой главы бегу смотреть ТОС в качестве таблетки.

ТОС - кремлёвская таблетка лекарство от всех невзгод!

Тень РА,

Дааа, Спок здесь вот прям аах!

[Angel Eyes*]

~Nagini~,
Во-от, ты знаешь, что дальше. А мне просто лень влезать в оригинал.
Кстати, ты знаешь про нынешнюю ситуацию с дайрами? Где тебя искать, если что?

[~Nagini~]

Angel Eyes*,

Кстати, ты знаешь про нынешнюю ситуацию с дайрами?

Нет, не знаю О_о
Рассказывай!

[Angel Eyes*]

~Nagini~,
Денег у админов нет на содержание. Закрывать хотят.
Да сейчас вся Лента в любом дайри полна паники. Вот зайди хоть ко мне, у меня со вчерашнего дня один за другим посты об этом.
Часть народа рванула на Дрим, многие надеются на альтернативные дайры, которые сейчас, вроде как , энтузиасты клепают. Многие на Лиру собираются вернуться.

[~Nagini~]

Angel Eyes*,
да, я уже прочитала.
даже обвинить себя не в чем - у меня подключены платные сервисы с 2009 года.
пойду ещё что-нибудь подключу, но дело пахнет керосином, конечно((

заводить другой дайр не стану.
видимо, эта веха в моей жизни будет окончена

фики всегда можно найти на АО3, но без СТ-сообществ, боюсь, не будет стимула на новые работы...