![](http://static.diary.ru/userdir/1/0/6/8/10685/85221426.jpg)
Название: Поводырь
Переводчик: ~Nagini~
Оригинал: Nightvisions by Carol A Frisbie, Susan K James, запрос отправлен
Размер: макси, в оригинале 104513 слов
Канон: Star Trek TOS
Пейринг: Спок/Джеймс Кёрк
Категория: слэш
Жанр: ангст, романс, хёрт/комфорт
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Кёрк был ослеплен толианским оружием, и Спок оставляет службу, чтобы быть рядом с ним.
Примечание: Фик был напечатан в 1979 году в фэнзине, выпущенном «Pulsar Press», и является первым опубликованным К/С-романом.
Читать целиком и скачать одним файлом с АО3
ГЛАВА 1ГЛАВА 1
Как молодой актер – не редко что бывает -
Затверженную роль от страха забывает…
О, научись читать, что в сердце пишет страсть!
Глазами слышать лишь любви дано во власть.
---– У. Шекспир, сонет 23 в переводе Н. В. Гербеля
Спок торопливо шел по коридорам Командной базы, не в силах контролировать поток мыслей. По личному распоряжению капитана Кёрка ему надлежало явиться на Звёздную базу IX… но зачем?
Он отсутствовал целый месяц, и только теперь, когда совершил столь необходимое для ментального здоровья и устойчивости паломничество, осознал, как же сильно скучал по «Энтерпрайз». Он собирался нагнать корабль как можно быстрее, чтобы вернуться к благодарным и приносящим удовлетворение обязанностям старшего помощника… и к Джиму.
Странное сообщение сбивало с толку. Что капитан делает на Базе, когда «Энтерпрайз» находится за много световых лет отсюда?
Служебный шаттл послушно замер на стоянке, и Спок оказался посреди огромного и очень современного жилого квартала.
– Коммандер, мне подождать? – прервал размышления Спока пилот, которого руководство Базы выделило ему на время визита.
– Нет, спасибо. Вы мне пока не потребуетесь, – отпустив служащего, Спок принялся обозревать окрестности. Он находился в большом ухоженном саду, разбитом вокруг строения, смахивающего на пляжный домик. Усыпанный ракушками песчаный берег был совсем близко, и мощеная тропинка спускалась от дома прямо к беспокойным бледно-синим волнам. Расположенный в самом центре пестрого тропического сада, домик казался сверкающим бриллиантом, и его переливающиеся в лунном свете стеклянные стены манили спокойствием и умиротворением, а тяжелые портьеры, опускающиеся с внутренней стороны стекол, надежно хранили секреты жильцов от любопытных глаз.
Он позвонил в дверь, и на пороге появилась андорианка. Она вежливо поинтересовалась, как его зовут, и Спок не смог скрыть удивления. Этот дом, мебель, прислуга… все это навевало мысли о… постоянстве. Зачем Кёрку понадобились такие сложности, если он пробудет здесь совсем недолго?
Женщина вывела его обратно в сад и, попросив подождать, исчезла за закрывшейся дверью. Минуту спустя она вернулась и сообщила:
– Вас ждут, коммандер Спок. Прошу, входите.
Помещение, в которое его провели, оказалось рабочим кабинетом. Освещение было приглушено, но даже в неверной полутьме можно было легко разглядеть массивные полки красного дерева, сплошь заставленные книгами – настоящими бумажными книгами, которые так нежно любил Кёрк. Присутствовали также куда более привычные стопки карт памяти, на письменном столе стоял компьютер. Стеклянная дверь, ведущая во внутренний дворик, была открыта, и там Спок заметил человека, неподвижно сидящего в кресле и устроившего ступни на подставке для ног. Он видел только силуэт: волевой подбородок, коротко остриженные светлые волосы и широкие плечи, но ошибки быть не могло…
– Спок? – прозвучал мягкий, полный радушия голос. – Иди сюда, присаживайся! – Кёрк взмахнул рукой, указывая на соседнее кресло, и повернулся к вулканцу. – Прости, что не встал, чтобы тебя встретить. Я растянул лодыжку, и доктор запретил мне несколько дней подниматься на ноги, а с ним лучше не спорить!
– Капитан, я отсутствовал 33,4 дня и очень рад наконец вас видеть. Однако должен признать, что ожидал встретиться с вами и остальной командой на борту «Энтерпрайз».
– Разумеется, мистер Спок, разумеется… – губы Кёрка расплылись в мягкой, понимающей улыбке. – Верный, преданный своим обязанностям вулканец, как и всегда, – слова капитана звучали ласково, но почему-то Спок был разочарован полученным ответом, хоть и не понимал, откуда взялось это чувство. После нескольких недель отсутствия, после свершения паломничества, он пришел к новым умозаключениям касательно своего вулканского наследия, и это, как ни странно, во многом примирило его с человеческими эмоциями. Он скучал по Джиму Кёрку, а их теперешняя встреча оказалась совсем не тем, на что он рассчитывал. Огорчение – одно из чувств, совсем недавно признанных вулканцем – вот что он ощутил, когда внимательно оглядел своего капитана. Кёрк заметно похудел с момента их последней встречи, его лицо казалось бледным и отрешенным.
– Спок, давай сначала о тебе. Как поездка? Родители? – вопросы посыпались из Кёрка как из рога изобилия. Он хотел узнать всё и обо всём.
– Поездка была удовлетворительна по всем параметрам, капитан. Что касается родителей, то Сарек шлет вам свои наилучшие пожелания, а Аманда… свою любовь, – Спок едва не улыбнулся, с нежностью вспомнив неизменную и чисто человеческую экспрессивность матери.
– Спок, ты великолепно выглядишь! Я тоже рад тебя видеть… – Кёрк широко улыбнулся старшему помощнику. – Ох, прости, я ужасный хозяин. Хочешь что-нибудь выпить? – он потянулся к кнопке вызова, расположенной на ручке кресла. – Фруктового сока? Или рискнешь разделить со мной стаканчик траньи? – Кёрк покачал полупустым бокалом.
Хагар, его экономка, появилась с подносом в руках, подала Споку напиток, одновременно наполняя до краев бокал Кёрка.
Спок отпил глоток сладкого ярко-оранжевого ликёра и с любопытством осмотрелся.
– Джим, этот дом разительно отличается от капитанской каюты. Я восхищён работой дизайнера по интерьеру.
– Милый дом, не так ли? Мне и самому очень нравится. Он принадлежит моему отлучившемуся на несколько месяцев другу. Определённо, здесь куда лучше, чем в одном из этих безликих гостевых отсеков, которые может предложить руководство Базы.
Кёрк снова и снова задавал вопросы, внимательно слушал рассказ о поездке Спока, его впечатлениях о Вулкане, о том, что их отношения с отцом значительно улучшились. На его лице было написана только радость встречи, но Спок с беспокойством отметил, что улыбка, играющая на губах, резко контрастирует с неявным напряжением, сковавшим его друга. Слова звучали обыденно, руки расслабленно лежали на подлокотниках кресла, но мускулы, время от времени подрагивающие на его подбородке, говорили о собранности, с трудом скрываемом внутреннем надрыве. Тревога Спока с каждой минутой росла, и он рискнул спросить прямо.
– Капитан, простите мою бестактность, но что вы делаете на Звёздной базе?
– Мистер Спок, позвольте мне попытаться объяснить. Я… больше... не служу на «Энтерпрайз».
Это заявление, прямое, однозначное, взорвалось между ними, словно бомба замедленного действия, и Спок поймал себя на том, что не в силах контролировать выражение лица. Пытаясь преодолеть вихрь наполнивших его чувств, он даже не заметил горечи, прозвучавшей в голосе Кёрка.
– Могу я поздравить вас с заслуженным повышением, сэр? – Спок с трудом заставил себя произнести требуемые в данной ситуации формальные слова.
– Стой, Спок. Подожди с вопросами, ладно? Нет, я не лезу вверх по карьерной лестнице… я… оставляю службу. И да, я в полном порядке – как и корабль. Я просто решил уйти.
Спок молчал, понимая, что сейчас ему предложили уточнение, а не объяснение. Он ждал продолжения.
– Причины личного характера, – задумчиво протянул Кёрк, словно бы говоря с самим собой. – Нужно уходить, пока не стало слишком поздно. Все мечты, которым не суждено сбыться, все надежды, все… потери… всё ради этой требовательной, вечно голодной «железной леди»… Я женюсь, Спок, мне придется её оставить. Я женюсь на Китар, дочери адмирала Сингха.
Повисла гробовая тишина, и только несколько мгновений спустя Спок нашел в себе силы ответить.
– Капитан, я желаю вам и вашей невесте долгой жизни и процветания, – он постарался поверить в произнесённые слова. Глядя на Кёрка, Спок пытался определить, заметил ли тот боль на его лице, но Кёрк избегал встречаться с ним глазами, устремив взор куда-то вдаль, в сиреневый вечерний сумрак.
– Свадьба состоится на Орионе Бета – закрытая церемония только для родных Сингха, – смущение отразилось на лице капитана, но было мгновенно подавлено. – Маккой прибыл на Базу, чтобы помочь мне с организацией, но он скоро её покинет… Спок, я бы очень хотел пригласить тебя, но желание семьи… – Кёрк помолчал, а затем тихо добавил: – Я уезжаю через два дня.
Вулканец сидел неподвижно, опасаясь, что любое движение выдаст его истинные чувства, обнажит испуганного, брошенного ребенка, притаившегося у него внутри.
– Спок, они могут предложить «Энтерпрайз» тебе… Я, конечно, не уверен, но моё мнение должно быть для тебя очевидным. Лучшего варианта им не найти, – голос Кёрка сорвался. Хватка «железной леди», ослабела ли она хоть чуть-чуть? – И… ты, мой дорогой, друг, живи долго и процветай! – он протянул было ладонь для рукопожатия, но замер на полпути и, передумав, устало опустил руку. – Конечно, мы ещё увидимся до моего отъезда.
Спок понял, что визит окончен. Он тихо пожелал капитану доброй ночи, но Кёрк даже не повернулся в его сторону, просто смотрел на зажатый в ладони опустевший бокал, и вулканец медленно и нерешительно направился прочь.
Ему срочно нужно было отдышаться, пройтись и подумать. Он пошёл в сторону главного комплекса зданий, решительно меряя шагами дорогу и понимая, что не способен убежать от тревожных, мучительных вопросов, роящихся в сознании, убежать от послевкусия, оставленного странной встречей с человеком, который вдруг стал для него незнакомцем.
Куда он сейчас идет, куда должен идти? Звёздный флот – его «дом»… жестокая ирония этого слова ударила ему под дых. Флот, корабль, на котором он служил вот уже шестнадцать лет, его обязанности – его стиль жизни, его способ существовать достойно, принося пользу… но «дом»? Дом должен дарить тепло, ощущение защищенности, понимание, что есть на свете вещи… люди, ради которых стоит жить и умереть… Джим… Теперь это слово казалось Споку пустой насмешкой, иронией, звучащей в такт его одиноким шагам.
«Причины личного характера» – планы Кёрка, в которых не нашлось места для него. Он оставил бы службу, последовал бы за Джимом при любых обстоятельствах, куда угодно – кроме брачного союза.
Горечь потери окатывала его, словно ледяной липкий дождь, просачиваясь сквозь кожу, остужая сердце. Привкус этой горечи был для него нов: вулканец Спок сорок лет укреплял окружавшую его каменную стену, он не встретил на своём пути почти ничего, что ценил бы по-настоящему, боялся бы потерять. Но не так давно приобретенные особенные отношения, это драгоценное чувство, которое он только-только осмелился признать, эта тонкая материя, наполненная неизмеримой красотой, сейчас окрасилась черными красками потери…
Вернувшись в гостевые комнаты, выделенные ему руководством Звёздной базы, Спок принялся бродить по номеру. Необъяснимая, совсем невулканская волна ревности, почти ненависти, клокотала в груди. Она выиграла, эта женщина, которую он даже не видел, эта безликая незнакомка. Поддавшись внезапному порыву, он сел за компьютер и решительно ввел запрос, озлобленно колотя пальцами по клавиатуре.
– Спок, коммандер, звездолёт «Энтерпрайз», личные данные, допуск класса «С». Выдать мне всю доступную информацию об адмирале Сингхе, Индре. Конкретизация: история семьи, потомство.
Монотонное пощелкивание компьютера сменилось женским голосом, предоставляющим запрошенные данные:
– Индра Сингх, адмирал, возраст: 62 года. Назначение: военный губернатор, Орион Бета II. Семейное положение: женат. Потомство: одна дочь, Китар Сингх-Уотсон, замужем за коммандером Томасом Уотсоном, звёздная дата 2344.12. Родители: де…
– Довольно, – оборвал Спок компьютер и поспешил к двери. Не дожидаясь транспорта, практически бегом, он устремился вдоль линии пляжа.
Эти слова: «…замужем за коммандером Томасом Уотсоном…» прогремели для него словно сигнал боевой тревоги, запустивший цепную реакцию в тренированном логичном разуме, оживляя его аналитические способности, останавливая бушующий водоворот эмоций, только что грозивший поглотить его с головой. Что-то было не так, иначе и быть не может! Китар Сингх замужем за коммандером Томасом Уотсоном уже два месяца. Совершенно очевидно, что Кёрк… солгал ему. А Кёрк, он понимал это отчетливо, не стал бы ему лгать, если бы не… Скрывает… он что-то скрывает. Может, это связано с какой-то миссией, в которой Спок не должен участвовать? Да уж, их воссоединение действительно оказалось странным…
Он поймал себя на том, что ищет объяснение, пытаясь оттолкнуть смутное пока подозрение, что случилось что-то очень плохое, но это подозрение крепло в нем с каждой секундой.
Их встреча смахивала на составную картину, написанную в черных и серых тонах, мозаику с отсутствующими элементами, без которых невозможно собрать единое целое. И в центре всего этого был Кёрк, почти неуловимо изменившийся, не такой как всегда.
Он ощутимо запыхался, когда добрался до дома. Стараясь отдышаться, он ненадолго остановился, приводя в норму свое сердцебиение и собираясь с мыслями. А потом вместо того, чтобы пройти сквозь главные ворота, он направился вокруг забора к боковой калитке и вскоре оказался во внутреннем дворике, сообщённом с рабочим кабинетом.
Раздвижная стеклянная дверь была по-прежнему открыта, но лампы в помещении на этот раз горели ярко. Кёрк сидел за письменным столом, уткнувшись лицом в ладони. Он был облачён в чёрную тунику, плечи были безвольно опущены, и, глядя на охваченного бессильным отчаянием друга, Спок больше не сомневался в том, что случилось что-то поистине чудовищное.
Услышав приближающиеся шаги, Кёрк поднял голову, посмотрел прямо на Спока и тихо спросил:
– Это ты, Боунз?
Его глаза были широко открыты, он, не моргая, глядел прямо на вулканца, и тогда Спок все понял. Кёрк был слеп.
* * * * *
Разговор, которого он ждал, состоялся около часа назад. Несмотря на то, что Кёрк говорил по телекому совершенно спокойно, сообщив о визите Спока и о том, что их план, похоже, сработал, Маккою казалось, что он должен быть рядом. Они проговорили почти полчаса… но что-то в голосе Кёрка наводило доктора на мысль, что депрессия его друга усугубляется.
Нервно побарабанив пальцами по столу, Маккой решил налить себе еще одну порцию алкоголя. Выделенные Звёздной базой апартаменты, состоящее из жилых комнат и рабочего кабинета, казались доктору слишком большими, но, несомненно, более удобными по сравнению с ограниченным пространством его каюты на «Энтерпрайз».
«Энтерпрайз»… конечно, он будет по ней скучать… но его место здесь, с Джимом. Когда он доставил Кёрка на Базу, то подал запрос и незамедлительно оформил перевод. Корабельный хирург в поисках работы был штучным, ценным товаром, и без каких-либо проволочек его назначили главой специального исследовательского отдела местного Медицинского центра. Кёрку будет проще примириться с текущим положением дел, если он будет знать, что Маккой продолжает работать, а самому Маккою позволит без лишних сложностей сделать то, что он должен сделать… быть рядом с другом.
Настойчивый стук в дверь застал его врасплох – он никого не ждал. Так что, когда он открыл дверь и увидел на пороге вулканца, доктор сразу понял, что их с Джимом план все-таки провалился.
Он никогда не видел Спока в таком состоянии: его лицо блестело от пота, волосы были растрепаны, ботинки покрыты толстым слоем пыли, форменка смята и чем-то испачкана, а глаза… словно две глубоких угольных шахты, на дне которых полыхали невыносимые боль и ярость.
– Доктор Маккой, за что? Разве я не имел право знать? Я требую, чтобы вы мне все рассказали! Что произошло с Джимом и почему вы решили от меня это скрыть? – слова звучали взвешенно, но сопровождающий их взгляд говорил о невысказанном, нестерпимом страдании.
– Спок… что… что, черт подери, с вами случилось? – Маккою никак не удавалось собраться и достойно встретить нежданную атаку, мысленно он старался отыскать какой-нибудь способ выкрутиться из сложившейся ситуации. Но потом он взглянул на Спока, страшного в своей боли и злости, и понял, что способ есть только один. Сказать правду.
С немалым трудом он взял себя в руки и, глядя Споку прямо в глаза, заговорил медленно и четко:
– Спок, Джим ослеп. Вероятнее всего, необратимо. Он потерял зрение месяц назад, сразу после того, как ты уехал. Это долгая история… Как ты это понял?
Спок помолчал пару секунд.
– Я не понял… сначала. Но потом я вернулся. Он меня не узнал.
Леденящая дрожь сотрясла вулканца, когда он вспомнил, как Кёрк снова и снова спрашивал: «Кто это? Боунз? Тормак? Кто здесь?» Спок не смог ответить, не сумел найти в себе силы заговорить с ним в тот момент. Шокированный, он развернулся и побежал прочь, оставив друга в темноте, растерянного, испуганно ищущего ночного гостя.
Спок почувствовал, что его снова сковывает ужас, когда он мысленно представил Джима – одинокого, потерянного и совершенно беспомощного. Но он должен был всё узнать.
– Доктор Маккой, вы должны рассказать мне все подробности. Немедленно!
– Сядь, и я расскажу, – отрезал Маккой. Спок не пошевелился, только встретил его взгляд с холодной решимостью, и доктор, вздохнув, приступил к рассказу:
– Это случилось сразу после того, как ты отбыл на Вулкан. «Энтерпрайз» было приказано отправляться в Толианский сектор. Согласно последним расчетам геофизиков, вскоре должна была произойти долгая пространственная интерфаза, и нам было поручено попытаться вернуть «Дифайэнт». Федерация желала получить его назад, причем желала отчаянно. Они боялись позволить всему ее военному арсеналу и аппаратуре болтаться где-то между галактиками в свободном доступе для всех любопытствующих и, возможно, враждебных рас.
– На этот раз мы подготовились и накачали команду до полупьяного состояния раствором производных хлорфарагена, чтобы предотвратить космическое безумие. Мы быстро обнаружили «Дифайэнт», видели его своими глазами, но сенсоры ничего не регистрировали. Он болтался там как тело без признаков жизни, он сам и его тень одновременно.
– Как обычно Джим решил отправиться на «Дифайэнт» самостоятельно, чтобы скоординировать стыковку корабля с тяговыми лучами «Энтерпрайз». Ох, Спок, мы должны были тридцать раз подумать, но ты же знаешь Джима, его не переубедить. Он только ухмыльнулся, как обычно, да сверкнул глазами (тогда я в последний раз видел этот блеск): «к старости становишься нервным, да, Боунз?», а потом встал на платформу транспортера. Всё остальное, чёрт его дери, произошло так быстро, что я даже не уверен в точности своего рассказа, – Маккой умолк, погружаясь в воспоминания, и на его лице отразилась явная боль, а губы плотно сжались, делая его похожим на сломленного старика. С горечью в голосе он продолжил:
– Силуэты на платформе только начали мерцать, и тут мы услышали жужжание чужого транспортера, вмешавшегося в работу нашего и перехватившего наш десант. Захваченный двумя лучами, Джим стоял, словно парализованный, не в состоянии пошевелиться, и тогда этот грёбаный толианец появился на платформе рядом с ним. Достав оружие, он прицелился капитану в голову, и ярко-красный луч – дьявольский огонь, не иначе, – попал Джиму прямо в лоб. Он вскрикнул, руки дернулись от боли, разрывая пересечение лучей транспортера. А потом он прижал ладони к вискам, словно стараясь защититься от нападения голыми руками, и упал.
– Охрана выстрелила в толианца, и нарушитель дезинтегрировал прямо на наших глазах, оставив за собой только оружие. Как я узнал позже – в тот момент меня интересовало только состояние Джима – фазер охранника был установлен на оглушение, и убило толианца отнюдь не это. Похоже, он был смертником, и луч, любой луч – хоть фазера, хоть транспортера – привёл бы к его немедленной аннигиляции.
– Звёздный флот собрал осколки оружия и внимательно их исследовал, разложив вплоть до молекул, но ответ не найден до сих пор. Мы не представляем, как оно работает – только, что оно делает… – Маккой снова помолчал, справляясь с эмоциями, вызванными воспоминаниями. Налил себе еще стаканчик и предложил Споку, но тот решительно отказался, готовясь внимательно слушать продолжении истории.
– В течение нескольких дней Джим то приходил в себя, то опять терял сознание. Он был подключен к аппарату жизнеобеспечения, и при этом мы не могли найти никакой патологии, которая могла бы объяснить его состояние. Мы опасались, что его мозг поврежден необратимо, что может случиться кровоизлияние. Однако в один прекрасный день боль просто исчезла, и он пришел в себя… абсолютно слепым.
Какое-то время оба сидели неподвижно, погруженные в свои мысли, в общее на двоих горе. Лицо Спока не выражало абсолютно ничего, но не маска вулканского спокойствия делала его таким, а отпечаток душевной боли.
– Доктор Маккой, – хрипло проговорил он, – вы правда считали, что я не узнаю об этом рано или поздно?
– Не считал, – вздохнул Маккой, – но надеялся, что это случится тогда, когда в должности капитана ты уведешь корабль за много световых лет отсюда… и, может быть, тогда осознаешь, что именно этого хотел Джим, сумеешь понять, почему он так поступил.
– Никогда.
И за этим словом последовала долгая тишина.
Маккой очнулся первым:
– Джим! О господи, он там совсем один. Нужно бежать к нему, – схватив аптечку первой медицинской помощи, он поспешил к выходу, утаскивая Спока за собой.
– Я должен предупредить тебя еще кое о чём. У Джима до сих случаются эти необъяснимые припадки… не так часто, как раньше – с тех пор, как мы прибыли сюда, было всего два. Они начинаются без всякого предупреждения как мучительные головные боли, приводящие в итоге к потере сознания. И что хуже всего… в результате припадков резко увеличивается внутричерепное давление, что может привести к инсульту и обширному кровоизлиянию в мозг. Мы не знаем, из-за чего это происходит, но волнение и другие сильные эмоции могут выступать как провоцирующие факторы, а ты определенно оставил Джима в возбужденном состоянии. Лучше нам поспешить, Спок.
* * * * *
В доме было темно и тихо, свет горел только в обеденной зоне. Экономка еще не спала. Тихо напевая себе под нос, она заканчивала работу на кухне. Маккой сразу же направился в спальню Кёрка. Он пробыл там пару минут, показавшихся Споку вечностью, а потом открыл дверь и жестом пригласил вулканца войти. Спок не представлял, о чем они там говорили, но к моменту его появления Кёрк сидел в огромном кресле, которое, казалось, вот-вот проглотит своего исхудавшего владельца. Успокоительное, введенное ему Маккоем, помогло расслабиться, но когда он повернул голову в направлении приближающихся шагов, Спок разглядел в его лице явное смущение и неуверенность в себе. Маккой, привыкший считывать выразительную мимику капитана, заметил также облегчение и слабую улыбку, притаившуюся в уголках губ: спектакль позади, и Спок здесь, рядом с ним…
Господи, как же он по нему скучал, – подумал Маккой со странной дрожью в сердце. Кёрку пришлось нелегко, когда он пытался утаить свою слепоту, чтобы отпустить Спока на волю… но где-то там, в подсознании, он наверняка хотел, чтобы правда вышла наружу, чтобы его друг всё узнал.
– Спок? – Кёрк протянул руку, и Спок после секундного колебания сжал его ладонь.
– Это я, капитан. Доктор Маккой рассказал… – он осекся, заметив, что рука Кёрка дрогнула при слове: «капитан». Впредь стоит воздержаться от его использования.
– Спок. Прости, что был вынужден солгать тебе, – Почувствовав боль в голосе Кёрка, Спок склонил голову. – Этот фарс не принес мне никакого удовольствия… Позволь мне объяснить.
Спок чуть сжал его ладонь, чтобы остановить.
– Джим, не стоит. Я понимаю, я действительно понимаю… – его голос был полон нежности, но в обращенном к Маккою взоре полыхали языки пламени. И тогда доктор понял: Кёрк прощен. Спок понимал, чем он руководствуется. Он, но не Маккой. И когда безжалостный взгляд темных глаз впился в его лицо, по позвоночнику доктора пробежала дрожь…
– Я… должен был так поступить… ради тебя, – добавил Кёрк, и Спок понял, как сложно, как невыносимо трудно, далось ему это решение. И весь этот «фарс», который Кёрк и Маккой спланировали всего за 24 часа до его прибытия…
Все кусочки мозаики наконец заняли свои места: неподвижно сидящий Кёрк, не поднявшийся, чтобы его поприветствовать, предложив в качестве оправдания больную лодыжку, свадебные планы, бокал в руке Кёрка, который он так ни разу и не поставил на стол, его расфокусированный задумчивый взгляд…
Стоило вулканцу погрузиться в размышления, как на лице Кёрка отразилось разочарование, и только тогда Спок сообразил, что его друг больше не способен понимать, что происходит с собеседником, когда тот молчит. И тогда он нарушил тишину, решившись задать вопрос, ответ на который для него был очень важен:
– Джим, я хочу продлить увольнительную и остаться на Звездной базе IX. Ты позволишь мне быть рядом с тобой?
– А как же «Энтерпрайз», Спок? Кто возьмет корабль под свою ответственность? А как же ты? Как долго командование Флота разрешит тебе продлевать отпуск? – Кёрк всё ещё продолжал отрицать очевидное, но вулканец прервал его, повторив предыдущий вопрос:
– Ты позволишь мне быть рядом?
И это прозвучало настолько уверенно, настолько искренне, что Кёрк только кивнул с благодарностью. Счастливая улыбка осветила его лицо, когда он позвал экономку, чтобы та подготовила для Спока гостевые комнаты. Проблема никуда не делась, и решение ещё только предстояло принять: Споку придется уехать, но не сейчас – позже. Со всем этим они непременно разберутся когда-нибудь потом. Спок был здесь, и в данный момент ничто другое не имело значения.
* * * * *
Возвращаясь в свое жилище, Маккой старался хоть как-то привести мысли в порядок. Итак, Спок все узнал… и решил остаться, как он, доктор, и предполагал. С самого начала вся цепь событий была случайной. Сразу после инцидента Маккой настойчиво пытался связаться со Споком, но тот был недоступен. Вулканцы во время паломничества не имеют связи с внешним миром. Это древнее правило, и никто не имел права его нарушать.
Когда Кёрк пришёл в сознание, он умолял, просил, угрожал и наконец выбил из Маккоя обещание сохранить всё в тайне – хотя бы на какое-то время. Прошло пару недель, и доктор осознал, что поддерживает намерения капитана: он боялся, что настойчивая опека Спока скорее помешает реабилитации Кёрка, нежели ускорит её. А к тому моменту, когда до них дошли вести, что Спок направляется на «Энтерпрайз», и Кёрк решил перенаправить его на Базу до того, как он узнает о произошедшем, Маккой был безоговорочно готов помочь Кёрку разыграть этот спектакль...
Но теперь он больше не был ни в чём уверен. Этой ночью, когда он наблюдал за Кёрком, его не покидало ощущение, что он наконец вернулся домой после долгого изматывающего путешествия. Было совершенно очевидно, что Спок нужен Джиму.
Со смешанными чувствами Маккой осознал, что начался совершенно новый этап их жизней.
-конец 1 главы-
ГЛАВА 2 в комментариях
ГЛАВА 3 в комментариях
ГЛАВА 4 в комментариях
ГЛАВА 5 в комментариях
ГЛАВА 6:
Часть 1 в комментариях
Часть 2 в комментариях
Часть 3 в комментариях
ГЛАВА 7 в комментариях
ГЛАВА 8 в комментариях
ГЛАВА 9 в комментариях
ГЛАВА 10 в комментариях
ГЛАВА 11 и ЭПИЛОГ в комментариях
@темы: Spirk, Star Trek, TOS, Spock is love, мои переводы (а руки чесались...), Слэш, Фанфики, Kirk, McCoy
Если бы это еще помогло((
А если - нет, куда пойдешь?
банально нет времени начинать все сначала((( я тут 11 лет, обросла людьми. Как подумаю, что всё заново - руки опускаются
судя по вопросу, ты это сообщение не видела?
nagini-snake.diary.ru/p213492637.htm?from=30#72...
Да, не видела.
Все понимаю. Эх, очень и очень жаль будет потерять с тобой связь.
я подумаю ещё над необходимостью нового места дислокации.
как сложится...
а админы дайров говорят что-то о сроках закрытия?
insensible,
Еще только десятого числа будет известна ситуация целиком. Поскольку, все сейчас бросились оплачивать сервисы.
Вот цитата из одного поста:
Сейчас люди кинулись помогать, и после 10 ноября, когда дайри закроют месяц и посмотрят расчётный счёт, станет понятно, насколько много таких пожертвований, хватает ли их и как быть дальше.
Так что ждем.
тоже так думаю. но расставаться с дайриками все ж не хотелось бы...
здесь столько всего.
пережито.......
Ты и не думал тогда, какой тонкий огонь электрический играет
во мне из-за тебя.
— У. Уитман “Ты, за кем бессловесный” в переводе К. Чуковского
Луг раскинулся перед ним. Притягательный и прохладный, он обнимал его, заменяя собой горячий и солёный песчаный пляж, оживляя в памяти образы и картины из бесконечно далёкого детства. Луг пах свежестью чистейшей росы, и молодая трава послушно приминалась под его босыми ступнями, когда он ускорял шаг, пробираясь по этому бескрайнему морю зелени. Прохладными пальцами утренний ветерок ласкал его лицо, ерошил волосы, и он остановился, улыбаясь внезапному ощущению, что вместе с ним затих и ветер.
Это была идея Спока. Убежать от всего куда подальше. Конечно, Спок бы так не выразился… …Довольно интересное место. Искусственно созданный анклав зелени посреди пустыни, демонстрирующий успехи современных агротехнологий и экологической инженерии. Я навёл кое-какие справки... – вот что сказал тогда Спок.
Он не хотел ехать. В новом месте окружающая его тьма всего лишь приобретает новые формы. Но всё же, это открывало для него двери в новый мир – пусть и ненадолго, пусть всего лишь на один день. И он согласился. А теперь, пропитанная спокойствием раннего утра, специфика этого места, казалось, поглощала его без остатка, ключевой водой омывая его истерзанную душу, обостряя чувства, прочищая разум.
Догнав его, Спок окинул долгим изучающим взглядом тихо стоящего, подставив лицо ветру, человека, но ничего не сказал. Вскоре бок о бок они продолжили свой путь.
Стройные ряды деревьев, клумбы и фонтаны оживали в сознании Кёрка вербальными образами благодаря точным описаниям Спока, не упускающего в своем рассказе ни единой детали, с научной безупречностью характеризующего особенности насаждений и ботаническое разнообразие данной местности. Поток описательной информации стал неизменным аспектом их совместного времяпрепровождения. Почти так же, – с болью подумал Кёрк, – как в те времена, когда мы были одной командой. Вот только тогда данные, поступающие от старшего помощника, были основанием для принятия командных решений, а теперь помогали Кёрку компенсировать физические недостатки.
– Джим, ты не хочешь ненадолго присесть?
– Устал, Спок? Согласен, бессмысленно шататься туда-сюда по траве абсолютно нелогично. Ладно, давай передохнём. Жаль только здесь негде взять кофе.
– Сливки добавить? – небрежно поинтересовался Спок, и Кёрк ощутил запах свежего кофе.
Изумление на лице человека почти моментально сменилось улыбкой, и он безмятежно заметил:
– Мне начинает нравится это место – очень уж здесь хорошее обслуживание. Печенье есть?
Сжав в ладонях термокружку и неспешно потягивая горячий напиток, он умолк, почти забыв о том, что вулканец сидит рядом. Кёрк был обеспокоен. Что-то изменилось в их отношениях, но он не мог дать этому определения, поскольку сам не понимал, в чём дело. Это новое… что-то было практически неуловимым, но оно было! В последнее время они со Споком стали ближе друг другу, чем были когда-либо, но всё же, несмотря на обоюдную заботу и очевидную симпатию, Спок вдруг стал казаться ему более отстранённым, слишком скованным – даже для вулканца. После каждого мгновения духовной близости Спок погружался в себя, словно бы играл в психологическую игру «приближение-избегание». Вот только они оба были живыми существами из плоти и крови, их чувства не были вымышленными, они не играли, а в действительности ранили друг друга. Спок вёл себя так, словно попеременно открывал и закрывал дверь перед тем, кто в нём сейчас так сильно нуждался. И Кёрк чувствовал себя потерянным и совершенно сбитым с толку.
Спок прервал его размышления, коснувшись предплечья.
– Джим, мне надо отойти к аэрокару. Я вернусь через пять минут.
Кёрк слышал, как Спок поднялся на ноги и пошёл прочь, а потом настала тишина. Расслабленно растянувшись на траве, он закрыл глаза, ожидая друга и прислушиваясь к своим ощущениям. Умиротворённый безмятежностью и спокойствием этого места, он чувствовал себя частью большого мира – простого и понятного, и уютное счастье наполняло его до краёв.
Вскоре Кёрк снова услышал шаги. Но теперь они звучали иначе: похоже, Спок нёс, или, скорее, толкал перед собой что-то тяжёлое. Голос его тоже звучал совсем по-другому – как-то беззаботно и иронично.
– Джим, я приготовил для тебя сюрприз. Хочешь потрогать? – он легонько подтолкнул Кёрка за плечи, вынуждая наклониться.
Пальцы Кёрка коснулись чего-то большого, на ощупь состоящего из металла, кожи и, кажется, резины. Одновременно озадаченный и полный любопытства, он попытался представить себе этот объект, но ничего не вышло. Какие-то здоровенные окружности, металл, резина…
– Спок, это колёса? Ты что, отыскал здесь новый вид космических челноков?
– Нет, Джим, не так современно… подумай, к примеру, о прошлых периодах развития техники на Земле.
– Так, придётся угадывать… Это летает? – Решив перейти к расспросам, Кёрк перестал ощупывать объект.
– Обычно нет, Джим, и уж точно не полетит, если это будет зависеть от меня. Сконцентрируйся на других, менее «воздушных», я бы сказал, назначениях. Но ты, однако, прав – это вид транспорта. По крайней мере, так считали его гордые изобретатели.
– Прошлое Земли, простое транспортное средство на колёсах… так, погоди-ка, – Кёрк снова прикоснулся к загадочному артефакту. – Два колеса, Спок! – воодушевлённо воскликнул он. – Это же велосипед!
– Примитивный, двухколёсный, неавтоматизированный, педальный вид транспорта, пригодный для перемещения на небольшие расстояния – и он весь твой. Хочешь попробовать?
– Я? – на лицо Кёрка набежала тень. – Спасибо за подарок, Спок, но сомневаюсь, что сейчас мне выдали бы права на управление этим транспортным средством.
– Он имеет два сиденья, Джим. Насколько я помню из курса истории техники, такие назывались тандемами. Отважишься опробовать вместе со мной эту археологическую находку?
Кирк восторженно кивнул. Спок усадил его на сидение и забрался сам, пытаясь понять, как управлять опасной машиной, сохраняя при этом равновесие.
Кёрк молчал, про себя поражаясь происходящему. Спок всегда был чутким, внимательным и изобретательным, но сегодня он превзошёл сам себя. Идея подарить Кёрку велосипед как дань уважения его земному детству была поистине проницательной, гениальной и не лишённой юмора. Он знал, что в глазах Спока сейчас пляшут озорные искорки, а чёрная бровь насмешливо изгибается – не столько в ответ на привычные человеческие «слабости» Кёрка, сколько из-за его собственной совсем не вулканской бесшабашности. С ума сойти, – подумал Кёрк, – Мне достался эксцентричный вулканец….
Кёрк уже начал крутить педали, когда Спок оттолкнулся от земли. Колёса вращались всё быстрее, Спок, удовлетворившись наконец качеством балансировки, тоже поставил ноги на педали, и они помчались вниз по травянистому склону.
Внезапная свобода передвижения захватила Кёрка с головой, и от его расслабленной умиротворённости не осталось и следа. Забыв обо всём, он раскинул руки, ловя потоки встречного ветра, срывающего с него оковы жестокой реальности, и во всю глотку закричал от восторга.
Безудержная радость друга подстегнула Спока, и, когда они достигли подножия склона, он заработал ногами с удвоенной силой, увеличивая скорость. Он успел заметить крохотное препятствие на их пути, но обойти его уже не успел. Велосипед подпрыгнул, на мгновение завис в воздухе и рухнул, сбрасывая своих седоков. С глухим шлепком они оба стукнулись о землю.
Медленно сев, Спок огляделся. Джим уже был на ногах и взволнованно пытался его отыскать.
– Джим, я тут, – позвал он и протянул человеку руку. – Ты в порядке?
– Ну конечно, в порядке. Я привык падать. Ты-то как?
– Моё состояние вполне функционально, и я готов ещё раз эмпирически подтвердить правильность моих расчётов, – не опуская ладонь Кёрка, он поднялся, покачнулся и наконец выпрямился.
– Расчётов? Я думал… Я был уверен, что ты умеешь кататься на велосипеде, Спок. В конце концов, вулканцы же всегда тщательно готовятся к экспериментам!
– Готовятся, Джим. Я тоже подготовился, – несколько смущённо отозвался Спок. – Теоретически. Я просмотрел все законы физики, касающиеся езды на колёсной конструкции, рассчитал требуемые для вращения педалей мышечные усилия, предусмотрел фактор ветра, учёл трение о почву, угол наклона поверхности и…
– Спок, ты умеешь кататься на велосипеде?
– Нет, Джим.
– Я решил, что ты эксперт в этом деле, Джим. Разве в детские годы ты не…
Кёрк согнулся пополам в новом приступе хохота, затем, задыхаясь, распрямился, и кое-как выдавил из себя ответ:
– У меня… у меня было непростое детство. А велосипеда не было. Ужасно хотел и даже пару раз катался на соседском, но почему-то так себе и не купил. Ох… прости, Спок, я тебя подвёл. Давай попробуем ещё раз, только медленно и… с чувством*.
Спок хотел было спросить о происхождении незнакомого выражения, но передумал и приступил к поискам улетевшего велосипеда.
Кёрк стоял, всё ещё посмеиваясь про себя, и в этот момент его осенило: Спок, его преисполненный достоинства, контролирующий свои чувства вулканец, только что смеялся вместе с ним? Это было так странно, так необычно и неожиданно, что он просто не знал, как себя вести. Но настроение было таким хорошим, а день таким жарким, что подвергать произошедшее вдумчивому анализу совершенно не хотелось. Кроме того, такие перемены в Споке Кёрка полностью устраивали. Может, Спок просто слегка «очеловечился»? Он практически услышал, как вулканец сообщает ему в ответ, что не видит никакого повода для оскорблений, и решил не озвучивать последнюю мысль.
Утерев капли пота со лба, он покрутился на месте, наслаждаясь прохладным ветерком, а потом, поддавшись внезапному порыву, стянул с себя рубашку и повязал её вокруг пояса. Два солнца, словно ненасытные любовники, незамедлительно воспользовались предоставленной возможностью и принялись ласкать обнажённую кожу, будто невесомыми поцелуями, касаясь её золотыми лучами, будто крыльями, обмахивая её потоками свежего ветра. Кёрку было так хорошо, что он почувствовал себя всемогущим.
– Спок, а можно я сяду на переднее сиденье? – он ожидал отказа, подкреплённого логическими аргументами – разумными и адекватными, конечно же – но вместо этого Спок подвёл его к велосипеду и положил руки на руль.
– Как хочешь, Джим. Только не спеши.
Вначале он и не спешил. А потом, отдавшись скорости, наклонился вперёд и, прикладывая все свои силы, нажал на педали, едва слушая указания Спока, касающиеся направления движения. Несколько секунд они просто летели, не разбирая дороги, свободные и неудержимые, но потом Спок крутанул педали назад, чтобы сбросить скорость и остановить велосипед.
Возбуждённый сверх меры, Кёрк спрыгнул на землю.
– Это было великолепно, Спок, не так ли? По-моему, после такого им стоило бы вернуть мне лицензию пилота!
Они снова взобрались на сиденья – Спок впереди на этот раз – и поехали вниз со склона. Чтобы не потерять равновесие, Кёрк обхватил Спока за талию и едва не отпрянул от неожиданности, когда его пальцы коснулись сухой и горячей кожи вулканца: как и он сам, Спок катался без рубашки.
Чёрт меня подери, – подумал он, стараясь избавиться от смущения. – Спок, воспользовавшись тем, что я его не вижу, катается полуголым. Жаль, Маккой этого не видит!
Рёбра поднимались и опускались под его ладонями в такт учащённому дыханию – то ли вследствие непривычной физической активности, то ли в ответ на неожиданное прикосновение Кёрка. Тепло вулканского тела окутывало и одурманивало его, и, поддавшись порыву, он прижался ухом к спине Спока, прислушиваясь к каждому глубокому вдоху и выдоху, словно к чему-то запретному. Он почувствовал, как от этого прикосновения мышцы Спока расслабились, и непонятное чувство разлилось в груди Кёрка, скручивая внутренности в тугой узел. Он не знал, что означает это чувство, но его это и не заботило.
Минуту спустя спина знакомо напряглась… словно перед Кёрком закрылась дверь. Спок осторожно отстранился, немного увеличивая расстояние между ними, но не высвобождаясь до конца из хватки друга.
Повисшее в воздухе напряжение было смыто внезапным душем. Крупные холодные капли забарабанили по голым плечам Кёрка, от неожиданности тот потерял равновесие, велосипед пошатнулся, и они полетели вниз, на этот раз начав смеяться ещё до того, как плюхнулись на землю.
– Спок, как дождь мог начаться так резко?
– Не мог. Очевидно, мы заехали в зону действия системы водного орошения, настроенной на определённые интервалы. Очень непредусмотрительно с моей стороны.
Но Кёрк, похоже, совершенно не возражал. Когда они начали подниматься обратно на вершину холма, ведя велосипед с двух сторон, он счастливо вздохнул.
– Никаких стен.
– Прости, Джим?
– Никаких стен. Здесь я чувствую себя свободным, – он с наслаждением потянулся. – Никаких стен, в которые можно врезаться.
Спок искоса посмотрел на друга, отмечая, что лучи инопланетных светил вычерчивают золотой нимб вокруг его головы, и вдруг отчётливо понял, о какой свободе говорит ему Кёрк.
Кёрк же продолжал, как будто общаясь с самим собой:
– Но эта свобода обманчива. Я скучаю по стенам, на самом деле. Они мои друзья – холодные, угловатые, бесстрастные друзья, указатели на дороге тьмы. Я потерялся бы без них.
Рука Спока скользнула по рулю, дотронулась до ладони Кёрка и замерла на краткое мгновение полного единения. И это прикосновение болью отозвалось в сердце человека, встало комком во внезапно пересохшем горле. В абсолютно пустой голове шумел ветер, перемешивая слова и обрывки фраз, кружа их танце бестолковой двусмысленности, размывая границы сознания, сужая его мир до точки соприкосновения их рук. Прикосновение Спока захватывало его целиком, заполняло разум, грозя овладеть мыслями, и он встряхнулся, пытаясь вернуться к реальности. Рука напряглась, дрогнула в нерешительности и исчезла, оставив за собой лишь тепло и… миллион вопросов без ответов.
Стены… Стены, окружающие Спока. Они никогда не давали ему свободы… Сможет ли он прожить без них?
Планетарные светила быстро опустились за горизонт, погружая луг в сумерки, окрашивая траву и деревья в оттенки серого. Но приближающаяся ночь не в силах была победить жару, и даже земля, лениво расстилающая под их ногами, дышала теплом, когда они возвращались к аэрокару.
Тишина, наполненная необъяснимым волнением, окружила их, словно кокон, и воздух дрожал от напряжения, пропитанного дурным предчувствием, странно знакомым им обоим. Притихшие и приятно утомленные, они вошли в спящий дом и отправились по своим комнатам.
________________
* – Медленно и с чувством (Slowly With Feeling) – песня в исполнении британской певицы Руби Мюррей (прим. переводчика).
Ночь была невыносимо жаркой – слишком жаркой даже для сухого, выжженного солнцем мира Звёздной базы IX. Система воздушного кондиционирования не справлялась с поддержанием относительно приятной температуры в помещениях.
Тихо войдя в спальню Кёрка, Спок с удивлением обнаружил, что его друг бодрствует, сидя за рабочим столом. Сенсоров на нём не было, и невидящие глаза устремились в направлении приближающихся шагов.
– Кто это? Спок?
Быстрым шагом Спок приблизился к столу и дотронулся до человека, чтобы успокоить.
– Это я, Джим. У нас сегодня было много впечатлений – солнце, свежий воздух и зелёная трава. Не говоря уже о катании, – добавил он, потирая пятую точку. – Ты хочешь спать?
Кёрк поднялся на ноги, медленно и очень осторожно подошёл к кровати, дотрагиваясь по дороге до определённым образом расставленных предметов мебели. Это помогало не заблудиться.
Он слеп, – подумал Спок, и что-то в груди привычно сжалось. – Абсолютно и, скорее всего, необратимо… Прошло уже пять месяцев с момента ранения и четыре с тех пор, как об этом узнал Спок, но он до сих пор не мог принять этот факт.
Кёрк принялся раздеваться – без всякого стеснения и с какой-то поистине природной грацией. Стянув футболку, брюки и плавки, полностью обнажённый, он растянулся на прохладных простынях и повернул лицо к Споку.
– Спок, прошу тебя, не уходи. Побудь немного со мной. Иди сюда, – он протянул вулканцу открытую ладонь. – Не хочу сейчас оставаться один…
Слова показались Споку двусмысленными, и он судорожно сглотнул. Но быстро справился с собой и сжал протянутую ладонь, остро ощущая себя нужным. Присев на край кровати, он зачарованно вгляделся в пустые, но по-прежнему ясные глаза Кёрка. Они ничуть не изменились: длинные прямые ресницы, мягкие линии век, светлые брови и бездонные каре-зелёные озёра, такие же прекрасные, как прежде. Как часто он тонул в этих глазах во время смены на мостике, забывая на мгновение о своих обязанностях, показателях и данных на экранах мониторов… Эти глаза притягивали его, словно магнитом, поглощали без остатка, и чувства, которые испытывал тогда Спок, теряя себя, смущали и увлекали его одновременно.
А потом произошло нечто жуткое… Слепые, широко открытые глаза будто бы вгляделись в него, и чувственное лицо Кёрка осветилось улыбкой.
– Спок, ты смотришь на меня?
– Смотрю, – вулканцы не редко лгут. – Прости меня.
– Не за что прощать. Можешь смотреть, – отозвался Кёрк и снова протянул руку, чтобы сжать ладонь Спока.
Всё это время, – подумал Кёрк. Бог знает, чем я заслужил его терпение и понимание, прилагающиеся к дружбе. Всё это время…
Он снова вспомнил тот вечер, когда Спок вернулся с Вулкана, и свою собственную жалкую попытку скрыть от него свою слепоту и прогнать друга ради его же блага. Темноте достаточно одного пленника… он не хотел, чтобы Спок стал ещё одним рабом его незрячести. Но всё изменилось. Спок изменился. А ещё Кёрк больше не понимал самого себя. Теперь ему казалось, что тот вечер был миллион лет назад, или его вообще не было и ему всё это приснилось.
Он чувствовал, как Спок разглядывает его лицо, касается его руки, и внезапная дрожь – предвкушения или страха? – пробежала по телу. Спок смотрел на него далеко не впервые, он часто чувствовал его взгляд – внимательный, дружелюбный, заботливый. Но сейчас всё было не так. От взгляда Спока в воздух взметались снопы искр, обжигая, проникая под кожу, обнажая душу.
Вулканец сжал его ладонь чуть крепче – знакомое привычное движение, в последнее время приносящее Кёрку успокоение. Рука в руке… И вдруг в его сознании ожило воспоминание. Он стоял посреди улицы, неуверенный в себе, раздавленный, отказывающийся от помощи, стараясь держать лицо, стараясь показать, какой он сильный и независимый, хотя на самом деле чувствовал себя потерянным и испуганным. Его горделивое упрямство заставляло его вести себя так, как будто ничего плохого не случилось, ничего не изменилось, когда весь его мир разрушился до основания, и осколки прахом растворились в поглотившей его тьме. Они направлялись домой после долгого утомительного дня, и он шёл сам, опираясь на сенсорную трость и пытаясь понять, в какой части серой мглы он сейчас находится. Он был вымотан, подавлен, захвачен отчаянием. И вдруг понял, что игра, которую он ведёт, бессмысленна и совершенно беспощадна – по отношению к Споку, по отношению к нему самому. Ему была нужна помощь. Спок хотел помочь. И кроме Спока, на свете не было большое никого, от кого он принял бы ту помощь, в которой нуждался. Он хотел, чтобы Спок ему помог. Остановившись посреди дороги, он замер, сложил трость и сказал:
– Спок... отведи меня домой.
И эта же рука, что подхватила его в тот день, ослабев, сейчас дрожала в его ладони. Вулканец казался очень горячим, его кожа просто пылала и покрылась испариной. Тишина узлом скрутила внутренности Кёрка, и, решившись, он заговорил вновь:
– Спок, почему бы тебе не избавиться от этой тёплой одежды? – он провёл рукой по телу, вулканца, ощупывая его строгое, как обычно, облачение, смахивающее на флотскую униформу без нашивок. – Нельзя же так одеваться на этой богом забытой планете – не сомневаюсь, даже Вулкан покажется прохладным местом по сравнению с этой печкой. Кроме того, я уверен, что ты обгорел. Покрылся солнечными ожогами… э-э, зелёными, верно? – Спок не пошевелился, ничего не ответил, и Кёрк продолжил: – Всё в порядке. Спок. Твоему достоинству ничего не угрожает: мы здесь вдвоём, а я ничего не вижу.
Так себе шутка, – подумал Кёрк. – Мне стоит следить за собой. Бедному Споку временами приходится тяжелее, чем мне самому.
Спок медленно поднялся на ноги и подчинился. Почему? Всё дело в невыносимой жаре или он просто привык подчиняться приказам Кёрка? Раздевшись до пояса, он принялся разуваться, тоже размышляя о прошедших неделях…
Он никогда бы не поверил, что может так сильно с кем-то сблизиться. Они всегда понимали друг друга на подсознательном уровне, с лёгкостью читали друг друга, несмотря на очевидные врождённые различия. Маккой как-то пошутил (а шутил ли он?), что они никогда не смогут расстаться. Но сейчас происходило что-то иное. Постоянный физический контакт перевёл их близость на новый уровень. Он чувствовал себя так, будто бы каждую секунду ощущает Кёрка – именно физически ощущает, словно бы они не отдельные существа, а единое целое. За эти дни и ночи, что он провёл рядом с человеком, каждая капля его крови, каждый мускул, каждый вдох больше не принадлежали ему одному, слившись, смешавшись с сущностью Кёрка. Его пальцы привыкли постоянно прикасаться к коже человека, его глаза неотрывно следили за ним, мгновенно ловя перемены в настроении, невысказанные желания, его руки были готовы в любой момент подхватить тело друга, помочь, поддержать. Для него всё это было в новинку, никогда прежде он не чувствовал себя таким открытым и свободным. И к собственному изумлению он обнаружил такую близость с кем-то приятной, в полной мере удовлетворительной. Постоянный физический контакт пробуждал в нём давно забытые воспоминания из раннего детства… потускневшие, подавленные образы полупридуманных, полузабытых рук, обнимающих, гладящих, любящих… мягкие изгибы тела, доброе лицо… Но то лицо, что когда-то ассоциировалось у него с чувством защищённости и тепла, уже почти растворилось в его памяти, заменённое другим образом: и это, тоже человеческое, но отнюдь не женское, лицо было отражением силы, мужества и сострадания…
Задумавшись, он продолжал раздеваться, дрожащими пальцами пытаясь справиться с застёжкой на брюках. Собственные пальцы казались ему чужими и неловкими, словно руки марионетки. Правильно истолковав раздающиеся звуки и стараясь не улыбаться, Кёрк положил руку на живот Спока, нащупал застёжку и ловким движением её расстегнул. Но ничего не сказал, всё ещё погружённый в собственные мысли.
Спок снова сел на край кровати. Не в силах ничего с собой поделать, он неотрывно разглядывал раскинувшегося на простынях Кёрка… Привязанность, любовь, забота… запретные слова, неприемлемые для вулканца чувства… но отрицать испытываемые эмоции нелогично, если они так же реальны и достоверны как законы физики. Он никогда прежде не испытывал таких чувств, не заботился так даже о себе самом. Желание дарить, любить, слиться с человеком воедино обжигало его изнутри, подобно острому лезвию вонзаясь в плоть.
Лампы были выключены, и помещение тонуло в полумраке – Спок не готов был сейчас смотреть на Джима при свете – но ясная полная луна заглядывала в потолочное окно, озаряя комнату синеватым таинственным сиянием. Он ощущал странное напряжение, оно согревало изнутри, заставляя кровь быстрее бежать по жилам. Он тянулся к Джиму каждой клеточкой своего тела, он чувствовал себя живым, цельным и… голодным. Его сознание будто бы отключилось, спряталось от реальности, и только туманные обрывочные мысли беспорядочно вспыхивали в его мозгу. Эмоции, это так удивительно… Должны ли они остаться внутри или выступить руководством к действию? Каждой фиброй своей души он чувствовал опасность – тёмный омут неизвестности грозил поглотить его с головой, и этот ужас мутил его разум. Действовать… действовать по своему желанию, ради удовлетворения собственных потребностей, позволить своему телу пойти на поводу у стремления сердца, насытить не только сердце, жаждущее любви, но и тело, голодное до прикосновений…
Колени ослабли, по телу бежали мурашки, и тошнотворный комок подступил к горлу, грозя лишить дыхания. Нужно отвернуться хоть на секунду, чтобы успокоиться. Он вгляделся в тёмный горизонт, и слова, словно непрошеные гости, сами пришли на ум:
Лунное сияние, яркая луна… Надеюсь, я смогу, надеюсь, я сумею...
Почему именно эти слова? Именно эти строки? Это было совершенно нелогично… Надеюсь… смогу… сумею… Губы онемели от ужаса, когда он осознал, в чём дело, и в панике повернулся к Кёрку.
Растрепанная прядь светлых волос, тоже расцвеченная сейчас серебром, упала на лоб Кёрка, и Спок не смог себя остановить. Дрожащей рукой (неужели это та самая логичная и безупречная вулканская рука, которую когда-то раньше он мог держать под контролем?) Спок отвел прядь с лица Кёрка, но не остановился на этом и несмело очертил пальцами высокий лоб, скулы, легко, словно дуновением ветерка, коснулся пересохших, чуть приоткрытых губ, и смущённо отстранился.
В мыслях у казавшегося неподвижной золотой статуей Кёрка, царила неразбериха. Осознание накрыло его с головой, и все разбросанные ранее кусочки мозаики постепенно вставали на свои места. Лёгкие прикосновения, нежные несмелые пальцы, сильные, всегда готовые поддержать руки – и его тело, лишённое зрения, уже с готовностью отзывается на ласку вулканца. Эти прикосновения стали фокусом новой действительности Кёрка, его гарантом безопасности, способом вернуть утраченное ощущение собственного «я». Они были вместе… всегда были вместе… Что с ними происходит теперь? Чувства берут над ними верх? Неужели они оба готовы признать существование этих чувств?
Он казался себе слепым. Больше чем обычно. Если бы он мог сейчас посмотреть Споку в глаза, прочитать язык его тела, почувствовать его настроение… Люди так сильно зависят от этого самого развитого из своих чувств – зрения. Он не имел права ошибиться, не имел права неверно истолковать сигналы Спока. Никто из них не мог себе этого позволить. О, как же он ненавидел темноту!
Он поднял руку, пытаясь отыскать лицо Спока. Лишившись зрения совсем недавно, он пока не прикасался ни к чьему лицу и совсем не был уверен, что с помощью только тактильного анализатора сумеет определить чувства, мысли и настроения, скрывающиеся за мимическими мышцами. Он не знал, позволит ли Спок, обычно застёгнутый на все пуговицы, попробовать ему «рассмотреть» своё лицо руками.
Его рука замерла в воздухе и тут же были перехвачена сильными длинными пальцами. Сейчас они оттолкнут его, не разрешат прикоснуться… Пальцы мягко сомкнулись на его запястье и доверчиво притянули его руку, позволяя дотронуться до лица. Острые черты смягчились под осторожным прикосновением Кёрка: интуитивно почувствовав, что нужно делать, Спок постарался передать послание от своей души к слепо ищущим пальцам.
И Кёрк его прочёл. Постоянно меняющий очертания разлом, разверзшийся в его душе, вытянул из него все силы, и постоянное чувство опасности, страх унижения, ощущение беспросветности зияли чёрными дырами на дороге принятия решений. Но он всегда жил интуицией, рисковал, верил в прозрение…
Уверенный в себе и сосредоточенный, Кёрк смело встречал неизвестность, готовый в любую секунду сделать отчаянный шаг, минуя точку невозврата. Спок очень хорошо знал это выражение, но пустые глаза, отражающие лунный свет, пугающе контрастировали с живым чувственным лицом. Не сомневаясь более ни секунды, Кёрк обхватил затылок вулканца и потянул его на себя. Его мягкие тёплые губы захватили в плен прохладные губы Спока, целуя его сладко, яростно, решительно.
Спок почувствовал, как руки и ноги налились тяжестью, услышал, как собственная кровь застучала в висках, и, подчиняясь сумасшедшему ритму её биения, он склонился над Кёрком и, всего на мгновение замерев в сомнении, поцеловав его в лоб. Губы вулканца были сухими, несмелыми и нерешительными в своей неопытности. Кёрк не шевелился, он лежал, широко открыв глаза, ошалев от собственной смелости и позволяя Споку продолжать. Почти невесомыми движениями Спок оглаживал любимое лицо, очарованно вглядываясь в каждую неровность на коже, следуя губами за прикосновениями пальцев. Поочерёдно поцеловав мимические морщинки в уголках рта, он прижался губами к гладкой коже на виске, отчётливо и остро ощущая, как там, под тонким слоем плоти, бешено бьётся маленькая жилка. Его пальцы, неловкие и онемевшие от возбуждения, очертили круглые человеческие уши, острый край подбритых бакенбард, его губы, не в силах остановиться, то тут, то там прижимались к золотой от лёгкого загара коже. Он поцеловал углублённые годами принятия командных решений морщинки на переносице так крепко, словно пытался разгладить их, забрать себе всё беспокойство, всё внутреннее напряжение любимого человека. Добравшись до широко открытых глаз, он остановился на мгновение. Он не может, никогда не сможет забыть…
Кёрк почувствовал тёплое дыхание в паре миллиметров от своих более не живых глаз, ощутил сомнение, охватившее вулканца… и, не желая причинять ему боль, взмахнув длинными ресницами, закрыл глаза….
…и Спок поцеловал их, лаская губами тонкие веки, принимая и признавая.
Он двигался неспешно, целуя рот Кёрка, впадинку под нижней губой, вычерчивая влажную дорожку на шее. Неопытный и неумелый, он экспериментировал, неуклюжий в своём почти детском изумлении – и Кёрку это нравилось… Мой девственный вулканец, – думал он, вплетая пальцы в густые и гладкие чёрные волосы, дразня и поглаживая с обнадёживающей и практически бессознательной чувственностью.
Руки Спока опустились на плечи Кёрка, стиснули их на пару секунд и, словно подстёгнутые внутренней силой человека, двинулись дальше, оглаживая острые ключицы, маленькие тёмно-розовые соски, крепкие грудные мышцы. Прижавшись лицом к груди Кёрка, он потёрся щекой о гладкую тёплую кожу, вдыхая её свежий солоноватый аромат. Его органы чувств были перегружены, он никогда не думал, что человеческое тело может быть таким – бархатистым, гладким, что оно может так потрясающе пахнуть. С каждым мгновением желая большего, он неспешно продолжил свой путь вниз, к плоскому животу, к изысканному изгибу тазовых костей…
Поцелуи с каждой секундой становились всё жарче, настойчивее, ставшие влажными, губы приоткрылись, подчиняясь незнакомым, глубинным желаниям плоти. Крепко прижавшись к Кёрку, он ощутил его ответное желание, наливающееся силой под его прикосновениями, и, приподнявшись, замер в полнейшем восхищении. Он так похож на его собственный, и всё же… Он уже видел людей раздетыми, ему даже приходилось видеть обнажённым капитана, не говоря уже о тщательном изучении литературы, касающейся человеческой анатомии и физиологии. Но он никогда не рассматривал этот вопрос в личном плане. Ствол, гладкий, изящный, изгибался в предвкушении, разбуженный именно его лаской.
Грудь сдавило, казалось, лёгкие сейчас просто не выдержат интенсивности его возбуждённого дыхания, но собственные страхи не давали ему двигаться дальше. Готов ли он зайти так далеко?.. Не воспримет ли Кёрк – сейчас или позже – его действия как насилие?.. Неужели Кёрк на самом деле хочет его?.. И… сможет ли он сделать всё… правильно?!
Он замер, удерживая Кёрка за бёдра. До глубины души тронутый его сомнением, Кёрк сжал ладонь Спока и мягко переместил её на свой возбуждённый член, другой рукой не переставая поглаживать затылок вулканца. Пальцы Спока двинулись, заворожённо исследуя новую территорию – сначала неловко, но со временем всё решительнее и решительнее. Его наполняло чувство благоговения перед явным свидетельством того, насколько он желанен. И с крайней осторожностью, смахивающей на религиозное поклонение, он наклонился и поцеловал влажную бархатистую головку.
Неожиданный спазм удовольствия прошёл по всему телу Кёрка, заставив выгнуться дугой, и Спок на короткое, но поистине леденящее душу мгновение, решил, что сделал ему больно. Но вздох, сорвавшийся с губ Кёрка, и пальцы, страстно впившееся в плечи Спока, доказали обратное – всё было в порядке.
Он снова наклонился и провёл языком по твёрдому, крепкому стволу, лаская, поглаживая, легко сжимая в ладони нежную мошонку, чувствуя, как поджимаются яички. Он больше не испытывал неловкости, больше не осторожничал, боясь сделать что-то не так – интуиция верно вела его за собой.
Наслаждение постепенно заполняло возбуждённое тело Кёрка до краёв, проникая в каждую мышцу, каждую клеточку, его дыхание участилось, с губ слетали хриплые стоны, член отвердел ещё сильнее. Руководствуясь реакцией Кёрка и его отзывчивостью, Спок ускорил ритм, двигаясь с ним в едином порыве, исследуя границы их ставшей одной на двоих чувственности.
Внезапно тело Кёрка сковало судорогой, поясница выгнулась в приступе острого удовольствия, ресницы дрогнули, бросая под глаза тёмные тени, и он кончил. Тёплое семя наполнило рот Спока, и он едва не задохнулся от восторга, принимая в себя часть любимого человека, словно последний дар в этом ритуале единения.
Уставшие, они какое-то время лежали неподвижно: Спок прижался щекой к груди Кёрка, прислушиваясь к его постепенно замедляющемуся сердцебиению, Кёрк обнимал вулканца за плечи, будто бы пытаясь защитить от всего на свете. Тишина убаюкивала, и только одно слово на мгновение нарушило уютное молчание:
– Идеально, – едва слышно шепнул Кёрк самому себе, и улыбка осветила его расслабленное лицо.
конец первой части
Безумно чувственное окончание главы, я б даже сказала возвышенное) и одновременно настолько земное, проникновенное) потрясно)
Спасибо большущее за перевод!
Ох, ещё как представляю! Забываешь, я когда-то была читателем этого шедевра)) Я умирала и возрождалась... А теперь перевод позволяет мне проникнуть в этот мир ещё глубже! Рада, что тебе нравится
Огромнейшее спасибо за перевод.
Я очень-очень рада, что история по душе
И это на столько прекрасно. В смысле это смертельно ужасно, потому что любопытство ходит голодным котом, с другой стороны чувство прекрасного пищит и бегает кругами от счастья)
Так что еще раз спасибо за труд))
Сама такая же, и хорошо понимаю это чувство
Постараюсь не тянуть с кормёжкой котэ
Им обоим хотелось принять душ. Из большой спальни со стеклянным потолком вело несколько дверей: в ванную комнату, кабинет, гардеробную и библиотеку. Дом был погружён в полную темноту – даже луна, прежде заливавшая комнату серебряным светом, теперь скрылась в густых грозовых облаках. Услышав, как Спок возится около кровати, пытаясь определить направление движения, Кёрк рассмеялся. Глупый мой вулканец, – с любовью подумал он, – готов сломать себе шею, лишь бы не включать свет. Как будто мне может это помешать. Продолжая посмеиваться, он поднялся с постели и отыскал руку Спока.
– Ну же, Спок, так уж вышло, что я привык ориентироваться здесь в абсолютной темноте. Я тебе помогу, – уверено ступая, он провёл вулканца в огромную, отделанную мраморными панелями ванную. Спок настроил душ, и прохладная, не более 25 градусов по Цельсию, вода забила из боковых отверстий кабины, испаряясь на лету и окружая их густым туманом. Пару секунд они просто стояли, прижавшись друг к другу и впитывая в себя живительную силу свежести.
Нажав на кнопку дозатора, Спок набрал в ладони гель для душа и тщательно намылил тело Кёрка, покрывая его кожу белой пеной, старательно растирая и не пропуская ни единого местечка. Кёрк замер, с благодарностью принимая заботу и слегка смущённо улыбаясь. Затем хитро ухмыльнулся и в свою очередь потянулся к дозатору:
– Теперь вы, мистер. Моя очередь оказывать вам королевские почести.
Намыленными руками он коснулся Спока, но тут же с ужасом осознал, что покрыл пеной не только волосы, но и лицо вулканца, заставив того отфыркиваться и кашлять под атакой скользких пузырьков.
– К сожалению, – смущённо объяснил он, – мой прицел несколько сбился, и я не всегда теперь попадаю в яблочко, – он осторожно продолжил намыливать друга, восхищённо оглаживая ладонями его тело, то и дело останавливаясь, чтобы неспешно ощупать новый изгиб, форму или текстуру.
– Так, Спок, я точно знаю, что ты сейчас на меня смотришь. Что ты видишь?
Неожиданный вопрос застал Спока врасплох. Непривычно расслабленный, он стоял, бесстыдно рассматривая партнёра. Красота человеческого тела – тела Кёрка – увлекала и очаровывала его, но озвученный вопрос заставил чувствовать себя виноватым.
– Я… прости, меня. Я не смог остановить себя. Просто при свете… Но я постараюсь впредь воздержаться от этого. Приношу извинения за бестактное вторжение в твоё личное пространство. Мне действительно очень жаль, прошу меня простить…
– Не глупи, Спок! – со смехом отозвался Кёрк. – Я готов простить тебя только при одном условии: если ты пообещаешь, что будешь смотреть на меня тогда, когда только захочешь. Но… когда ты смотришь на меня, что ты видишь?
И Спок наконец понял. Кёрк лишился зрения более пяти месяцев назад, и хотел знать, что видят другие, глядя на него. Всё это время он не решался задать кому-либо – даже Маккою – этот вопрос, и Споку было приятно оказанное ему доверие. Ухватив Кёрка за плечи, он развернул его, мягко удерживая за подбородок, приподнял его лицо к свету, и со свойственной одному ему обстоятельностью принялся разглядывать своего друга.
– Ты не изменился, Джим. Никаких отличий. Волосы стали чуть-чуть длиннее и светлее от того, что выгорели на солнце, а кожа потемнела от загара. Но в остальном – никаких отличий.
– Спок, – нерешительно спросил Кёрк, – а мои глаза? Они…
Спок всмотрелся в немигающие, широко открытые глаза. Невидящие зрачки сузились от света, делая светлые радужки огромными, а из-за цвета мрамора в ванной комнате они казались более зелёными, чем обычно. Боль сдавила сердце вулканца, когда он с ностальгией вспомнил бесчисленное число эмоций и переживаний, когда-то отражавшихся в этих глазах. Кёрк, «человек с тысячей лиц…»
– Твои глаза… остались прежними, – в конце концов, он почти не солгал.
– Но я думаю, – сказал Кёрк, обдумав услышанное, – они ничего не выражают. Что ж, значит тебе придётся следить за моей мимикой, Спок, – и его губы растянулись в характерной усмешке, разрушая неловкость момента.
Вытерев Кёрка большим зелёным банным полотенцем, Спок отвёл его в спальню. Опустившись на край кровати, Кёрк в растерянности замер. Поддавшись порыву, Спок наклонился и поочерёдно поцеловал его всё ещё влажные прохладные щеки. Буквально несколько секунд спустя Кёрк свернулся калачиком на своей половине, положил голову на ладонь Спока, и, кажется, заснул. Спок некоторое время смотрел на него, прислушиваясь к спокойному дыханию и невесомо поглаживая кончиками пальцев светлые волосы и то местечко на шее, где под кожей бьётся пульс, а потом тоже натянул на себя одеяло и заснул, вымотанный событиями этого дня.
Но Кёрк не спал: тревожные мысли так и роились в голове. Он связал себя обязательствами окончательно и бесповоротно. Спок лишился брачной связи после того инцидента с Т’Прин. Он был девственником. И после этой ночи он никогда не сможет – просто не имеет права – возжелать женщину, вулканскую или какую-то иную. Представители его расы образуют пары на всю жизнь. И это значит, что они вместе до конца своих дней. В богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока… смерть не разлучит… Обязательства перед тем, кого любишь… ответственность за его жизнь… Всё остальное сейчас не важно, они всё обсудят, они построят планы. Ведь Джеймс Т. Кёрк всегда был честным человеком, готовым ответить за свои слова и свои действия. Уравнение, сложенное из чувств, трудностей и обязательств, уже решилось в его уме, и ответ был окончательным.
Стараясь не шуметь, он откинул одеяло и принялся осторожно ощупывать Спока. Его волосы, такие мягкие, гладкие и – он хорошо это помнил – чёрные и блестящие; суровые черты лица, преисполненные достоинства, так редко и оттого бесценно отражающие глубоко запрятанное веселье. Изящные заострённые уши, которыми в своё время так восхищалась Хорта – Спок гордился ими как явным свидетельством своей принадлежности к расе вулканцев. Эти сатанински изогнутые брови, глубоко посаженные тёмные глаза, способные в одно мгновение превратиться в чёрные костры, питаемые вулканской яростью. Спок никогда не мог спрятать свои эмоции от Кёрка, капитан почти сразу научился различать скрытые на дне этих чёрных омутов гнев, заботу, растерянность, преданность. Как теперь он будет читать своего вулканца?
Его кожа была сухой и горячей, она так сильно отличалась от влажной и прохладной человеческой кожи. Под покрытой мягкими волосками грудью не ощущалось биения – сердце у вулканцев находится в левом боку. Узкие бёдра с выступающими тазовыми косточками, тонкая талия, плоский живот. Тело вулканца под пальцами Кёрка казалось пугающе хрупким, не имеющим веса, но мышцы были куда крепче и сильнее человеческих – сжатые, словно пружины, под тонкой кожей они в любой момент были готовы к резкому движению.
Нужно будет его откормить, – подумал Кёрк, – и научить расслабляться. Он весь будто комок нервов, отстранённый, напряжённый, всегда готовый броску…
Его рука нырнула вулканцу между ног, осторожно ощупывая, и сухое тепло ожгло ладонь. Спок был очень закрытой личностью, и только несколько человек из рядов медицинского персонала видели его обнажённым. Дрожащими пальцами, очень осторожно, он огладил член партнёра – большой, по форме похожий на человеческий, и, к изумлению Кёрка, частично возбуждённый. Асексуальные вулканцы, ну конечно. Репродуктивный цикл, может, и призывает их под угрозой жизни к обязательному размножению раз в семь лет, но Спок однозначно функционален и определённо возбуждён прямо сейчас. Или всё дело в чувственной человеческой части его природы? Интересно, – самому себе улыбнулся Кёрк, – он правда зелёный? Надо будет спросить Спока.
Медленно перекатившись на живот, он забрался на Спока, прижимаясь к нему всем телом, пристраиваясь так, чтобы их члены соприкасались. Обняв вулканца, он начал неспешно двигаться вверх и вниз, вжимаясь в его пах.
Первым, что почувствовал Спок, было невероятное тепло, потрясающее ощущение трения кожи о кожу, наслаждение от близости с другим живым существом. Сначала он не мог понять, где находится и что с ним происходит. Жаркая ночь, прохладные простыни, странные запретные переживания… Он вспомнил.
Волны удовольствия разливались внутри, опаляя внутренности, наполняя чем-то доселе неиспытанным, обжигая языками пламени, кажущимся чужым и его собственным одновременно.
Паника охватила его без предупреждения, грозя утопить в безымянном ужасе, он терял контроль, и стены, старательно возводимые в течение сорока двух лет, трещали по швам. Казалось, он плавится, растворяется в жаре страсти, сливается с Кёрком воедино в точке соприкосновения их тел, горячих, пульсирующих жизнью. В последней попытке взять ситуацию под контроль, он попробовал оттолкнуть Кёрка:
– Нет, прошу, не нужно… Ты не должен… Это неправильно…
Но Кёрк зажал его рот ладонью и решительно продолжил ласкать его, целуя губы, шею, обнажённые плечи. Он чувствовал, как их соприкасающиеся члены возбуждаются всё сильнее, как от прилившей крови они становятся всё теплее, твёрже, чувствительнее. Дыхание Кёрка участилось, стало прерывистым, и Спок тоже не смог сдержать тихого стона удовольствия, сорвавшегося с губ.
Ритм их движений синхронизировался, и, потерявшись в урагане страсти, они двигались к логическому завершению, как единый организм. Вжавшись друг в друга бёдрами, они качнулись ещё раз, замерли, и целая вселенная разлетелась на тысячи осколков, разорванная силами экстаза и освобождения.
На долю секунды Спок решил, что это Смерть – таким интенсивным, бескрайним, незнакомым было поглотившее его ощущение, – но потом осознал, что это, впервые испытанное им, чувство, очевидно, и есть сама Жизнь, прекрасная и сияющая в каждом своем проявлении.
Кончиками пальцев он осторожно коснулся вспотевшего лба Спока, очертил не по-человечески острые скулы, пробежался по прямой спинке носа, на мгновение задержался на тёплых губах, и нашёл ответы на все незаданные вопросы. Ставшие очень чувствительными, подушечки его пальцев уловили явные изменения в знакомых чертах, смягчённых, разглаженных охватившим вулканца блаженством. Бесстрастная маска сползла с лица Спока: заботясь о Кёрке, он всё-таки научился выражать свои чувства через мимику. Спок улыбался.
…Т’Прин стала далёким, лишённым очертаний и совершенно безболезненным воспоминанием. Зарабет, Лейла утонули в прошлом, потеряв всякое значение. Он никогда не думал, что так бывает. Наверное, он любил Кёрка очень давно, с самого начала… вот уже 4,16 года…
Кёрк всегда был уникальным: особенным капитаном, особенным другом, неповторимой личностью, но дело было не только в этом. Один на целом свете, Кёрк знал, как взаимодействовать с двойственной природой Спока. Чувственный, как и все дети Земли, терзаемый человеческими эмоциями, но сдерживаемый вулканским наследием, Спок выбрал путь логики – и проиграл. Без посторонней помощи Спок никогда не смог бы принять произошедшие изменения, но Кёрк является живым доказательством того, что поддаться человеческим чувствам – это не значит предать разум, логика Кёрка никогда не вступала в противоречие с его эмоциями. И Спок любил его, любил всей своей раздираемой на части душой полукровки, он полюбил его задолго до того, как отважился даже мечтать о том, чтобы посмотреть, прикоснуться, раствориться в запахе человеческого тела. И сейчас Кёрк преподнёс ему бесценный дар, приняв его истерзанную, раздробленную на части личность, став для него первым. Преисполненный благодарности, он перехватил исследующие его лицо руки, сжал их, осторожно, словно дражайшее сокровище, и поочерёдно поцеловал открытые ладони.
Они лежали бок о бок, Кёрк неосознанно ерошил пряди волос Спока и вдруг произнёс, обращаясь к себе самому:
– Уолт Уитмен, верно.
И Спок тут же отозвался:
– «О теле электрическом я пою»?
– Именно, – ответил Кёрк и процитировал:
«Мужчина тоже душа…
В нём тоже все качества – он действие, сила…
И бурные страсти, безмерная радость, безмерное горе, и гордость ему подобают;
Ведь душу умиротворяет достойная гордость мужчины;
И знанье ему подобает, он любит всегда всё исследовать сам…
Священно тело мужское…»*
А потом зачарованно добавил:
– Спок, а может быть такое, что между нами…
– Образовалась связь во время мелдинга? – закончил за него Спок. – Нет, Джим, мы просто подходим друг другу… в земном смысле этого слова, – и в его голосе прозвучала такая редкая улыбка.
– О теле электрическом я пою… и если б я только мог видеть… – мягко повторил Кёрк.
_________
* – данный вариант перевода выдержек из стихотворения У. Уитмена «О теле электрическом я пою» найден на просторах интернета, чьему перу он принадлежит установить, к сожалению, не удалось (прим. переводчика)
Дремал он недолго и, проснувшись, снова не поверил своему счастью. Неужели всё это правда с ним происходит? Он повернул голову, посмотрел на спящего рядом человека и коснулся так осторожно, словно боялся, что он исчезнет. Неужели Кёрк действительно здесь, или это только игра воображения? Кёрк спал некрепко, его закрытые глаза были неподвижны, не потревоженные сновидениями, черты живого лица расслаблены. Спок смотрел на него и думал о том, что во второй раз, когда Кёрк инициировал контакт, он выступил в качестве благотворителя. Он хотел преподнести Споку тот же дар, что до этого получил сам. Но Спок желал только одного – удовлетворить Кёрка, а потому не ждал ничего в ответ, даже не смел об этом мечтать. Кёрк и в самом деле был благотворителем. И Спок любил его.
Человек пошевелился и резко открыл глаза. Лёгкая тень набежала на его лицо, когда он вгляделся в беспросветную тьму, и в панике он инстинктивно выбросил руки, пытаясь отыскать что-то знакомое, чтобы сориентироваться. Но руки Спока уже были здесь, возвращая к реальности, и тень исчезла, уступая место ясной улыбке.
– М-м-м… Чувствую себя восхитительно ленивым и… голодным. Я сейчас просто не способен думать ни о чём, кроме еды. Пошли Спок, совершим налёт на кухню.
Разумеется, Спок не был так голоден. Руководствуясь логикой, он принимал пищу только тогда, когда это было необходимо для поддержания нормального функционирования организма. Но он давно научился с доброжелательной терпимостью относиться к гастрономической зависимости землян.
Он принёс банные халаты, и, облачившись, они отправились в обеденную зону. Дом был оборудован типовой старомодной кухней, поскольку Кёрк не уважал синтезированную пищу.
– Джим, почему бы тебе не сесть и не сказать мне, что бы ты хотел съесть? – ожил в Споке старый добрый заботливый вулканец.
– Ох, нет, не надо меня баловать, Спок. Я хорошо здесь ориентируюсь… ты не поверишь, но я могу быть очень хозяйственным, – отказался Кёрк, отыскивая чистую тарелку. – Ты сам-то что хочешь? – спросил он, вспомнив о вегетарианской диете вулканца.
Спок изучил содержание большого холодильника, скрытого за панелью в стене, и остановил свой выбор на зелёном авокадо, сыре и стакане молока.
– Не знаю, некоторые вещи никогда не меняются, – непринуждённо поделился Кёрк, один за другим открывая пищевые контейнеры. – После секса я всегда хочу арахисового масла. Привычка делать себе в таких случаях бутерброд с арахисовым маслом и джемом закрепилась за мной ещё в юности…
Краска прилила к щекам Спока, когда он вспомнил, что всё, что произошло сегодня, было впервые для него, но не для Кёрка. Внезапно он ощутил укол ревности – совершенно непростительно – и искренне надеялся, что Кёрк не почувствовал перемены в его настроении. В полной тишине он очистил авокадо и нарезал его на равные, идеально симметричные ломтики. Он молчал, ему было нужно немного времени, чтобы справиться с захватившим его водоворотом эмоций и взять себя в руки.
– Спок, можешь сделать мне чашечку горячего шоколада? – смущённо попросил Кёрк. – И не смейся надо мной. Я обожаю шоколад.
Лицо вулканца смягчилось.
– Конечно. Джим, сейчас сделаю.
Вложив чашку с горячим напитком в руки Кёрка, он вернулся к своей тарелке… но некоторые из аккуратно разложенных кусочков с неё уже исчезли. Он поднял голову и обнаружил, что неприлично довольный Кёрк жуёт бутерброд с арахисовым маслом и… авокадо!
– Эм… Джим, – осторожно начал он, – А… ты знаешь, что у тебя на хлебе? Это… не джем.
– Ну конечно, знаю, Спок! – ухмыльнулся в ответ Кёрк. – Это авокадо. Думаешь, я слепой?
Расправившись с едой, Кёрк поднялся и, потянувшись, принялся развязывать халат.
– Пошли купаться нагишом! Сегодня невероятно жарко.
– Что, прости? – растерянно переспросил Спок. – Что значит нагишом?
– Это жаргон, Спок. Значит купаться без одежды. А что такого, очень даже логично: сад окружён забором, и никто нас не увидит.
Небо было затянуто тучами, но ночь не стала от этого менее жаркой, и аромат тропических растений ощущался больше, чем обычно. Воздух будто бы загустел, погружая мир в обманчивое спокойствие, всегда предшествующее летнему шторму. Грозовые облака сгущались всё сильнее, и серебряный свет луны почти не проникал на землю.
В последнее время Кёрк проводил в саду много времени, загорая и иногда помогая садовнику. Мягко, но решительно, Маккой настаивал на таком времяпрепровождении, чтобы ограничить сидение Кёрка в четырёх стенах. Копаясь в саду, Кёрк чувствовал себя более живым: ощущение теплой влажной почвы на пальцах, запахи цветов и травы, гладкость листьев и лепестков, упругость ветвей были для него осязаемы, а потому реальны.
Бледно-голубая водная гладь приглашающе раскинулась у их ног, и, взявшись за руки, они прыгнули в бассейн. Ухватившись за бортик, Спок лениво болтал ногами в воде: тусклое мерцание специальных ламп освещения позволяло беспрепятственно наблюдать за Кёрком, который вёл себя, как довольный жизнью дельфин, опьянённый ночным воздухом и свободой передвижения. Сенсоры, встроенные в края бассейна, глухо попискивали, когда Кёрк приближался к бортикам. Погрузившись под воду, он проплыл до дальнего края, вынырнул, отплёвываясь и хватая ртом воздух, а потом неспешно поплыл в направлении Спока. Волосы человека блестели от влаги, а лицо светилось от радости. Плеснув водой в лицо не ожидавшего подвоха вулканца, он вытянул руки, крепко обхватил его за талию и потянул на себя.
Устроив притворную рукопашную схватку, они толкались и пихались до тех пор, пока обоих не разобрал смех, и незаметно борьба превратилась в объятия, а удары в ласковые прикосновения. Прижавшись на мгновение крепче, Кёрк поцеловал мокрые губы Спока, а затем вдруг снова погрузился под воду и поплыл прочь.
Ошеломлённый и притихший, Спок вылез из бассейна и растянулся на траве, каждой порой своей кожи впитывая безмятежность ночи. Проплыв ещё несколько кругов, Кёрк наконец почувствовал себя полностью удовлетворённым упражнением, расслабленным и приятно уставшим.
Выбравшись наружу и сверкая, словно драгоценный камень, в бледном свете луны, он попытался отыскать Спока.
– Я здесь, Джим, – вулканец лениво открыл глаза, наблюдая за приближением друга.
Они лежали рядышком, заложив руки за голову и наслаждаясь красотой момента. Недавно подстриженная трава щекотала и покалывала их голые спины, влажную кожу ласкал ставший наконец прохладным ветерок, и казалось, что сейчас они – естественное отражение гармонии самой природы.
– Ты слышишь ночь? – спросил Кёрк. – Раньше я думал, что ночи тихие и спокойные, что весь мир спит в это время. А теперь я слышу…
И Спок тоже услышал. Превосходный вулканский слух позволил ему уловить не менее дюжины разнообразных звуков.
– Это сверчок! – взволнованно воскликнул Кёрк, узнав стрекотание насекомого. – Интересно, он местный или люди завезли их, чтобы под чужими небесами чувствовать себя как дома? Ты видишь его?
Спок поднял голову, но в тусклом свете, пробивающимся сквозь облака, сад казался всего лишь скопищем разномастных теней.
– Нет, Джим, слишком темно. Скоро будет гроза.
Это началось внезапно. Они потянулись друг к другу в едином порыве, движимые одной мыслью, они оба дарили, оба принимали с одинаково сильным желанием, исследуя кончиками пальцев силу ответного возбуждения, подбадриваемые чувственным великолепием бесконечной ночи. Кёрк был более опытным любовником, но Спок быстро учился. Лежа на боку, они вжимались друг в друга, и отвердевшие члены двигались в медленно изысканном танце, словно живя собственной жизнью. Ритм движений нарастал, толчки ускорялись, и, лишаясь самоконтроля, они сливались с тёмными небесами, великой силой земли, утрачивали границы, разделяющие их самих. В этот раз разрядка пришла одновременно, и тёплая влага смешалась между их животами как ещё одно подтверждение полного единения.
Не выпуская Спока из объятий, Кёрк быстро заснул.
Не шевелясь, Спок разглядывал своего человека, трогательно невинного во сне.
– R'Vamo, – шепнул он по-вулкански. – Вечная часть моей души. Я буду называть тебя Pa'oti.
Перевернувшись на спину, он растянулся на сырой траве и, уже погружаясь в сон, подумал: И снова Уолт Уитмен… только совсем другие строки:
«И ночь наступила, и все было тихо, и я слушал, как неторопливые волны
катились одна за другою к земле,
Я слушал, как шуршали-шипели пески и вода, будто шептали, меня поздравляя,
Потому что, кого я любил больше всех, тот лежал рядом со мною,
спал под одним одеялом со мною в эту прохладную ночь,
И в тихих лунных осенних лучах его лицо было обращено ко мне,
И рука его легко лежала у меня на груди, – и в эту ночь я был счастлив».*
Первые тяжёлые капли дождя разбудили задремавшего Спока. Подняв на руки спящего человека и нежно прижав его к себе, он понёс свою бесценную ношу в дом. Он только успел войти в помещение, как начался сильнейший ливень, и первая молния вспорола ночные небеса.
_________
* – Выдержки из стихотворения У. Уитмена «Когда я услыхал к концу дня» в переводе К. Чуковского
Спок почти не спал этой ночью. Прислушиваясь к раскатам грома, он стерёг сон своего друга, и в его душе бушевал не менее сильный шторм. В первый раз за свою жизнь – так много первого случилось с ним этой ночью – он чувствовал, что стал частью кого-то, отдался без остатка. Он любил и был любим. Но вместе с любовью пришли обязательства, которые он был счастлив принять. Его человек – при одной мысли об этом в груди теплело – нуждается в защите, в поддержке. Он был рождён, чтобы стать счастливым, любимым. Он был сыном сияния и смеха. На их совместном пути ещё будут преграды, камни преткновения, тысячи вопросов… разное происхождение, разрушенные карьеры, непонимающие взгляды окружающих, забытые возлюбленные Кёрка, с которыми он когда-то так любил проводить время. Достоин ли он, Спок, преданности этого человека? Правильно ли, что именно он станет для Кёрка спутником жизни? Эти вопросы неизбежны, но Спок не хотел сейчас искать на них ответы. Отложив тяжкие раздумья на дальнюю полку своего логичного организованного сознания, он снова повернулся к Джиму, стараясь впитать каждое мгновение этой прекрасной первой ночи…
Кёрк пошевелился, и на секунду его лицо помрачнело, но Спок был рядом, успокаивая, поглаживая по лбу, забирая боль. Что ему снится? Он знал, что за прошедшие месяцы сны Кёрка тоже стали размытыми, краски потускнели, очертания предметов исказились. Зрительные образы постепенно стирались, оставляя его один на один с сюрреалистичным миром фантомных теней. Сны слепого человека.
* * * * *
Когда они проснулись, от шторма не осталось и следа. Утро было ясным и чистым, и любопытные солнечные лучи проникали сквозь потолочное окно, прячась по углам, пуская золотые искры в светлые пряди Кёрка, целуя его бледную после сна кожу.
Длинные ресницы дрогнули, веки открылись, и погружённый во тьму мир в очередной раз омрачил лицо Кёрка. Сжав его руку, Спок поднёс её к губам и поцеловал ладонь в попытке отогнать непроглядную бесконечную мглу. Не бойся, я с тобой. Мы будем касаться друг друга вечно…
Кёрк замер. Кто… почему… что произошло? Размытые образы прошедшей ночи вихрем пронеслись в голове, рождая неверие и изумление, дрейфуя на границе сна и реальности. Спок?! Неужели это… правда? Это… Пусть это будет…
Протянув руку, он положил её Споку на плечо, спустился на грудь, прошёлся по плоскому животу и, наконец, остановился под выступающей тазовой косточкой. Сомнения… Если прошлая ночь ему приснилась, то Спок вздрогнет, отстранится. Несколько жутких секунд он ждал реакции, а потом ощутил, как вулканец, принимая ласку, нежно накрыл его руку своей.
Лениво потянувшись, Кёрк выбрался из постели, оделся и решил нацепить сенсоры, чтобы свободнее перемещаться по дому. Он до сих пор током к ним не привык. Полный комплект был очень сложным, он включал тяжёлое ожерелье, ремень и целую сеть датчиков, образующих что-то наподобие рубашки. Пока он мог носить их совсем недолго, поскольку поток спутанной информации перегружал его органы чувств, и он вообще переставал понимать сигналы.
Он часто с удивлением думал о Миранде Джонс, но напоминал себе, что она слепа от рождения, училась на Вулкане и вообще всегда была телепатом. Нередко сенсоры вызывали у него головные боли, и дома он ограничивался лишь ожерельем, помогавшим избежать столкновения с препятствиями.
Кёрк решил дать Хагар внеплановый выходной, поэтому Спок приготовил завтрак. Сидя за столом, они болтали о всякой ерунде, стараясь оттянуть неизбежное. Кёрк сделал глоток сока из джеффы, осторожно поставил стакан на стол, и эта внезапная пауза стала сигналом к началу серьёзного разговора.
– Нам придётся непросто. Давление, неприятие, друзья… – произнёс Спок, и они оба подумали о Маккое, близком друге их обоих. – Как далеко простираются границы толерантности наших с тобой народов? Ещё не поздно… изменить решение, – голос вулканца дрогнул от боли, когда он произнёс последние слова. – Я могу собраться и покинуть Базу сегодня же.
В ответ не раздалось ни звука, и эта тишина, словно скользкая липкая тварь, узлом скрутила внутренности Спока. Он должен был это сказать, это было честно и логично… но, как он недавно понял, надежда имеет с логикой мало общего. Он отвернулся, не решаясь смотреть на выразительное лицо Кёрка, не желая наблюдать за процессом принятия решения.
Звук удара чего-то металлического о поверхность стола заставил его повернуться. Кёрк сорвал с шеи тяжёлое сенсорное ожерелье и, лишённый сигналов из внешнего мира, казался сейчас хрупким и ранимым.
– Знаешь, мне больше не нужна это штуковина, – сообщил он и протянул руку Споку.
Сжав его изящные пальцы, Спок тихо прошептал:
– Моя жизнь теперь в твоих руках, а твоя – в моих…
– Мой дорогой друг, рано или поздно это действительно может случиться, – сказал Кёрк и вдруг расхохотался, разрушая неловкость момента. В груди потеплело, и пришедшие на ум слова легко сорвались с губ: – Невероятно, мне достался романтичный вулканец!
Не отпуская руку Спока, он добавил:
– Пойдём прогуляемся.
конец второй части
~Nagini~, спасибище тебе огромное!