"Поводырь", перевод, макси, NC-17, hurt/comfort, ЗАКОНЧЕН

[~Nagini~]

Название: Поводырь
Переводчик:  ~Nagini~
Оригинал: Nightvisions by Carol A Frisbie, Susan K James, запрос отправлен
Размер: макси, в оригинале 104513 слов
Канон: Star Trek TOS
Пейринг: Спок/Джеймс Кёрк
Категория: слэш
Жанр: ангст, романс, хёрт/комфорт
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Кёрк был ослеплен толианским оружием, и Спок оставляет службу, чтобы быть рядом с ним.
Примечание: Фик был напечатан в 1979 году в фэнзине, выпущенном «Pulsar Press», и является первым опубликованным К/С-романом.
Читать целиком и скачать одним файлом с АО3

ГЛАВА 1

ГЛАВА 1

Как молодой актер – не редко что бывает -
Затверженную роль от страха забывает…
О, научись читать, что в сердце пишет страсть!
Глазами слышать лишь любви дано во власть.

---– У. Шекспир, сонет 23 в переводе Н. В. Гербеля


Спок торопливо шел по коридорам Командной базы, не в силах контролировать поток мыслей. По личному распоряжению капитана Кёрка ему надлежало явиться на Звёздную базу IX… но зачем?

Он отсутствовал целый месяц, и только теперь, когда совершил столь необходимое для ментального здоровья и устойчивости паломничество, осознал, как же сильно скучал по «Энтерпрайз». Он собирался нагнать корабль как можно быстрее, чтобы вернуться к благодарным и приносящим удовлетворение обязанностям старшего помощника… и к Джиму.

Странное сообщение сбивало с толку. Что капитан делает на Базе, когда «Энтерпрайз» находится за много световых лет отсюда?

Служебный шаттл послушно замер на стоянке, и Спок оказался посреди огромного и очень современного жилого квартала.

– Коммандер, мне подождать? – прервал размышления Спока пилот, которого руководство Базы выделило ему на время визита.

– Нет, спасибо. Вы мне пока не потребуетесь, – отпустив служащего, Спок принялся обозревать окрестности. Он находился в большом ухоженном саду, разбитом вокруг строения, смахивающего на пляжный домик. Усыпанный ракушками песчаный берег был совсем близко, и мощеная тропинка спускалась от дома прямо к беспокойным бледно-синим волнам. Расположенный в самом центре пестрого тропического сада, домик казался сверкающим бриллиантом, и его переливающиеся в лунном свете стеклянные стены манили спокойствием и умиротворением, а тяжелые портьеры, опускающиеся с внутренней стороны стекол, надежно хранили секреты жильцов от любопытных глаз.

Он позвонил в дверь, и на пороге появилась андорианка. Она вежливо поинтересовалась, как его зовут, и Спок не смог скрыть удивления. Этот дом, мебель, прислуга… все это навевало мысли о… постоянстве. Зачем Кёрку понадобились такие сложности, если он пробудет здесь совсем недолго?

Женщина вывела его обратно в сад и, попросив подождать, исчезла за закрывшейся дверью. Минуту спустя она вернулась и сообщила:

– Вас ждут, коммандер Спок. Прошу, входите.

Помещение, в которое его провели, оказалось рабочим кабинетом. Освещение было приглушено, но даже в неверной полутьме можно было легко разглядеть массивные полки красного дерева, сплошь заставленные книгами – настоящими бумажными книгами, которые так нежно любил Кёрк. Присутствовали также куда более привычные стопки карт памяти, на письменном столе стоял компьютер. Стеклянная дверь, ведущая во внутренний дворик, была открыта, и там Спок заметил человека, неподвижно сидящего в кресле и устроившего ступни на подставке для ног. Он видел только силуэт: волевой подбородок, коротко остриженные светлые волосы и широкие плечи, но ошибки быть не могло…

– Спок? – прозвучал мягкий, полный радушия голос. – Иди сюда, присаживайся! – Кёрк взмахнул рукой, указывая на соседнее кресло, и повернулся к вулканцу. – Прости, что не встал, чтобы тебя встретить. Я растянул лодыжку, и доктор запретил мне несколько дней подниматься на ноги, а с ним лучше не спорить!

– Капитан, я отсутствовал 33,4 дня и очень рад наконец вас видеть. Однако должен признать, что ожидал встретиться с вами и остальной командой на борту «Энтерпрайз».

– Разумеется, мистер Спок, разумеется… – губы Кёрка расплылись в мягкой, понимающей улыбке. – Верный, преданный своим обязанностям вулканец, как и всегда, – слова капитана звучали ласково, но почему-то Спок был разочарован полученным ответом, хоть и не понимал, откуда взялось это чувство. После нескольких недель отсутствия, после свершения паломничества, он пришел к новым умозаключениям касательно своего вулканского наследия, и это, как ни странно, во многом примирило его с человеческими эмоциями. Он скучал по Джиму Кёрку, а их теперешняя встреча оказалась совсем не тем, на что он рассчитывал. Огорчение – одно из чувств, совсем недавно признанных вулканцем – вот что он ощутил, когда внимательно оглядел своего капитана. Кёрк заметно похудел с момента их последней встречи, его лицо казалось бледным и отрешенным.

– Спок, давай сначала о тебе. Как поездка? Родители? – вопросы посыпались из Кёрка как из рога изобилия. Он хотел узнать всё и обо всём.

– Поездка была удовлетворительна по всем параметрам, капитан. Что касается родителей, то Сарек шлет вам свои наилучшие пожелания, а Аманда… свою любовь, – Спок едва не улыбнулся, с нежностью вспомнив неизменную и чисто человеческую экспрессивность матери.

– Спок, ты великолепно выглядишь! Я тоже рад тебя видеть… – Кёрк широко улыбнулся старшему помощнику. – Ох, прости, я ужасный хозяин. Хочешь что-нибудь выпить? – он потянулся к кнопке вызова, расположенной на ручке кресла. – Фруктового сока? Или рискнешь разделить со мной стаканчик траньи? – Кёрк покачал полупустым бокалом.

Хагар, его экономка, появилась с подносом в руках, подала Споку напиток, одновременно наполняя до краев бокал Кёрка.

Спок отпил глоток сладкого ярко-оранжевого ликёра и с любопытством осмотрелся.

– Джим, этот дом разительно отличается от капитанской каюты. Я восхищён работой дизайнера по интерьеру.

– Милый дом, не так ли? Мне и самому очень нравится. Он принадлежит моему отлучившемуся на несколько месяцев другу. Определённо, здесь куда лучше, чем в одном из этих безликих гостевых отсеков, которые может предложить руководство Базы.

Кёрк снова и снова задавал вопросы, внимательно слушал рассказ о поездке Спока, его впечатлениях о Вулкане, о том, что их отношения с отцом значительно улучшились. На его лице было написана только радость встречи, но Спок с беспокойством отметил, что улыбка, играющая на губах, резко контрастирует с неявным напряжением, сковавшим его друга. Слова звучали обыденно, руки расслабленно лежали на подлокотниках кресла, но мускулы, время от времени подрагивающие на его подбородке, говорили о собранности, с трудом скрываемом внутреннем надрыве. Тревога Спока с каждой минутой росла, и он рискнул спросить прямо.

– Капитан, простите мою бестактность, но что вы делаете на Звёздной базе?

– Мистер Спок, позвольте мне попытаться объяснить. Я… больше... не служу на «Энтерпрайз».

Это заявление, прямое, однозначное, взорвалось между ними, словно бомба замедленного действия, и Спок поймал себя на том, что не в силах контролировать выражение лица. Пытаясь преодолеть вихрь наполнивших его чувств, он даже не заметил горечи, прозвучавшей в голосе Кёрка.

– Могу я поздравить вас с заслуженным повышением, сэр? – Спок с трудом заставил себя произнести требуемые в данной ситуации формальные слова.

– Стой, Спок. Подожди с вопросами, ладно? Нет, я не лезу вверх по карьерной лестнице… я… оставляю службу. И да, я в полном порядке – как и корабль. Я просто решил уйти.

Спок молчал, понимая, что сейчас ему предложили уточнение, а не объяснение. Он ждал продолжения.

– Причины личного характера, – задумчиво протянул Кёрк, словно бы говоря с самим собой. – Нужно уходить, пока не стало слишком поздно. Все мечты, которым не суждено сбыться, все надежды, все… потери… всё ради этой требовательной, вечно голодной «железной леди»… Я женюсь, Спок, мне придется её оставить. Я женюсь на Китар, дочери адмирала Сингха.

Повисла гробовая тишина, и только несколько мгновений спустя Спок нашел в себе силы ответить.

– Капитан, я желаю вам и вашей невесте долгой жизни и процветания, – он постарался поверить в произнесённые слова. Глядя на Кёрка, Спок пытался определить, заметил ли тот боль на его лице, но Кёрк избегал встречаться с ним глазами, устремив взор куда-то вдаль, в сиреневый вечерний сумрак.

– Свадьба состоится на Орионе Бета – закрытая церемония только для родных Сингха, – смущение отразилось на лице капитана, но было мгновенно подавлено. – Маккой прибыл на Базу, чтобы помочь мне с организацией, но он скоро её покинет… Спок, я бы очень хотел пригласить тебя, но желание семьи… – Кёрк помолчал, а затем тихо добавил: – Я уезжаю через два дня.

Вулканец сидел неподвижно, опасаясь, что любое движение выдаст его истинные чувства, обнажит испуганного, брошенного ребенка, притаившегося у него внутри.

– Спок, они могут предложить «Энтерпрайз» тебе… Я, конечно, не уверен, но моё мнение должно быть для тебя очевидным. Лучшего варианта им не найти, – голос Кёрка сорвался. Хватка «железной леди», ослабела ли она хоть чуть-чуть? – И… ты, мой дорогой, друг, живи долго и процветай! – он протянул было ладонь для рукопожатия, но замер на полпути и, передумав, устало опустил руку. – Конечно, мы ещё увидимся до моего отъезда.

Спок понял, что визит окончен. Он тихо пожелал капитану доброй ночи, но Кёрк даже не повернулся в его сторону, просто смотрел на зажатый в ладони опустевший бокал, и вулканец медленно и нерешительно направился прочь.

Ему срочно нужно было отдышаться, пройтись и подумать. Он пошёл в сторону главного комплекса зданий, решительно меряя шагами дорогу и понимая, что не способен убежать от тревожных, мучительных вопросов, роящихся в сознании, убежать от послевкусия, оставленного странной встречей с человеком, который вдруг стал для него незнакомцем.

Куда он сейчас идет, куда должен идти? Звёздный флот – его «дом»… жестокая ирония этого слова ударила ему под дых. Флот, корабль, на котором он служил вот уже шестнадцать лет, его обязанности – его стиль жизни, его способ существовать достойно, принося пользу… но «дом»? Дом должен дарить тепло, ощущение защищенности, понимание, что есть на свете вещи… люди, ради которых стоит жить и умереть… Джим… Теперь это слово казалось Споку пустой насмешкой, иронией, звучащей в такт его одиноким шагам.

«Причины личного характера» – планы Кёрка, в которых не нашлось места для него. Он оставил бы службу, последовал бы за Джимом при любых обстоятельствах, куда угодно – кроме брачного союза.

Горечь потери окатывала его, словно ледяной липкий дождь, просачиваясь сквозь кожу, остужая сердце. Привкус этой горечи был для него нов: вулканец Спок сорок лет укреплял окружавшую его каменную стену, он не встретил на своём пути почти ничего, что ценил бы по-настоящему, боялся бы потерять. Но не так давно приобретенные особенные отношения, это драгоценное чувство, которое он только-только осмелился признать, эта тонкая материя, наполненная неизмеримой красотой, сейчас окрасилась черными красками потери…

Вернувшись в гостевые комнаты, выделенные ему руководством Звёздной базы, Спок принялся бродить по номеру. Необъяснимая, совсем невулканская волна ревности, почти ненависти, клокотала в груди. Она выиграла, эта женщина, которую он даже не видел, эта безликая незнакомка. Поддавшись внезапному порыву, он сел за компьютер и решительно ввел запрос, озлобленно колотя пальцами по клавиатуре.

– Спок, коммандер, звездолёт «Энтерпрайз», личные данные, допуск класса «С». Выдать мне всю доступную информацию об адмирале Сингхе, Индре. Конкретизация: история семьи, потомство.

Монотонное пощелкивание компьютера сменилось женским голосом, предоставляющим запрошенные данные:

– Индра Сингх, адмирал, возраст: 62 года. Назначение: военный губернатор, Орион Бета II. Семейное положение: женат. Потомство: одна дочь, Китар Сингх-Уотсон, замужем за коммандером Томасом Уотсоном, звёздная дата 2344.12. Родители: де…

– Довольно, – оборвал Спок компьютер и поспешил к двери. Не дожидаясь транспорта, практически бегом, он устремился вдоль линии пляжа.

Эти слова: «…замужем за коммандером Томасом Уотсоном…» прогремели для него словно сигнал боевой тревоги, запустивший цепную реакцию в тренированном логичном разуме, оживляя его аналитические способности, останавливая бушующий водоворот эмоций, только что грозивший поглотить его с головой. Что-то было не так, иначе и быть не может! Китар Сингх замужем за коммандером Томасом Уотсоном уже два месяца. Совершенно очевидно, что Кёрк… солгал ему. А Кёрк, он понимал это отчетливо, не стал бы ему лгать, если бы не… Скрывает… он что-то скрывает. Может, это связано с какой-то миссией, в которой Спок не должен участвовать? Да уж, их воссоединение действительно оказалось странным…

Он поймал себя на том, что ищет объяснение, пытаясь оттолкнуть смутное пока подозрение, что случилось что-то очень плохое, но это подозрение крепло в нем с каждой секундой.

Их встреча смахивала на составную картину, написанную в черных и серых тонах, мозаику с отсутствующими элементами, без которых невозможно собрать единое целое. И в центре всего этого был Кёрк, почти неуловимо изменившийся, не такой как всегда.

Он ощутимо запыхался, когда добрался до дома. Стараясь отдышаться, он ненадолго остановился, приводя в норму свое сердцебиение и собираясь с мыслями. А потом вместо того, чтобы пройти сквозь главные ворота, он направился вокруг забора к боковой калитке и вскоре оказался во внутреннем дворике, сообщённом с рабочим кабинетом.

Раздвижная стеклянная дверь была по-прежнему открыта, но лампы в помещении на этот раз горели ярко. Кёрк сидел за письменным столом, уткнувшись лицом в ладони. Он был облачён в чёрную тунику, плечи были безвольно опущены, и, глядя на охваченного бессильным отчаянием друга, Спок больше не сомневался в том, что случилось что-то поистине чудовищное.

Услышав приближающиеся шаги, Кёрк поднял голову, посмотрел прямо на Спока и тихо спросил:

– Это ты, Боунз?

Его глаза были широко открыты, он, не моргая, глядел прямо на вулканца, и тогда Спок все понял. Кёрк был слеп.

* * * * *

Разговор, которого он ждал, состоялся около часа назад. Несмотря на то, что Кёрк говорил по телекому совершенно спокойно, сообщив о визите Спока и о том, что их план, похоже, сработал, Маккою казалось, что он должен быть рядом. Они проговорили почти полчаса… но что-то в голосе Кёрка наводило доктора на мысль, что депрессия его друга усугубляется.

Нервно побарабанив пальцами по столу, Маккой решил налить себе еще одну порцию алкоголя. Выделенные Звёздной базой апартаменты, состоящее из жилых комнат и рабочего кабинета, казались доктору слишком большими, но, несомненно, более удобными по сравнению с ограниченным пространством его каюты на «Энтерпрайз».

«Энтерпрайз»… конечно, он будет по ней скучать… но его место здесь, с Джимом. Когда он доставил Кёрка на Базу, то подал запрос и незамедлительно оформил перевод. Корабельный хирург в поисках работы был штучным, ценным товаром, и без каких-либо проволочек его назначили главой специального исследовательского отдела местного Медицинского центра. Кёрку будет проще примириться с текущим положением дел, если он будет знать, что Маккой продолжает работать, а самому Маккою позволит без лишних сложностей сделать то, что он должен сделать… быть рядом с другом.

Настойчивый стук в дверь застал его врасплох – он никого не ждал. Так что, когда он открыл дверь и увидел на пороге вулканца, доктор сразу понял, что их с Джимом план все-таки провалился.

Он никогда не видел Спока в таком состоянии: его лицо блестело от пота, волосы были растрепаны, ботинки покрыты толстым слоем пыли, форменка смята и чем-то испачкана, а глаза… словно две глубоких угольных шахты, на дне которых полыхали невыносимые боль и ярость.

– Доктор Маккой, за что? Разве я не имел право знать? Я требую, чтобы вы мне все рассказали! Что произошло с Джимом и почему вы решили от меня это скрыть? – слова звучали взвешенно, но сопровождающий их взгляд говорил о невысказанном, нестерпимом страдании.

– Спок… что… что, черт подери, с вами случилось? – Маккою никак не удавалось собраться и достойно встретить нежданную атаку, мысленно он старался отыскать какой-нибудь способ выкрутиться из сложившейся ситуации. Но потом он взглянул на Спока, страшного в своей боли и злости, и понял, что способ есть только один. Сказать правду.

С немалым трудом он взял себя в руки и, глядя Споку прямо в глаза, заговорил медленно и четко:

– Спок, Джим ослеп. Вероятнее всего, необратимо. Он потерял зрение месяц назад, сразу после того, как ты уехал. Это долгая история… Как ты это понял?

Спок помолчал пару секунд.

– Я не понял… сначала. Но потом я вернулся. Он меня не узнал.

Леденящая дрожь сотрясла вулканца, когда он вспомнил, как Кёрк снова и снова спрашивал: «Кто это? Боунз? Тормак? Кто здесь?» Спок не смог ответить, не сумел найти в себе силы заговорить с ним в тот момент. Шокированный, он развернулся и побежал прочь, оставив друга в темноте, растерянного, испуганно ищущего ночного гостя.

Спок почувствовал, что его снова сковывает ужас, когда он мысленно представил Джима – одинокого, потерянного и совершенно беспомощного. Но он должен был всё узнать.

– Доктор Маккой, вы должны рассказать мне все подробности. Немедленно!

– Сядь, и я расскажу, – отрезал Маккой. Спок не пошевелился, только встретил его взгляд с холодной решимостью, и доктор, вздохнув, приступил к рассказу:

– Это случилось сразу после того, как ты отбыл на Вулкан. «Энтерпрайз» было приказано отправляться в Толианский сектор. Согласно последним расчетам геофизиков, вскоре должна была произойти долгая пространственная интерфаза, и нам было поручено попытаться вернуть «Дифайэнт». Федерация желала получить его назад, причем желала отчаянно. Они боялись позволить всему ее военному арсеналу и аппаратуре болтаться где-то между галактиками в свободном доступе для всех любопытствующих и, возможно, враждебных рас.

– На этот раз мы подготовились и накачали команду до полупьяного состояния раствором производных хлорфарагена, чтобы предотвратить космическое безумие. Мы быстро обнаружили «Дифайэнт», видели его своими глазами, но сенсоры ничего не регистрировали. Он болтался там как тело без признаков жизни, он сам и его тень одновременно.

– Как обычно Джим решил отправиться на «Дифайэнт» самостоятельно, чтобы скоординировать стыковку корабля с тяговыми лучами «Энтерпрайз». Ох, Спок, мы должны были тридцать раз подумать, но ты же знаешь Джима, его не переубедить. Он только ухмыльнулся, как обычно, да сверкнул глазами (тогда я в последний раз видел этот блеск): «к старости становишься нервным, да, Боунз?», а потом встал на платформу транспортера. Всё остальное, чёрт его дери, произошло так быстро, что я даже не уверен в точности своего рассказа, – Маккой умолк, погружаясь в воспоминания, и на его лице отразилась явная боль, а губы плотно сжались, делая его похожим на сломленного старика. С горечью в голосе он продолжил:

– Силуэты на платформе только начали мерцать, и тут мы услышали жужжание чужого транспортера, вмешавшегося в работу нашего и перехватившего наш десант. Захваченный двумя лучами, Джим стоял, словно парализованный, не в состоянии пошевелиться, и тогда этот грёбаный толианец появился на платформе рядом с ним. Достав оружие, он прицелился капитану в голову, и ярко-красный луч – дьявольский огонь, не иначе, – попал Джиму прямо в лоб. Он вскрикнул, руки дернулись от боли, разрывая пересечение лучей транспортера. А потом он прижал ладони к вискам, словно стараясь защититься от нападения голыми руками, и упал.

– Охрана выстрелила в толианца, и нарушитель дезинтегрировал прямо на наших глазах, оставив за собой только оружие. Как я узнал позже – в тот момент меня интересовало только состояние Джима – фазер охранника был установлен на оглушение, и убило толианца отнюдь не это. Похоже, он был смертником, и луч, любой луч – хоть фазера, хоть транспортера – привёл бы к его немедленной аннигиляции.

– Звёздный флот собрал осколки оружия и внимательно их исследовал, разложив вплоть до молекул, но ответ не найден до сих пор. Мы не представляем, как оно работает – только, что оно делает… – Маккой снова помолчал, справляясь с эмоциями, вызванными воспоминаниями. Налил себе еще стаканчик и предложил Споку, но тот решительно отказался, готовясь внимательно слушать продолжении истории.

– В течение нескольких дней Джим то приходил в себя, то опять терял сознание. Он был подключен к аппарату жизнеобеспечения, и при этом мы не могли найти никакой патологии, которая могла бы объяснить его состояние. Мы опасались, что его мозг поврежден необратимо, что может случиться кровоизлияние. Однако в один прекрасный день боль просто исчезла, и он пришел в себя… абсолютно слепым.

Какое-то время оба сидели неподвижно, погруженные в свои мысли, в общее на двоих горе. Лицо Спока не выражало абсолютно ничего, но не маска вулканского спокойствия делала его таким, а отпечаток душевной боли.

– Доктор Маккой, – хрипло проговорил он, – вы правда считали, что я не узнаю об этом рано или поздно?

– Не считал, – вздохнул Маккой, – но надеялся, что это случится тогда, когда в должности капитана ты уведешь корабль за много световых лет отсюда… и, может быть, тогда осознаешь, что именно этого хотел Джим, сумеешь понять, почему он так поступил.

– Никогда.

И за этим словом последовала долгая тишина.

Маккой очнулся первым:

– Джим! О господи, он там совсем один. Нужно бежать к нему, – схватив аптечку первой медицинской помощи, он поспешил к выходу, утаскивая Спока за собой.

– Я должен предупредить тебя еще кое о чём. У Джима до сих случаются эти необъяснимые припадки… не так часто, как раньше – с тех пор, как мы прибыли сюда, было всего два. Они начинаются без всякого предупреждения как мучительные головные боли, приводящие в итоге к потере сознания. И что хуже всего… в результате припадков резко увеличивается внутричерепное давление, что может привести к инсульту и обширному кровоизлиянию в мозг. Мы не знаем, из-за чего это происходит, но волнение и другие сильные эмоции могут выступать как провоцирующие факторы, а ты определенно оставил Джима в возбужденном состоянии. Лучше нам поспешить, Спок.

* * * * *

В доме было темно и тихо, свет горел только в обеденной зоне. Экономка еще не спала. Тихо напевая себе под нос, она заканчивала работу на кухне. Маккой сразу же направился в спальню Кёрка. Он пробыл там пару минут, показавшихся Споку вечностью, а потом открыл дверь и жестом пригласил вулканца войти. Спок не представлял, о чем они там говорили, но к моменту его появления Кёрк сидел в огромном кресле, которое, казалось, вот-вот проглотит своего исхудавшего владельца. Успокоительное, введенное ему Маккоем, помогло расслабиться, но когда он повернул голову в направлении приближающихся шагов, Спок разглядел в его лице явное смущение и неуверенность в себе. Маккой, привыкший считывать выразительную мимику капитана, заметил также облегчение и слабую улыбку, притаившуюся в уголках губ: спектакль позади, и Спок здесь, рядом с ним…

Господи, как же он по нему скучал, – подумал Маккой со странной дрожью в сердце. Кёрку пришлось нелегко, когда он пытался утаить свою слепоту, чтобы отпустить Спока на волю… но где-то там, в подсознании, он наверняка хотел, чтобы правда вышла наружу, чтобы его друг всё узнал.

– Спок? – Кёрк протянул руку, и Спок после секундного колебания сжал его ладонь.

– Это я, капитан. Доктор Маккой рассказал… – он осекся, заметив, что рука Кёрка дрогнула при слове: «капитан». Впредь стоит воздержаться от его использования.

– Спок. Прости, что был вынужден солгать тебе, – Почувствовав боль в голосе Кёрка, Спок склонил голову. – Этот фарс не принес мне никакого удовольствия… Позволь мне объяснить.

Спок чуть сжал его ладонь, чтобы остановить.

– Джим, не стоит. Я понимаю, я действительно понимаю… – его голос был полон нежности, но в обращенном к Маккою взоре полыхали языки пламени. И тогда доктор понял: Кёрк прощен. Спок понимал, чем он руководствуется. Он, но не Маккой. И когда безжалостный взгляд темных глаз впился в его лицо, по позвоночнику доктора пробежала дрожь…

– Я… должен был так поступить… ради тебя, – добавил Кёрк, и Спок понял, как сложно, как невыносимо трудно, далось ему это решение. И весь этот «фарс», который Кёрк и Маккой спланировали всего за 24 часа до его прибытия…

Все кусочки мозаики наконец заняли свои места: неподвижно сидящий Кёрк, не поднявшийся, чтобы его поприветствовать, предложив в качестве оправдания больную лодыжку, свадебные планы, бокал в руке Кёрка, который он так ни разу и не поставил на стол, его расфокусированный задумчивый взгляд…

Стоило вулканцу погрузиться в размышления, как на лице Кёрка отразилось разочарование, и только тогда Спок сообразил, что его друг больше не способен понимать, что происходит с собеседником, когда тот молчит. И тогда он нарушил тишину, решившись задать вопрос, ответ на который для него был очень важен:

– Джим, я хочу продлить увольнительную и остаться на Звездной базе IX. Ты позволишь мне быть рядом с тобой?

– А как же «Энтерпрайз», Спок? Кто возьмет корабль под свою ответственность? А как же ты? Как долго командование Флота разрешит тебе продлевать отпуск? – Кёрк всё ещё продолжал отрицать очевидное, но вулканец прервал его, повторив предыдущий вопрос:

– Ты позволишь мне быть рядом?

И это прозвучало настолько уверенно, настолько искренне, что Кёрк только кивнул с благодарностью. Счастливая улыбка осветила его лицо, когда он позвал экономку, чтобы та подготовила для Спока гостевые комнаты. Проблема никуда не делась, и решение ещё только предстояло принять: Споку придется уехать, но не сейчас – позже. Со всем этим они непременно разберутся когда-нибудь потом. Спок был здесь, и в данный момент ничто другое не имело значения.

* * * * *

Возвращаясь в свое жилище, Маккой старался хоть как-то привести мысли в порядок. Итак, Спок все узнал… и решил остаться, как он, доктор, и предполагал. С самого начала вся цепь событий была случайной. Сразу после инцидента Маккой настойчиво пытался связаться со Споком, но тот был недоступен. Вулканцы во время паломничества не имеют связи с внешним миром. Это древнее правило, и никто не имел права его нарушать.

Когда Кёрк пришёл в сознание, он умолял, просил, угрожал и наконец выбил из Маккоя обещание сохранить всё в тайне – хотя бы на какое-то время. Прошло пару недель, и доктор осознал, что поддерживает намерения капитана: он боялся, что настойчивая опека Спока скорее помешает реабилитации Кёрка, нежели ускорит её. А к тому моменту, когда до них дошли вести, что Спок направляется на «Энтерпрайз», и Кёрк решил перенаправить его на Базу до того, как он узнает о произошедшем, Маккой был безоговорочно готов помочь Кёрку разыграть этот спектакль...

Но теперь он больше не был ни в чём уверен. Этой ночью, когда он наблюдал за Кёрком, его не покидало ощущение, что он наконец вернулся домой после долгого изматывающего путешествия. Было совершенно очевидно, что Спок нужен Джиму.

Со смешанными чувствами Маккой осознал, что начался совершенно новый этап их жизней.

-конец 1 главы-

ГЛАВА 2 в комментариях
ГЛАВА 3 в комментариях
ГЛАВА 4 в комментариях
ГЛАВА 5 в комментариях
ГЛАВА 6:
Часть 1 в комментариях
Часть 2 в комментариях
Часть 3 в комментариях
ГЛАВА 7 в комментариях
ГЛАВА 8 в комментариях
ГЛАВА 9 в комментариях
ГЛАВА 10 в комментариях
ГЛАВА 11 и ЭПИЛОГ в комментариях

запись создана: 17.08.2017 в 01:25

@темы: Spirk, Star Trek, TOS, Spock is love, мои переводы (а руки чесались...), Слэш, Фанфики, Kirk, McCoy

Comments

[~Nagini~]

Poco a poco, бесценная моя, спасибо за каждое слово
я два раза перечитала и улыбалась тому, насколько одинаково мы воспринимаем этот текст! я очень рада, что перевод по душе

[Poco a poco]

~Nagini~, сегодня в честь д/р Билла ещё набегу на один-два кусочка, но ты видишь, я уже начала растягивать удовольствие. Не тороплю, но, подкравшись на мягких лапках, спрашиваю, удаётся переводить дальше, или реал совсем зажевал?

[~Nagini~]

Poco a poco,
Реал заедает, из 8 главы перевела тысячи три, не больше. Но со второй половины апреля у меня освободится часть времени (сдам тесты ЕГЭ на этот учебный год), и там должно пойти резвее

[~Nagini~]

ГЛАВА 8

Тот ясный лик в лучах живого дня,
Что мне светил туманно мертвой ночью.
День без тебя казался ночью мне,
А день я видел по ночам во сне!

---– У. Шекспир, сонет 43 в переводе С. Маршака

Два, четыре, шесть, семь… и вот его приветствует спасительный дверной проём. Поворот на девяносто градусов и… два, четыре, шесть… нет, постойте, что-то не так: стол не может стоять так близко к двери в кабинет.

Он замер, смущённый, а потом осторожно ощупал кончиками пальцев холодную металлическую поверхность.

Кто, чёрт возьми, опять его передвинул? Неужели так трудно запомнить, что в этом доме живёт слепой человек! Пропади оно всё пропадом! – он рассеяно шарил руками по столешнице, пытаясь отыскать дневную корреспонденцию. На столе было два предмета: флэш-карта, на которою, по его соображениям, и была записана запрошенная им информация, и плоский квадратный конверт. Письмо, написанное от руки? Адресованное ему? Может, это снова от Арил, или… чёрт, да оно может быть от кого угодно! Половина его знакомых упрямо забывает о том, что чтение теперь ему не по зубам. От кого же оно? Его так и терзало любопытство. Он знал, что Спок вернётся поздно, а Маккой сегодня вообще не обещал зайти, так что выхода нет: придётся использовать оптакон. Вскрыв конверт, он расправил плотный лист бумаги, как ему показалось на ощупь, государственного образца и положил его в тихо жужжащий аппарат. Он медленно провёл листом справа налево, позволяя сканеру сложить буквы в слова, и бесполый электронный голос приступил к чтению:

– …прос на отставку отклонён, санкционированный отпуск разрешено продлить до пересмотрения, – дойдя до конца строки, он замер, сообразив, что ему в руки попало чужое письмо. Письмо, адресованное Споку.

Он аккуратно сложил лист, упаковал его обратно в конверт и оставил у Спока на столе. Монотонное жужжание оптокона странным образом контрастировало с растревоженными мыслями.

За обедом Кёрк с трудом справлялся с нервами и в итоге ухитрился уронить стакан с водой, стоявший на своём обычном месте – справа от тарелки. В тот же мгновение он ощутил на себе обеспокоенный взгляд Спока и решил ковать железо пока горячо.

– Спок, почему ты просил об отставке? – спросил он и пояснил: – Прости, я по ошибке прочитал часть адресованного тебе письма с помощью оптакона…

Повисло напряжённое молчание, так хорошо знакомое человеку: Спок пытался подобрать правильные слова, чтобы выразить свои мысли.

– Звёздный флот попытался заставить меня немедленно вернуться к действительной службе. Я отреагировал официальным запросом на отставку. На вулканцев… нельзя давить, – Кёрк без труда уловил улыбку в его голосе. – Очевидно, они приняли решение отреагировать на мой ненамеренный бунт продлением санкционированного отпуска.

– Ну конечно, Спок. Ты слишком ценный кадр. Как ты сам не так давно мне говорил, Звёздный флот вложил в тебя… сколько там было?

– Полагаю, сумма составит 122235 кредитов, если не считать…

– Это достаточно точно, Спок, – улыбнулся Кёрк, но спустя секунду беззаботность улетучилась из его голоса. – Ты же не веришь в то, что я когда-нибудь смогу видеть, не так ли? – это не было вопросом – скорее, констатацией факта.

– Я… я не знаю, Джим, – на этот раз Споку не удалось скрыть фальшь, явственно прозвучавшую в его тоне. Вопрос Кёрка застал его врасплох. Кроме того, его поступки говорили сами за себя, и отрицать что-либо не было смысла. Он никогда не попросил бы об отставке, если бы надеялся на то, что Кёрк вернётся на службу. И оставалось только признаться самим себе в том, что они оба начинают медленно, но неотвратимо принимать очевидное. Слепота. Навсегда.

Повисшая в комнате тишина показалась Кёрку невыносимой. Он поднялся и, не говоря ни слова, направился к себе в комнату. Резкая боль мгновенно вернула его к действительности: погрузившись в тяжёлые раздумья, он отвлёкся и со всей силы стукнулся бедром об угол стоящего в холле журнального столика. На какое-то мгновение ему показалось, что его кость раздробилась на мелкие впивающиеся в плоть осколки, и он стиснул зубы, чтобы не застонать от сильнейшей боли. Он знал, что Спок смотрит на него, чувствовал устремлённый в спину взгляд, и легко представлял выражение беспокойства, написанное на его лице. Кёрк не желал демонстрировать слабость и выслушивать слова утешения, считая, что и так опозорился достаточно. Решительно распрямившись, он продолжил путь, изо всех сил стараясь не прихрамывать.

Спок не сдвинулся с места. Инстинкты побуждали его рвануть Кёрку на помощь, интуиция убеждала не вмешиваться. Некоторые вещи причиняют большие страдания, нежели физическая боль, и от его желания помочь Кёрку будет только хуже. Тяжело сглотнув, он остался за столом. И высоко вздёрнутый подбородок Кёрка, его медленные выверенные шаги лишний раз доказали Споку его правоту.

* * * * *

– Как думаешь, у нас всё ещё «медовый месяц»? – это определённо был вопрос с подвохом, и он застал Спока врасплох. Раздевшись, Кёрк присел на край кровати и широко улыбнулся.

– Несмотря на то, что наши отношения перешли на новый уровень приблизительно четыре года назад, когда я… помог тебе справиться с твоей агрессивной половиной, по общепринятым меркам, партнёрами мы стали… тридцать девять дней назад. Учитывая то, что под термином «медовый месяц» земляне подразумевают временной отрезок в двадцать восемь дней, я бы сказал, что мы миновали фазу…

– Да, конечно, Спок, я знаю, – со смехом прервал его Кёрк, – тем не менее, я всё время тебя хочу. Постоянно…

– Я испытываю те же озадачивающие, однако очень приятные побуждения, Джим, – щёки непривычного к таким откровенным беседам Спока позеленели, но этого никто не мог увидеть.

– Что ж, в таком случае мы оба… развратники, – усмехнулся Кёрк и, не дождавшись ответа, неуверенно уточнил: – Ведь так, Спок? Почему бы тебе тоже не раздеться?

Вместо ответа Спок притянул ладонь Кёрка, положил её себе на шею и направил вниз, позволяя ощупать грудь, подтянутый живот, мягкие волоски в паху, напряжённые бедра. Он был обнажён.

Тактильные ощущения, родившиеся в кончиках пальцев, мгновенно превратились в острое желание, и Кёрк рывком опустил Спока на кровать рядом с собой, жадно ощупывая его сильное стройное тело. Они сплелись друг с другом – привычно, ловко подстраиваясь под каждый изгиб, каждую выпуклость, становясь единым организмом.

Кёрк нетерпеливо вжался бёдрами в пах Спока, и с его губ сорвался негромкий стон. Спок остановил его, стиснув плечо ладонью, и осторожно опустил на спину. Кровать скрипнула, и Кёрк понял, что вулканец поднялся и куда-то ушёл, но не успел он вздохнуть от разочарования, как снова раздался звук шагов, и прохладные пальцы коснулись его ушибленного бедра.

– Всё плохо? – настороженно спросил он.

– Нет, Джим, если ты не являешься поклонником фиолетово-чёрных разводов на коже, – добродушно отозвался Спок, почти невесомыми движениями втирая прохладную мазь в болезненную зону.

– Значит, плохо. Впредь постараюсь смотреть, куда иду, – пошутил Кёрк, чтобы скрыть смущение, и погладил поясницу вулканца, наслаждаясь мягкостью его кожи.

Пальцы Спока медленно переместись на член Кёрка, и массаж незаметно превратился в ласку. Пару секунд спустя к пальцам присоединились губы, и Кёрк практически почувствовал, как кровь отхлынула от его головы, устремляясь к органу, твердеющему под волшебными, посылающими волны удовольствия по всему телу прикосновениями партнёра. А потом всё кончилось, и он напрягся, не зная чего ожидать.

Когда Спок заговорил, его голос – тихий, задумчивый – звучал совсем не по-вулкански:

– Мужской половой орган – высокоподвижный и гибкий, многофункциональный по своей анатомической структуре. Двадцать сантиметров кожи, плоти и крови… – он умолк, и на какое-то мгновение Кёрк похолодел от ужаса. Просто оцепенел. Неужели Спок решил прочитать ему лекцию по биологии в тот момент, когда они… когда они собирались… Нет, не может этого быть.

Голос зазвучал вновь, становясь более низким, хриплым:

– Двадцать сантиметров стали, покрытой шёлком – такой гладкий, такой твёрдый, такой парадоксально красивый. Джим, – прошептал Спок еле слышно, – ты такой красивый.

Его губы вновь коснулись жаждущего внимания члена, и их тела слились в едином порыве страсти. Спальня тонула в полумраке, надёжно скрывающем румянец, заливший щёки Кёрка, наступившая тишина позволяла Споку не выдавать своего смущения.

Слова и зрительные образы были не нужны. Легко коснувшись виска Кёрка кончиком указательного пальца, Спок инициировал мелдинг, расцвечивая человеческую близость красками вулканской страсти.

[~Nagini~]

Кёрку так и не удалось до конца понять, как это происходит – мелдинг давал возможность чувствовать за пределами собственного тела, но при этом не нарушал ощущения собственного «Я»; позволял стать с партнёром единым целым, но не вторгался в личное пространство, не лишал индивидуальности. Обмен, а не капитуляция.

Жар окутывал их, пуская искры под кожу, обжигая языками пламени, и ритм их движений нарастал, ускоряя сердцебиения до тех пор, пока они не стали одним телом, плывущим в невесомости навстречу вершинам наслаждения.

Это было здорово. Это было потрясающе. Это было безупречно.

Кончик пальца по-прежнему осторожно прижимался к влажной коже на виске Кёрка, и в это мгновение темнота перед его внутренним взором раскололась, взрываясь внезапным видением: взмокшее от пота тело, скованное пока что не отступившим напряжением, изгибаясь, тонет в смятых простынях. Его тело.

Мурашки пробежали по его спине, когда он осознал, что Спок, потерявшись в охватившей его неге, инициировал зрительно-образный мелдинг, показав Кёрку его же собственное выгибающееся от удовольствия тело. Это было почти неприлично: смотреть слепыми глазами на своё отражение в чужом сознании.

Очень нежно он коснулся уголков глаз Спока и сказал:

– Красота в глазах смотрящего, не так ли, Спок? – и тепло кожи Спока заставило его вздрогнуть, будто бы давным-давно забытая, ни с кем не разделённая боль вновь узлом скрутила его внутренности… Глаза смотрящего… Уклони очи твои от меня, потому что они волнуют меня… Покажи мне лицо твое… Песнь песней Соломона. О, Спок, мой друг, мой любимый, дай мне увидеть твоё лицо!

И этот мысленный крик, полный тоски и жажды, подобно урагану ворвался в сознание Спока, своим безграничным отчаянием начисто лишая его сил. Мир снова погрузился во тьму.

Внезапная дрожь сотрясла тело Спока, возвращая Кёрка к действительности. Отдёрнув руку и отстранившись, вулканец горячечно шептал:

– Серое… Всё стало серым. Бесформенным, бесцветным… Джим… Джим?

Беспомощно взмахнув руками, он уцепился за человека в поисках поддержки.

– Так темно… как будто падаешь в бездну, как будто умираешь. Бескрайняя серая пустошь… Джим, это твой?.. – он не нашёл в себе сил закончить вопрос.

– Мой серый мир, Спок. Это он, – в голосе Кёрка не слышалось никаких эмоций. – Зрительно-образный мелдинг, похоже, был слишком слабым из-за того, что ты этого не планировал, а я так хотел увидеть тебя, что, очевидно, случайно его обратил… И ты окунулся в мой мир, – с горечью предположил он. – Всё в порядке, Спок, всё хорошо. Скоро всё пройдёт.

Не в силах справиться с собой, Спок затих в объятиях Кёрка, но даже, когда пару секунд спустя лунный свет вновь очертил контуры предметов перед его глазами, дрожь не отступила. Это не было страхом – скорее безграничным отвращением к ненавистной серости, на короткий срок поглотившей его без остатка, заставившей его инстинкт самосохранения взбунтоваться против голодной слепоты, грозившей утопить его бездонном омуте тьмы. Он злился сейчас на мелдинг, на эту ночь… он злился даже на Джима.

Измученный и уставший, он задремал, и чувство вины преследовало его в его снах.

* * * * *

– Почему ты не рассказал мне раньше? – раздражённо спросил Маккой, прекратив наконец мерить шагами кабинет.

– Я и сам до конца не понимал, что происходит, доктор, и уж тем более, не подозревал о возможных последствиях, – абсолютно спокойно отозвался Спок, в кои-то веки не желая принимать вызов, брошенный ему Маккоем.

– Но ты копался в голове Джима, господи помилуй! Ты не думал, что стоит... – он прикусил язык, пытаясь успокоиться. Нет, конечно же, нет. Разумеется, Спок не мог поделиться с ним тем фактом, что регулярно соединяет их Джимом сознания… учитывая, какие цели преследовались. Учитывая их близость. Доверие. Отношения. Он знал это, понимал, несмотря на то, что никогда, наверное, не сможет до конца принять. Но это сейчас не так важно.

– Ладно. Давай начнём сначала. Я хотел поговорить о том вулканце, Зоне. Этим утром целители из ШиКара сообщили мне, что Зон умер. Причина смерти – обширное кровоизлияние в головной мозг. Но это для медицинского отчёта. Реальная причина в том, что он не перенёс последнего припадка, из тех, что регулярно происходили с ним после встречи с толианцем, оружие которого, как тебе известно, ещё и лишило его зрения. А ведь он был вулканцем – физически более сильным существом по сравнению с людьми, – доктор умолк, вглядываясь в лицо молча слушающего Спока, и чувство сострадания затопило его изнутри. Казалось, вулканец уменьшился в размерах – всё его тело словно бы сморщилось, скукожилось в кресле. Будто бы что-то внутри него надломилось.

– Мне тоже очень страшно, Спок, – непривычно мягко произнёс Маккой, – но никто пока не опускает руки. Ни один учёный не станет делать выводы на основании единичного случая, и тебе это известно не хуже, чем мне.

– Я знаком с принципами конструирования выводов и теорией вероятности, доктор Маккой. Тем не менее, вы должны понимать, что при анализе выборки из двух пациентов смерть одного из них является поводом для беспокойства – как для учёных, так и для прочих небезразличных. Фактор времени сейчас является определяющим.

– Кто бы говорил! – снова вспыхнул Маккой. – Именно ты принял решение не делиться со мной наблюдениями. Я что экстрасенс, по-твоему? Может, хоть сейчас расскажешь мне, что ты видел в голове Джима во время этого… этого зрительно-образного мелдинга?

Уткнувшись лбом в сложенные домиком пальцы, Спок колебался не дольше пары секунд.

– Зрительно-образный мелдинг – крайне редко используемая техника, однако большинство вулканцев способны инициировать такое слияние сознаний. Я никогда не прибегал к ней прежде, и мне пришлось предпринять несколько попыток, – делясь с собеседником столь личной информацией, Спок понизил голос, – прежде чем что-то получилось. По своей сути данный тип мелдинга основан на использовании электрической активности нейронов и является передачей зрительных образов донора по нервным путям реципиента, – его лицо помрачнело от нахлынувших воспоминаний. – Со временем, мой разум научился «находить путь» по зрительному нерву Джима. И тогда я ощутил… блок. Сначала, я был не уверен в том, что чувствую, но теперь не сомневаюсь ни на секунду: каждый раз во время слияния сознаний я наталкиваюсь на невидимый барьер, преграждающий путь нервным импульсам, идущим от органов зрения. Это не ошибка, доктор, – блок существует, и он абсолютно реален.

– Спок… Спок, ты хоть понимаешь, что сейчас сказал? – Маккой был так взволнован, что, не отдавая себе отчёта в том, что делает, опустился в соседнее с вулканцем кресло и сжал его плечо. – В этом всё и дело! Это энергетический барьер! Вот только… если ты можешь пройти по зрительному нерву Джима и заставить его видеть, то дело не в работе самих нейронов, а в чём-то влияющим на них извне. Вроде силового поля, окружающего нерв, подавляющего его функциональную активность. Вроде… толианской сети!

Несколько секунд они просто смотрели друг на друга, погрузившись в общие воспоминания. Толианцы однажды уже заставили их работать вместе, сражаться бок о бок. Ради Кёрка. Без него.

– Это может повысить шансы Джима на выживание? – спросил Спок, на этот раз целиком и полностью полагаясь на профессиональное мнение Маккоя. От вулканской гордыни не осталось и следа – сейчас он был ребёнком, готовым поверить в чудо.

– Пока говорить рано, но это может иметь значение. Примем это за рабочую гипотезу. Если мы обнаружим какие-то признаки силового поля, то хотя бы будем знать причину происходящего. Конкретную проблему, с которой нужно справиться. Это уже что-то, – говоря это, мысленно доктор уже продумывал стратегию дальнейших действий. Провести дополнительные тесты. Связаться с Вулканской академией наук, где проводилась основная масса исследований. Запросить отчёт о вскрытии Зона. Теперь, когда он знал, что искать, ужасающее чувство беспомощности, наполнявшее его изнутри, сменилось надеждой.

– … и абсолютно истощён, – закончил Спок, и только тогда доктор сообразил, что не слушал вулканца.

– Джим? – переспросил он.

– Я, доктор, – ответил Спок. – Я ощущаю полнейшее истощение после каждого сеанса зрительно-образного мелдинга. Полагаю, это связано с тем, что мне приходится тратить слишком много энергии, чтобы преодолеть барьер в мозге Джима.

– Да, скорее всего. И это, к тому же, объясняет приступы Джима. Они могут возникать в ответ на присутствие внутри него чужеродного источника энергии. Его нужно убрать как можно скорее, – доктор уже сидел за столом, делая пометки в падде. – И, Спок, не стоить говорить Джиму о смерти вулканца. Ты сумеешь скрыть от него эту информацию?

Спок приподнял бровь, не совсем понимая, о чём говорит собеседник.

– Сумею ли я… скрыть от него эту информацию?

Маккой нетерпеливо фыркнул.

– Во время этого вашего слияния сознаний, – слова прозвучали грубо, хотя Маккой этого и не хотел. Он задержал дыхание, опасаясь, что задел вулканца.

– Уверяю вас, доктор, я удержусь от любой активности, способной нанести вред состоянию здоровья Джима, – свист закрывшейся за Споком двери эффектно подчеркнул стальные нотки, прозвучавшие в его голосе.

Вот чёрт. Сердясь на себя, Маккой прикусил губу. Грёбаный мир, вывернувшийся наизнанку. Джим, Спок… и он, доктор, – запутавшийся, не понимающий, как себя вести в условиях изменившейся реальности. Хитросплетение эмоций: замешательство, беспокойство ревность… и каждое неловкое слово таит в себе угрозу… Но, по крайне мере, они всё ещё втроём. И это должно остаться неизменным. Джим должен выжить.

Вздохнув, он взялся за коммуникатор, чтобы связаться с Вулканом.

[~Nagini~]

* * * * *

Решение пришло так быстро, что Кёрку показалось, что у него даже закружилась голова. За последние месяцы жизни в непроглядной тьме ему нечасто доводилось принимать решения, но теперь никто за него этого не сделает. Не то чтобы Спок и Маккой предложили ему множество вариантов. Факты были просты и понятны: появились новые данные касательно толианского оружия и его, Джима, ранения. Теперь нужно провести дополнительные тесты, исследовать новые возможности. И всё это должно происходить на Вулкане. На базе находящейся в ШиКаре Академии наук.

И с этим, разумеется, связаны определённые риски: высокая гравитация и бедная атмосфера планеты могут отрицательно повлиять на сердце, на сосуды головного мозга, и он будет вынужден пообещать доктору безукоризненно следовать его указаниям. Никаких лишних нагрузок, никаких долгих прогулок по пустыне – только отдых, отдых и ещё раз отдых. Плюс придётся вытерпеть кучу новых тестов, на этот раз проводимых вулканцами. Та ещё перспектива. Впрочем, Маккой уверяет, что всё пройдёт быстро и что это его последний шанс – возможно, единственный выход из царства тьмы. В конце концов, надежда – это не пустой звук.

Все приготовления должны занять от семи до десяти дней.

Принять решение оказалось на удивление легко: пункт назначения – Вулкан.

И только поздним вечером, когда Маккой ушёл, а Спок мирно сопел под боком, Кёрка окатило волной негодования. Казалось, никому нет дела до того, что он думает. Словно он был безответственным ребёнком. Весь план дальнейших действий Спок и Маккой разработали за его спиной, даже не подумав поинтересоваться его мнением. Заговор какой-то, да и только.

Всю жизнь он ненавидел, кода его опекают. И теперь, перед тем, как уснуть, он с удовольствием размышлял о гипотетическом акте неповиновения. Но хуже всего было то, что он отдавал себе отчёт в бессмысленности и бесперспективности этого бунта. В конце концов, его покровители действуют в его лучших интересах.

Во имя него. Его не спросив.

И от этого на душе было гадко.

Но за мысленной демонстрацией гордости скрывалось кое-что ещё. И он не готов был признаться в этом чувстве даже самому себе.

Он боялся.

Вскоре ему придётся покинуть своё надёжное убежище и отправиться на Вулкан, и он был напуган.

* * * * *

Пытаясь отыскать свободное место, Спок кружил на аэрокаре над переполненной парковочной зоной. Сегодня был праздник, вся База отдыхала, а они давным-давно собирались куда-нибудь выбраться на денёк.

Кёрк так и не отошёл с прошлой ночи, и сидел, погружённый в невесёлые раздумья. Когда они наконец приземлились, он встал и попытался отыскать свою трость.

– Она тебе не понадобится, Джим. Пойдём.

– Нет, Спок. Я возьму трость и сенсоры и пойду сам, спасибо. Мне не нужен поводырь.

Спок не ожидал от Кёрка такой резкости, хотя прежде неоднократно с ней сталкивался.

– Как пожелаешь, Джим… – отозвался он, проглотив обиду.

– Есть какое-то «но»? – с вызовом спросил Кёрк. – Даже я, знаешь ли, способен расслышать это «но» в твоём тоне. Ты не одобряешь моё стремление к независимости?

– Джим, прошу тебя. Я вовсе не подразумевал…

– Мистер Спок, – когда Джим злился, он до сих пор изредка прибегал к уставным обращениям, – мне совершенно не требуется ваша, да и чья-либо другая, поддержка, я вполне способен позаботиться о себе сам. Я ослеп, а не впал в детство, если вы не заметили.

Ледяной тон полоснул, словно кинжалом, и Спок ощутил, как в нём поднимается волна раздражения – крайне неприятная человеческая эмоция. С трудом сдержавшись, он промолчал, и это безликое неосязаемое молчание лишило Кёрка возможности продолжить перепалку. Не дождавшись ответа, он сжал трость, застегнул сенсорный ремень и вылетел из аэрокара, едва не врезавшись в припаркованный рядом летательный аппарат.

Спок поспешил следом, ощущая, как раздражение неотвратимо заменяется беспокойством, и пошёл рядом с другом, стараясь подстроиться под темп его торопливых шагов. Они не сказали другу ни слова, и только покашливание Спока позволило Кёрку определить, что вулканец следует за ним. Досада окутала их, словно некая липкая субстанция, не оставляя места другим чувствам. Сердясь друг на друга, они оба мысленно перемалывали внутренние обиды, неминуемо накапливающиеся между двумя людьми, решившими жить вместе, и ни один из них в этот момент не был готов пойти на компромисс. Кёрк шёл чуть впереди, высоко подняв голову, и Спок сначала расценил это как акт неповиновения. Самонадеянный человек. Однако логика, прорываясь через поток нахлынувших эмоций, тут же подсказала ему, что Кёрку необходимо поднимать голову, чтобы лучше улавливать звуки, чётче определять направление. И всё же это сводило с ума. Люди так часто ведут себя неразумно – особенно этот конкретный представитель человечества. Как бы ни было больно, как бы ни было трудно приспосабливаться к изменившимся обстоятельствам, истина должна быть очевидна: быть слепым – это значит быть зависимым. Даже если тебя зовут Джеймс Кёрк. Зависимость может принимать разные формы, проявляться в разной степени, но это всё равно зависимость. Это всегда было камнем преткновения, с самого первого дня их знакомства: его осторожные «позволь мне» и «могу я помочь», произнесённые с участием, рождённым глубоким пониманием человеческой психологии в целом и особенностей личности его человека в частности. А в ответ – вздёрнутый подбородок и неожиданно ледяной тон: «я могу сам», когда очевидно, что сам он не сможет…

Но бывало и иначе, бывало Кёрк оказывался достаточно сильным для того, чтобы быть зависимым, достаточно отважным, чтобы принять помощь, довериться, целиком и полностью положиться на друга, не страшась поступиться принципами. Сегодня, очевидно, был не тот случай, и Спок невольно чувствовал себя оскорблённым и раздражённым… неужели его человеческая часть берёт над ним верх?

Он никогда не даст мне свободы, – в ярости думал Кёрк. – Я его слепой мальчик, его питомец… Мистер Спок наконец-то стал главным. Ну уж нет, только не здесь и уж тем более не на Вулкане… – он прибавил шагу, словно пытаясь убежать от собственных мыслей, причиняющих боль. Я ещё покажу этому нудному напыщенному вулканцу! Чего он хочет? Гордиться своим «подопечным»? Выиграть в конкурсе на выращивание лучшей
версии незрячего человека? Ну, так я обеспечу ему первый приз – вряд ли на Звёздной базе IX у него найдутся соперники! Глубоко в душе Кёрк понимал, что он не справедлив, что Спок не заслуживает быть мишенью для переполнявшей его горечи, но ему было наплевать. Чувство жалости к самому себе было настолько сильным, что затмевало здравый смысл, и всё, что он мог, это трансформировать непосильную эмоцию в гнев.

Людей вокруг становилось всё больше, и к тому моменту, когда они достигли набережной – километрового участка вдоль берега, служащего не только в качестве дороги, но и в качестве зоны развлечений, по левой стороне которой находились многочисленные магазины и рестораны – вокруг была настоящая толпа. Они по-прежнему молчали, и Споку время от времени приходилось догонять Кёрка, в то время как тот уверенно шагал вперед, без труда пробираясь между людьми, пропускающими его вперёд, едва заметив трость. Злость постепенно отступала, вытесняемая царившей вокруг атмосферой праздника, запахом моря и солнечным теплом.

– Я бы хотел сделать ряд покупок, – наконец нарушил молчание Спок. – Хочешь зайти в магазин со мной?

– Я подожду снаружи. Уверен, что ничего страшного со мной не случится, – слова прозвучали слишком цинично, и Кёрк решил смягчить сказанное: – Мне нравится быть на солнце. Давай быстрее, Спок.

Прошло несколько минут. Он ждал, полной грудью вдыхая солёный влажный воздух и повернувшись лицом в том направлении, где, судя по теплу касавшихся кожи солнечных лучей, сейчас находились светила. Тепло… и темно. Он чувствовал запахи, доносящие со всех сторон, – ароматическая смесь из лосьонов для тела, духов и пота. Запахи пищи наполняли воздух: мультинациональные, мультирасовые, непохожие один на другой. Он слышал стук каблуков – флотские ботинки, женские туфли на шпильке, деревянные сандалии – и даже шлёпанье босых ног. Прохожие спешили мимо, направляясь в одним им известные загадочные места. Он с трудом справился с внезапно охватившим его приступом паники: все места казались загадочными, когда их нельзя увидеть. Скорее бы вернулся Спок. И в этой мысли была сама суть: вот она, зависимость – пугающая и опасно искушающая.

А потом Кёрк услышал шаги, ровную поступь вулканца, выходящего из дверей, около которых он ждал.

– Ты провозился слишком долго, – с окрепшей решительностью и удовлетворением заявил он и самостоятельно пошёл вслед за другом. Он был уверен в своей правоте, он просто обязан бороться за свою свободу… несмотря на то, что отчаянно хочется ухватиться за руку Спока, как за спасательный круг…

Какое-то время он следовал за вулканцем, и тут звук шагов стих.

– Куда теперь, Спок? – спросил он и, не получив ответа, неуверенно позвал: – Спок… Спок, ответь мне, это ты?

– Простите, сэр, но вы не даёте мне пройти, – прозвучал в ответ незнакомый голос с сильным инопланетным акцентом. Это был не Спок. И он потерялся.

[~Nagini~]

* * * * *

Светила зависли высоко над горизонтом. Жара была невероятная. Тонкая белая рубашка намокла от пота и липла к спине, но он не хотел её снимать, чтобы не надевать сенсорный пояс на голое тело. Мысль о поясе почти заставила его рассмеяться. Вершина современных технологий, сложное, дорогое устройство, постоянно собирающее информацию, без перерыва транслирующее её ему в мозг. И никакого толку. Все эти кропотливо собираемые данные никак не могли помочь ему сориентироваться на новой территории, не могли удержать от падения и столкновений с предметами или людьми, оказавшимися на пути. Он мог идти, но не знал, куда. Он потерялся в незнакомом месте, и ни один из сенсоров не был способен помочь ему отыскать Спока.

Крепко сжимая трость, он шёл по набережной, постукивая наконечником о деревянный настил, и от этого глухого звука уже начинало подташнивать. Казалось, он идёт по узкому тёмному туннелю, ведущему из ниоткуда в никуда, наполненному опасностями, кишащему безразличными к нему людьми, одинокий и покинутый всеми на свете. Мир вокруг жил своей жизнью, смеялся, бежал и болтал без умолку, и всё же в этом чёрном туннеле он был один, никто не решался разделить с ним эту ношу. Никто, кроме Спока…

Он медленно продвигался вперед, и монотонное постукивание трости словно бы изолировало его, отделяло от мира, полного зрячих. Он знал, что прохожие останавливаются, чтобы поглазеть на него, он чувствовал, как любопытные взгляды ощупывают его. Он легко мог представить, как невидимые люди качают головой, осуждая, как вздыхают от жалости и перешёптываются друг с другом, но ни один из них не предложил помощи, потому что он о ней не просил. Стены туннеля сдвигались, душили его, грозя лишить кислорода.

* * * * *

Он связался с Маккоем, с Медицинским центром, с Тормаком, с коттеджем. Никто не получал известий о Кёрке, никто его не видел. Он исследовал каждый дюйм набережной, сначала продвигаясь вперёд быстрым шагом, заглядывая в окна, всматриваясь в лица. Затем он побежал, время от времени в отчаянии выкрикивая имя Кёрка. Он заходил в магазины, спрашивая о нём с явным напряжением в сухом голосе, и тупая боль разливалась в груди, когда он описывал продавцам своего слепого друга. Но только одна женщина сумела вспомнить, как несколько часов назад он прошёл мимо её витрины.

Вода… он боялся даже смотреть в её сторону – так близко, так глубоко, так… смертоносно. Нет, он не станет об этом думать, нужно продолжать поиски, снова связаться с Маккоем. Быть может…

День клонился к вечеру. Любители понежиться на солнце покидали пляж, довольные сегодняшним загаром, а он всё брёл вперёд, низко склонив голову, практически не глядя по сторонам, словно его надежда таяла вместе с последними лучами солнца. Он не уйдёт с пляжа. Кёрк должен быть где-то здесь, просто обязан…

Набережная закончилась. Он вышел на причал – маленькую пристань, построенную для местных рыбаков и лодочников – и стоило только ногам коснуться скользкого металлического настила, Спока снова охватила паника. А вдруг Кёрк дошёл досюда и не сумел… Он взглянул на край пристани, за которым начиналась большая вода.

Это он во всём виноват. Как мог он разозлиться на Кёрка, зачем стал выражать своё недовольство? Разве его друг не имеет право бунтовать время от времени – не столько против Спока, сколько против собственной слепоты? Разве его ноша не достаточно тяжела? Он позволил своему раздражению выплеснуться наружу… и теперь…

Он повернул в другом направлении и в полном изнеможении побрёл в сторону песчаных дюн. Кажется, он шёл очень долго, что-то влажное туманило зрение, жгло глаза, когда в закатной дымке он разглядел на вершине одного из холмов мужскую фигуру. Человек сидел совсем один, низко опустив голову и сжав виски ладонями. Кёрк? Он побежал, но, когда приблизился, то замедлил шаг, поражённый открывшейся ему картиной полного одиночества. Он остановился на мгновение, а затем вновь устремился вперёд с такой скоростью, что со стороны можно было подумать, что вулканец летит, едва касаясь песка. Достигнув цели, он бесшумно опустился на колени рядом с человеком. Это был Кёрк.

Долгое время они просто сидели бок о бок, не говоря ни слова. Закатный свет золотил кожу Кёрка, но его лицо было мрачно, невидящие глаза ничего не выражали, и Спок чувствовал, что не должен вмешиваться. Кёрк не шевелился, не говорил, даже не моргал, но его поникшие плечи без всяких слов говорили о капитуляции.

Грязно-оранжевая дымка повисла над горизонтом, серые пятна расползались по небу, объявляя приход ночи, и прохладный бриз пах морем и рыбой. Мир засыпал, наполняя Кёрка ощущением покоя, а звук дыхания вулканца, близкое тепло его тела сумели пробиться сквозь чёрное удушающее одиночество, взявшее его в плен, и в стремлении избавиться от него окончательно Кёрк протянул руку и сжал локоть Спока. Это был жест доверия, но одновременно он говорил о поражении и бессилии. Ощутив прикосновение, Спок собирался было заключить человека в объятия, прижать его к себе как можно крепче, защитить от страшного мира теней, но потом он вспомнил, что не должен – не имеет права – отбирать у Кёрка его свободу, и эта мысль остановила его руки на полпути. Поднявшись на ноги, он осторожно высвободился из хватки Кёрка и вложил в его ладонь трость. Зная, что звук его шагов будет для Джима достаточным ориентиром, он направился назад к набережной. Сначала нерешительно, затем всё более и более уверенно, Кёрк последовал за ним.

Когда они вернулись на берег, Кёрк внезапно остановился. Отринув сомнения, он наклонился, чтобы положить трость на землю, выпрямился и сжал лицо Спока в ладонях. Прохладные пальцы неловко следовали привычному маршруту, позволяющему ему «увидеть» лицо дорогого друга: он касался висков, невесомо проводил кончиками пальцев по изогнутым линиям бровей, очерчивал веки. А потом с бесконечной нежностью, он притянул Спока к себе и поцеловал в губы, и в этом поцелуе не было страсти, только любовь. И благодарность. За понимание.

Поцелуй сменился объятием, руки Спока обвились вокруг плеч Кёрка, утешая, защищая, направляя его. Зависимость по собственному выбору – вот та свобода, которую они оба могут себе позволить.

Они ушли, и на выбеленных досках набережной осталась только трость, забытая, ненужная…

* * * * *

Спок перехватил его руку и развернул его резким движением, выворачивая запястье до тех пор, пока не почувствовал, что ещё чуть-чуть, и сустав не выдержит. Охнув от неожиданного удара под колени, Кёрк упал, увлекая Спока за собой. Казалось, их тела переплелись в единый узел, но Кёрк продолжал бороться изо всех сил, напрягая мышцы, пытаясь противостоять стальной мощи вулканца. Наконец Споку удалось выполнить точный захват, и он прижал Кёрка спиной к полу, не давая вырваться. Победа осталась за ним.

Напряжение покинуло лицо Кёрка, и он неожиданно улыбнулся, расслабляясь всем телом:

– Сдаюсь! Я сдаюсь, Спок, но только на одном условии… позволь мне вытереть лоб! Чёртов пот… глаза жжёт, – он поморщился, желая подчеркнуть сказанное.

– Джим, ты определённо решишь, что я слишком педантичен, но я всё-таки рискну обратить твоё внимание на то, что ты не том положении, чтобы торговаться, – усмехнулся Спок, отпустил Кёрка и подал ему руку, чтобы помочь подняться. Он принёс пару полотенец, и они уселись на скамейку, вытирая лицо и руки.

– Хорошо потренировались, – заметил Кёрк, – чувствую себя просто превосходно, словно всё напряжение из меня вытекло… или, скорее, выбито. Как бы то ни было, я рад, что ты уговорил меня почаще наведываться в спортзал – Боунз долгое время думал, как меня туда затолкать, – Он помолчал, размышляя. – Забавно, на самом деле, в контактных видах спорта, вроде борьбы, слепота ничего не меняет.

– Так и есть, Джим – ты по-прежнему терпишь поражение, – смех Спока перешёл в стон, когда Кёрк, изображая глубокое оскорбление, ударил его в живот.

– Невероятно самоуверенной… Господи боже, Спок, все вулканцы такие же самоуверенные, как ты? – он поднялся и лениво потянулся, – Пошли наверх, Геракл, я хочу пить. Жара просто невыносимая.

Повесив полотенце на шею, Кёрк несколько секунд просто стоял, не говоря ни слова, и черты его лица вновь заострились. Потом он развернулся, направился к лестнице и снова застыл, положив руку на перила.

– Спок, – тихо позвал он, – мне страшно.

Уточнять не было нужды. Через пять дней они отправлялись на Вулкан. В мир Спока. Сарека и Аманды. Именно поэтому Кёрк стоял сейчас без движения, капли пота всё ещё стекали по его спине, пряди влажных волос налипли на виски. Он выглядел потерянным. И очень уязвимым.

[~Nagini~]

* * * * *

Тепло клубилось вокруг, накатывая душными волнами, которым не видно конца… Жарко, слишком жарко… слишком долго… так утомительно…

Нужно выходить… ещё немного…

Яркие краски жара, заворачивающиеся вокруг них, словно косяк радужных экзотических рыбок в тропическом море, внезапно померкли. Ясные формы расплылись туманом, пульсирующие всполохи красного, синего, зелёного обесцветились до пастельных тонов, пылающая магия сирокко остыла до лёгкого зимнего бриза. Водоворот искрящихся вспышек слился в медленный танец слабых оттенков, в конце концов заменившихся одним бесцветием, из которого вырос новый мир: белый, холодный, ослепительный. Жизнь возрождалась словно звезда и таяла, как крохотная снежинка в тепле их ладоней…

– Пойдём.

– Я не могу. Где ты?

– Прости. Вот, возьмись за мою руку.

– Похоже, идёт снег. Я не могу понять, где ты.

Меховые плащи казались очень тяжёлыми, но их тепло приятно согревало голую кожу, всё ещё влажную после сауны.

– Что ты видишь? Я должен знать всё.

– Видно не так много. Горные хребты на севере, высотой 3600 метров, долина на юге. И всё белое, только белое, ничего, кроме белого. Снег прекратился, но глубина покрова достигла 65 сантиметров. Ты разве не чувствуешь ногами?

– Нет. Все мои чувства… затуманены… приглушены снегом. Кроме глаз. Они в порядке. Вот только я ими не вижу… Ох, прости, Спок – снова моё извращённое чувство юмора…

Он отпустил руку вулканца и медленно развернулся, вдыхая свежий воздух, наслаждаясь окружающей действительностью. Было холодно, но при этом сухо, и чистый сладковатый запах висел в воздухе, смешиваясь с ароматом дыма, долетающего от камина, жарко горящего в шале за их спиной. Ветер взметал мелкие снежинки, и они летели ему в лицо, налипали на брови и ресницы. Звуков не было – тяжёлое снежное покрывало заглушало всё, и, даже невидимый, окружающий мир казался ему ярким, ослепительно белым.

Он сделал несколько шагов, затем наклонился, коснувшись снега, и озорная улыбка осветила его лицо. Умело сжимая и раскатывая в ладонях, он слепил крепкий снежок, разогнулся, бросил его и смущённо замер, ожидая ответной реакции. И тогда он услышал звук – возмущённый вздох удивления. Он попал, он совершенно точно попал!

– Спок?

Ответа не было.

– Спок? Ты в порядке? Это всего лишь снежок…

Полная тишина. Не расслышать даже эхо его собственных слов. Он медленно пошёл вперёд, вытянув руки и пытаясь отыскать вулканца, и в этот миг что-то тяжёлое и мокрое шлёпнулось ему за воротник и тут же растаяло, превратившись в струйки ледяной воды, стекающие по шее и груди.

– Мистер Спок! В самом деле, я не ожидал от вулканца такого недостойного поведения!

Он отступил на шаг, пытаясь вернуться туда, откуда прилетел предательский снежок, но неловко наступил на погребённый под снегом круглый камень, его нога поехала, и он во весь рост растянулся в мягком пушистом сугробе. Спок в одно мгновение оказался рядом, протягивая руку, помогая подняться. Осторожно счистив снег с его лица и волос, он тихо произнёс:

– Причинно-следственные связи. Постарайся об этом не думать, это не по-настоящему.

Он постарался.

А потом развернулся и побежал со всех ног, не думая не о чём, не пытаясь определить направление.

И он не упал.

Битва продолжалась. Кёрк храбро целился, а Спок мужественно врал о числе попаданий по отношению к промахам. Их волосы были мокрые, руки замёрзли, на губах ощущался сладковатый привкус снега. Уставший, раскрасневшийся и счастливый, Кёрк наконец отыскал Спока и, отобрав у него последний недолепленный снежок, стиснул вулканца в крепком объятии и повалил на землю. Придавив его весом собственного тела, он поднял голову и слушал, как снежные пласты ползут по склону гор. Поймав несколько снежинок, он протянул ладонь Споку, словно предлагая бесценный дар.

– Снежинки, Спок… какой они формы?

– Как звёзды, Джим. Яркие хрустальные звёзды, – он поцеловал подставленную ладонь, теплом своих губ приближая неминуемую смерть крохотных сверкающих кристаллов, согревая человека своей любовью.

– Хочу тебя, – прошептал тот.

Мокрая ладонь прочертила путь от мягких губ до линии потяжелевших от влаги волос, игриво огладила затылок, легко сбросила со стройных плеч тёплый плащ. Руки нетерпеливо ощупали покрытую волосками грудь, холодные пальцы вычерчивали пламенные круги вокруг маленьких сосков, тёплый язык пробуждал их к жизни. Влажной щекой он прижался к шее вулканца и замер, прислушиваясь к биению пульса, вздыхая от счастья, ощущая себя на своём месте, а потом приподнялся, чтобы впечататься жарким поцелуем в ждущие губы Спока, осторожно прикусывая, очерчивая языком их контур, касаясь острого края жемчужно-белых зубов.

Спок прижимал его к себе – сначала очень нежно, поддерживая, защищая, затем страстно, словно изголодавшийся сейлат стискивает жертву, почти лишая её дыхания. Кёрк охнул от боли, и вулканец, испугавшись, ослабил объятия, снова становясь нежным, мягким, невесомым касанием губ сцеловывая снежинки с его лба, носа, ресниц.
Ладонь Кёрка соскользнула на кажущееся раскалённым на контрасте со снегом бедро вулканца – стройное, крепкое, мускулистое. Кончиками пальцев он провёл по выступающей тазовой косточке и сжал жаждущую прикосновений твёрдую плоть. В нетерпении он развёл в стороны ноги Спока, и тот, с воодушевлением направляя его, подстраиваясь, в ответ вжался в тёплое тело.

Одной рукой Спок собственнически притянул Кёрка к себе, одновременно выгибаясь в пояснице и отводя бедро, чтобы облегчить проникновение, другую просунул между их тел, чтобы иметь возможность оглаживать грудь Кёрка.

Они уже давно не ощущали неловкости в такие моменты, ритм их движений сливался в бесконечной гармонии наслаждения, каждый из них брал и отдавал, растворяясь в собственном удовольствии, даря удовольствие партнёру, легко находя дорогу в жарком тумане страсти.

Спок кончил первым, полностью отдавшись на волю умелых рук Кёрка, с жаром принимая его в себе, позволяя возвести себя на вершину безумия, безграничного счастья и освобождения, каждой клеточкой своего тела содрогаясь от ошеломляющего оргазма. Ничуть не смущаясь, он открыто разглядывал лицо партнёра в тот момент, когда тот в свою очередь достиг разрядки: капли пота выступили на высоком лбу, губы чуть приоткрыты, а в широко открытых глазах его, Спока, отражение. Не веря своему счастью, он зачарованно наблюдал за тем, как его образ заполняет человека изнутри, играет в каждой морщинке искажённого страстью лица, оживляет невидящие глаза.

Они лежали без движения, чувствуя, как снег беспламенным костром сгорает вокруг них, плывя в порождённом истомой безвременьи. Когда Кёрк наконец нашёл в себе силы выскользнуть из его объятий, Спок встал, поднял один из меховых плащей, накрыл расслабленного человека, а затем залез к нему под бок.

Белая пустыня. Никаких звуков, ни одного движения, ни единого признака жизни. Дикая пустошь, нетронутая, бесконечно одинокая. Медленно перед его взором соткалась из снежного тумана бесплотная фигура в меховой одежде, сгорбленная бесконечной болью, пропитанная не имеющей края печалью, а затем исчезла и она, растворившись в дымке нереальности…

Жарко. Было по-прежнему жарко. Слишком жарко. Их кожа горела, и она горела вовсе не от… было просто жарко.

– Спок? – нерешительно спросил он, старясь скрыть охватившее его беспокойство. – Кто это был?

[~Nagini~]

– Прости, Джим. Это просто образ… из прошлого. Этот снег, эта белая безжизненная пустыня – только эхо давно погибшего мира, давно стёртых воспоминаний. На секунду я вспомнил о ней… о Зарабет, похороненной глубоко под снегом на самом краю подсознания.

Едва слышные слова растворились в тишине. Спок искоса глянул на лицо Кёрка – задумчивое, опечаленное, отстранённое. Ему было знакомо это чувство, он не раз испытывал его с тех пор, как встретил Джима, истово подсчитывал часы и минуты, которые тот проводил с другими, морщился от уколов в самое сердце при виде улыбок, отражающихся в чужих глазах, добровольно оставался в одиночестве во время увольнительных, которые Кёрк проводил с друзьями и любовницами, ощущал себя пустой оболочкой, отравленной ядом этого чувства – ревности. К Рейне, к Мирамани, к Эдит…

Повинуясь инстинкту, он положил ладонь на руку Кёрка.

– Всё в порядке, Спок, – голос Кёрка предательски сорвался. – Это просто любопытство. Я почти ничего не знаю о Зарабет, я даже никогда её не видел… раньше. А ты...

– Спал с ней? Да, но это был не совсем я – просто вулканец пятитысячелетней давности. Я сопереживал её одиночеству. Любил её? Нет. Я просто не мог. Не было никого кроме тебя, никогда не могло быть … только ты – навеки и навсегда.

Ему было не больно. Сейчас не больно. Он даже не чувствовал ревности. Он знал, что Кёрк сжимал в объятиях, любил многих других, но в этот миг это было совершенно неважно. Он знал, что ревность вернётся – постыдное, неразумное чувство – но сейчас для него имел значение только Джим. И он не мог вынести с трудом сдерживаемой боли, отразившейся на его лице.

– Она мертва, Джим. Уже много веков. Прости мне это потерю самоконтроля. Мелдинг не должен быть бо… он должен быть приятным.

Кёрк молчал, его глаза были закрыты, лицо непроницаемо, и не было никакой возможности определить, о чём он думает.

– Спок, спасибо, что дал мне возможность сбежать хоть ненадолго. Эта планета иногда напоминает мне Дантов ад. Ты прочитал мои фантазии о снеге... Вулканское слияние сознаний… мысленная любовь, мысленный секс? Поразительные техники изобрёл твой народ. Жаль только, вулканцы не пользуются ими так часто, как мы с тобой, Спок… верно?

Спок только крепче сжал его ладонь, и Кёрк продолжил:

– Удивительное смешение реальности и воображения. Даже забавно, что я запинался и падал даже в мыслях.

– Я говорил тебе, Джим, – мягко отозвался Спок, – не думай об этом. Фантазии могут быть похожи и не похожи на реальность до такой степени, до какой ты сам пожелаешь.

Долгое время они оба молчали, прижавшись друг к другу и наслаждаясь теплом, прислушиваясь к звукам дыхания.

А затем:

– Помнишь Деневу?

Спок помнил. И он знал, что имеет в виду Кёрк. Одним стремительным движением он перекатился и приподнялся на локте, всматриваясь в лицо человека.

– Мне не хватило силы, достоинства, чтобы быть с тобой, Спок, разделить это с тобой. Вместо этого, я положился на Боунза. А теперь… Я не знал, что ты проходишь со мной через это всё, Спок, что ощущаешь ту же печаль, то же смущение, ту же боль от падений. Почему, Спок, почему ты тоже это чувствуешь?

– Потому что люблю тебя.

– Non sequitur*. Каждый день тебе приходиться иметь дело с моей слепотой, поддерживать во всём, что я делаю, сопровождать всюду, куда я иду. Ты мои глаза. Так зачем продолжать во время мелдинга? Я не хочу, чтобы ты… это больно. Я не могу сбежать, но ты должен!

– Нет. Я люблю тебя.

– Упрямец… как типично, – пробурчал Кёрк, а затем более лёгким тоном добавил: – Даже во время мелдинга мы остаёмся развратниками, а, Спок? Совершенно голые под меховыми плащами? Довольно возбуждающее зрелище для человека, но для вулканца – почти порнография. Подумай, через пару дней мы будем на Вулкане, и может такое случиться, что нам останутся только фантазии. Вряд ли твои родители вынесут что-то большее.

– В самом деле, – согласился Спок. – Это маловероятно.

Они лежали в кровати, не шевелясь, положив головы на ладони друг друга. А потом Кёрк вновь заговорил:

– И всё же… ты ослеп на Деневе, и я… да никто не знал, что это временно. Ты не мог видеть, а я сбежал… бросил тебя с Боунзом, и всё, о чём я только мог думать, так это о том, что мне нужно скорее уйти, что я не вынесу этого… Когда ты во мне нуждался, я пошёл на поводу у своего эгоизма, бесчувственности…

– Ты так уверен в этом?

Конечно, он отлично помнил Деневу. Помнил ужас, рождённый бесформенной тьмой, опустившейся на него со всей своей жестокостью, отчаянные попытки удержать лицо, сохранить вулканский самоконтроль, помнил, как почти физически ощущал волны сочувствия и раскаяния, исходящие от двух его друзей. Они могли подождать ещё пару минут, и этого бы не случилась, они могли бы… Но это был его выбор.

Следующие двадцать часов он провёл в лазарете, он не спал, он не бодрствовал… он ждал. Он был совершенно одинок, несмотря на нежеланную поддержку сестры Чепэл и порожденную чувством вины заботу доктора Маккоя. Он был один… Кёрк не пришёл повидать его, поговорить, просто побыть рядом. И приходилось ждать.

Вулканская нервная система и внутренние веки через день позволили ему вернуться на мостик, его зрение вернулось, он был годен к службе и шутил об остром слухе вулканцев, об их неспособности ценить красоту… и он не понимал. Он думал, строил предположения, анализировал факты, способные объяснить, почему Джеймс Кёрк, его лучший друг, к нему не пришёл. Он отыскал ответ и теперь хотел, чтобы Кёрк тоже его нашёл.

– …я ведь никогда не любил его по-настоящему, Спок, по крайней мере, не так, как полагается любить братьев. Сэм был намного старше, но мы всё равно постоянно соперничали, спорили изо всего. Даже когда мама умерла, мы не смогли остановиться. Он всегда шёл на шаг впереди, но он не был лучше меня. Это сводило его с ума. Я раздражал его, он всё время меня отталкивал. Мы выросли в атмосфере постоянного недовольства друг другом, а потом он погиб, и оказалось, что больше нет шанса исправить все, наладить отношения, понять друг друга. Так бывает, что с некоторыми людьми ты ведёшь бесконечный диалог, даже когда их нет рядом, даже когда ты не виделся с ними годами. Мы с Сэмом не успели договорить, и больше никогда не успеем. Диалог превратился в монолог… а я не мог даже оплакать его.

– Репутация капитана, Джим?

– Чушь собачья. Даже капитаны имеют право оплакивать погибшего родственника. Сам знаешь, это в уставе написано. Меня не так волновала моя репутация, как ты думаешь, Спок. Нет, просто я был ошеломлён понимаем, что уже… как там говорила Ленор? «Поздно. Позже. Слишком поздно». Было слишком поздно, чёрт возьми, решать наши с Сэмом проблемы, что-то менять, говорить: «прости» или даже «я люблю тебя». Наше с ним время вышло. Ирония заключается в том, что наше с тобой время тоже чуть было не вышло.

– У тебя в тот момент были более важные задачи, Джим. Всегда сложно принимать командные решения, и то, с чем ты тогда столкнулся, было едва ли не самой трудной ношей: от твоего решения зависели жизни миллионов людей. Эти существа могли перенестись на другие планеты, могли убить твоего племянника…

А ведь ещё была Эдит, – мысленно добавил он, – слишком свежее горе, слишком сильные сожаления. Ещё одно командное решение – необходимое, но от этого не менее страшное.

– Думаю, именно тогда я понял одну вещь: никакие тренировки не способны подготовить тебя к такого рода ситуациям. Одному богу известно, сколько раз я сталкивался с трудностями, на первый взгляд казавшимися неразрешимыми. Но в тот раз, полагаю, я был слегка не в себе, пытаясь подавить горе, охватившее меня после всего того, что случилась с моим братом, с Орилан, с Питером… с тобой. Знаешь, Спок, – закончил Кёрк почти легкомысленно, – от подавления эмоций может стошнить, – и фирменная ухмылка вновь появилась на его губах.

– Вот и не подавляй, – мягко отозвался Спок и притянул его ближе. Пару минут спустя он заметил, что Кёрк заснул, и его собственное тело автоматически подстроилось под ритм дыхания спящего человека, но разум был далек от дрёмы. Вспоминая тот недолгий промежуток времени, когда его мир погрузился во тьму, Спок думал о том, что теперь эта тьма – верный спутник Кёрка. Навсегда. И что он на самом деле до конца не понимал, как темно может быть, до тех пор, пока не принял решение сопровождать Джима на его жизненном пути.
___________________
* – Non sequitur (lat.) – вывод, не соответствующий посылкам; нелогичное заключение.

конец 8 главы

[julia-sp]

Ю-ху! Продолжение! ))))))

[Тень РА]

Кошмар как тяжело читать бедный Джим, бедный Спок. Спасибо вселенной, что они вместе. В очередной раз как представлю, через что проходит Джим - так вздрогну(( как же хорошо, что несмотря на все бушующие внутри Спока эмоции, он остается рядом, такой понимающий и надежный.
Я не знаю, стоит ли надеятся, на успех Маккоя и вулканских ученых, но я всей душой надеюсь
Спасибо огромнющее, Нагини! Спасибо, что продолжаешь нас радовать

[~Nagini~]

julia-sp, и не говори

Тень РА, вот как я с тобой сейчас соглашусь, нет слов. Перевод, к моему стыду, пролежал на полке почти полгода, я отвыкла, да и детали в памяти померкли со времени прочтения самой истории. Как мне было тяжело переводить, ух. Сердце кровью обливалось

[Quantum_Cat]

Спасибо за новый кусочек потрясающей истории!

[~Nagini~]

Quantum_Cat,

[~Nagini~]

ГЛАВА 9

Обнимать тебя крепче и целовать,
Пока твои веки не потяжелеют,
Поддерживать тебя и тосковать,
Пока длится бесконечный день.
Нет ничего лучше, чем держать твою руку,
Когда другие просто её пожимают.
Им не понять…
Так приди ко мне, раз суждено,
Оставь весь мир позади, не оглядывайся
И питай пламя моей страсти
С торжествующей улыбкой на лице.

---– «В печали и в радости», неизвестный автор

Это была просто акустическая загадка: каким образом такое количество вулканцев – а в центральном зале прибытий их точно было не меньше нескольких сотен – умудряются перемещаться так бесшумно и организованно? До него доносились только приглушённые звуки: кто-то с кем-то встречался, кто-то кого-то приветствовал, кто-то спрашивал о направлении, кто-то желал счастливого пути, но никто не толкался, не наступал ему на ноги, не задевал чемоданом о колени. Движение толпы казалось отрепетированным, как будто посетителями управлял невидимый хореограф, и да… всё происходящее было очень «логичным». Он улыбнулся последней мысли. Жаль, что он не может быть таким же собранным. Он был в незнакомом месте, ни разу не видел этот корпус космопорта, и это сводило с ума, смущало и заставляло нервничать.

Внезапно его охватила тревога – нежданная, непреодолимая – и перед внутренним взором поднялись красные небеса, в ушах зазвенели далёкие колокольчики. Сухой, горячий воздух, как и в тот раз, наполнил лёгкие, стоило им только выйти из кондиционированного здания терминала, и пришлось остановиться и подышать поглубже, чтобы хоть как-то приспособиться к бедной атмосфере Вулкана.

После трёх дней полёта на варп-скорости болела голова, слегка подташнивало, и он чувствовал себя просто развалиной. Этому всему было научное объяснение, как-то связанное с нарушением работы рецептов равновесия, но ему от этого не было легче, он вновь ощущал себя беспомощной жертвой слепоты.

Было невероятным облечением уцепиться за надёжный локоть Маккоя, пока доктор вёл его через многолюдный центральный зал. Белая трость в руках и земная внешность безошибочно выделяли его из толпы, и он кожей чувствовал на себе любопытные, хоть и ненавязчивые, взгляды прохожих. Хорошо, что вулканцы слишком сдержаны, чтобы отпускать какие-то замечания.

Спок поспешил куда-то, чтобы отдать распоряжения касательно их багажа и арендовать для дальнейших перемещений маленький шаттл, на котором они должны были отправиться в его родовое гнездо на окраину ШиКара.

– Приятно узнать, что на этой варварской планете есть цивилизация, – осмелился заметить Маккой, желая разрядить обстановку. – Похоже, они не всё время разгуливают в странных церемониальных нарядах и ведут себя неадекватно для предположительно самой логичной расы.

– Ещё раз упомянешь церемонии – некоторые из них, по крайней мере – и вулканцы напомнят тебе о своём воинственном прошлом, – с вымученной улыбкой поддержал Кёрк начинания Маккоя.

Напряжение вернулось, и они оба умолкли. Ноги казались ватными и тяжёлыми из-за высокой гравитации планеты, в висках пульсировала тупая раздражающая боль. Что он делает здесь, в этом чуждом ему мире, который помнился ему скорее из ночных кошмаров, нежели из действительности? Странный, невидимый мир, расцвеченный в его воспоминаниях красками огня и крови – мир холодной логики, неконтролируемых страстей и смерти… Ему не место на этой земле, окроплённой его собственной кровью, он никогда не желал возвращения. Так что он делает здесь?

Разум подсказывал ответ: у вулканцев есть идеи, как решить толианскую проблему, и это давало ему надежду. А ещё, – подумал он с улыбкой, – вулканцы – это загадка и вызов в одном флаконе. Этот мир был домом Спока. Этот мир создал Спока, сделал вулканца его лучшим другом и всё же оказался способен в одно мгновение превратить его в опасного соперника в смертельном поединке.

Лёгкие жгло из-за учащённого дыхания, и он невольно окунулся в алый омут воспоминаний… Т’Прин, прекрасное лицо и холодный расчётливый ум; Т’Пау, облачённая в традиционные одежды, и при этом странно обнажённая в своей фанатичной ненависти, в ущербной лжи непроизнесённой правды... Странная смесь людей и голосов, отражений огня и дыма, почти материальные страсти, охватившие арену смерти… и над всем этим в тумане воспоминаний плывёт лицо Спока, превращённого сумасшествием в настоящего инопланетянина.

Он хотел забыть.

Полёт на шаттле был коротким, но они попали в турбулентность, из-за которой маленькое судно болтало, как воздушный змей на ветру. Бледный и мучимый тошнотой, Кёрк откинулся на спинку сиденья и стиснул подлокотники, пытаясь справиться с рвотными позывами. Он слышал, как переговариваются Спок и Маккой, но звук доносился до него словно через вату, и он не вникал в смысл произнесённых слов. Непроизвольно он всё же отметил, что голоса друзей звучат встревоженно, впрочем, думать об этом у него не было никаких сил. Это просто смешно, – думал он, – Коммодора Кёрка, капитана звездолёта, космического путешественника, укачивает в такси при перелёте из одного города в другой.

Шум двигателей напряжённо боровшегося с воздушными потоками шаттла напоминал ему сейчас совсем другой звук – низкий, ровный, едва слышный… «Энтерпрайз»… имя, которое он осмеливался произносить только в самых потаённых мечтах, словно боясь нарушить покой мёртвых… Но большой корабль жил в его памяти, оставался материальным символом его жизни и его любви. Тихий гул мощных двигателей, многочисленные звуки, являющиеся верными спутниками корабельной жизни, до сих пор звучали в его ушах, вечно будут эхом отдаваться в его сознании, как нежное соблазнительное воркование любовницы. Сказка о потерянной любви. Она была продолжением его самого, самим его существом, и все эти четыре года он был с ней в ладу… Его корабль.

Больше нет.

Его жизнь теперь была здесь, в этом мире, звучавшем, пахнувшем, ощущавшимся абсолютно иначе – реальность сузилась до одной точки в бескрайней вселенной, всё ещё способной дать ему чувство уверенности.

Он дотронулся до руки Спока, лежащей на соседнем подлокотнике.

Во время снижения боль в висках усилилась, и, когда они вышли на твёрдую землю, ему пришлось схватиться за руку Маккоя – больше для поддержки, нежели для определения направления движения.

Жара. Тёплый ветер, пропитанный дыханием пустыни, ударил его по лицу, словно пощёчина. Горячий, сухой, тяжёлый воздух, непригодный для землян и слабых.

Пространство вокруг него было огромным, открытым и ветреным – будто бы тянулось к пустыне, из которой когда-то вышло и которой всеми фибрами своей каменной души до сих пор принадлежало. Благодаря тонко настроенным сенсорам, он почувствовал впереди крупное препятствие и понял, что они приближаются к дому. Шарнар’Дин был домом для многих поколений одной из наиболее влиятельных на Вулкане семей, почитаемой цитаделью ревностно хранимых традиций. Здесь родился Спок. По спине вдруг пробежали мурашки, как будто дом отбросил на него свою холодную тень, и ужас в одно мгновение узлом скрутил внутренности. Идти стало ещё труднее.

Лестница. Он ощупал ступень носком ботинка: камень, высеченный, вероятно, из тела гор, взрезающих монотонный пустынный ландшафт.

Тяжёлые, пахнущие кедром двери распахнулись под аккомпанемент какой-то незнакомой мелодии. Они вошли, и тепло солнечных лучей сменилось прохладой, стоило только дверям закрыться за их спинами. Холодные и влажные потоки воздуха коснулись разгорячённой кожи… и сразу стало легче дышать.

Он понятия не имел, был ли состав воздуха специально подкорректирован с учётом его потребностей или, учитывая происхождение нынешней хозяйки дома, такая атмосфера была здесь всегда, но напряжение покинуло мышцы, и он, внезапно ощутив, как сильно устал, тяжело облокотился на подставленную руку Маккоя.

Быть может, это было не так важно, но он почувствовал себя желанным гостем.

* * * * *

От волнения голубые глаза Маккоя казались совсем светлыми, почти прозрачными. Когда он уговаривал Кёрка сделать пару вдохов через портативный респиратор, его голос звучал ровно, почти буднично, но блеск в глазах доктора был для вулканца красноречивее сигнала тревоги.

Спок показал Кёрку гостевые покои – большую, но просто обставленную комнату. Он подхватил его под локоть, чтобы не дать оступиться, и в интимном жесте, свидетелем которого Маккой с недавних пор имел право быть, обнял за талию.

***

Их встретила Аманда – шорох изысканного вулканского платья, сладкий аромат духов, рукопожатие маленькой мягкой ладони, голос, произносивший формальные слова приветствия с теплом, подразумевающим объятия. Она встречала гостей под пристальным надзором нескольких присутствующих вулканцев так, как положено истинной хозяйке дома, но Кёрк всё равно уловил в произнесённых словах призрак той озорной, почти заговорщицкой улыбки, которую раньше видел в её глазах.

Она извинилась за Сарека, который отбыл по делам посольства и не обещал вернуться до позднего вечера. Попросив Сезру, одну из помощниц по дому, содействовать гостям в течение всего времени их пребывания здесь, леди Аманда милостиво отпустила их в свои комнаты, чтобы передохнуть. Она заметила, как доктор Маккой и её сын обменялись обеспокоенными взглядами, и сразу же поняла, что их тревога связана с третьим гостем её дома: Кёрк казался совершенно вымотанным и явно нуждался в отдыхе.

[~Nagini~]

Маккой позволил себе погрузиться в раздумья, пока они со Споком медленно вели Кёрка по винтовой лестнице. Ему нравилась миссис Сарек, как он всегда называл её про себя, хотя не имел понятия, является «Сарек» фамилией или нет, но всё же его отношение к ней было несколько противоречивым. И проанализировав свои чувства как психиатр, он понял в чём дело: несмотря на всё своё очарование и природную элегантность, она казалась пугающе отстранённой. Не по-вулкански отстранённой, а по-человечески: она шла по жизни с приятной улыбкой, искренним голосом, она умела продемонстрировать сочувствие, когда потребуется, и при этом… ей было безразлично. Интересно, всегда ли Аманда Грейсон была такой или эта черта появилась только у миссис Сарек, супруги посла?

Он помог Кёрку лечь в постель, дал ему успокоительное и только потом вернулся к своим мыслям. Откуда на самом деле берёт начало вечная борьба Спока с эмоциями? От вулканского отца, который имеет на этот счёт генетически укоренившееся мнение, или всё же от человеческой матери, которая, должно быть, вела эту нескончаемую битву всю свою жизнь? Поймав умоляющий взгляд Спока, доктор решил, что пришло время оставить их одних. В конце концов, он может продолжить философствовать и в своей комнате.

* * * * *

– Спок… Спок? – Кёрк сел и неуверенно улыбнулся, услышав звук закрывающейся двери. – Угол комнаты передо мной?

– Джим, я думал, ты уже спишь… Угол комнаты? – он приподнял бровь, удивившись такому вопросу. – Угол находится прямо перед тобой, в двух метрах от кровати. В чём дело?

– Можешь за меня посмотреть в этот угол, под самый потолок, Спок? – помолчав пару секунд, он продолжил, улыбаясь: – Это просто глупая примета. Моя бабушка всегда говорила, что если посмотреть в угол под потолком, когда собираешься уснуть на новом месте, то сбудется загаданное желание, – он снова умолк ненадолго, а потом попросил: – Скажи мне, когда будешь смотреть, и я загадаю желание.

– Хорошо, Джим, данный угол под моим строгим надзором, – всё ещё слегка озадаченный, полушутливо отозвался Спок, покорно глядя вверх, на украшенную узором полосу, где стена встречалась с потолком.

Довольно вздохнув, Кёрк улёгся обратно, пробормотал: «спасибо» и тут же погрузился в сон.

Перед тем, как уйти, Спок поправил ему одеяло, а потом остановился в дверях и бросил быстрый взгляд на мирно спящего человека. Суеверия нелогичны, это всего лишь домыслы, не имеющие реальных доказательств.

Но он знал, чего бы ему хотелось.

* * * * *

К тому времени, когда звук гонга позвал их к ужину, последние лучи красного солнца уже отгорели в темнеющей линии горизонта. Они спускались по лестнице, а густой металлический звук всё ещё эхом отдавался от каменных стен. Бледный и притихший, Кёрк покорно шёл рядом со Споком, почти невесомо удерживая вулканца за локоть. Следовавший за ними Маккой обратил внимание, что Кёрк надел полный комплект сенсоров, как поступал всегда в незнакомых метах, готовый встретиться лицом к лицу с неизведанным. У Маккоя тоже комок в горле вставал при мысли, что сейчас они увидятся с послом, и он до глубины души сочувствовал Кёрку. Спок был мрачен и собран, шагая по ступеням, он держал спину очень прямо, как будто внутреннее напряжение не давало ему согнуться.

Одетая в подобающее случаю платье и улыбаясь отработанной годами, слегка искусственной улыбкой, Аманда ждала их в обеденном зале. Тепло поприветствовав гостей, после секундного колебания она протянула руки доктору.

Были поданы прохладительные напитки, и Маккой, чтобы отвлечься, принялся изучать изысканную мебель и произведения искусства, украшающие помещение. Они вели приличествующую моменту светскую беседу и обменивались любезностями, чувствуя, как воздух просто-таки искрит от напряжения. Маккой думал, что сейчас они напоминают актёров, повторяющих про себя свои роли в ожидании появления главного действующего лица.

А потом все разговоры умолкли, и даже Кёрк без чьей-либо подсказки понял, что в комнату вошёл Сарек. Он на мгновение задержал дыхание. Глава семьи безусловно был уважаемой личностью, не было никакого смысла это отрицать.

Сарек повернулся к гостям и вначале обратился к Кёрку:

– Коммодор Кёрк, благодарю, что почтили мой дом своим визитом, – его голос, глубокий и тягучий, заполнял большой зал до последнего уголка, словно бы уменьшая его в объеме. – Смею надеяться, ваше пребывание здесь будет приятным и благотворным. Моя жена, я сам и все помощники по дому к вашим услугам, – он поднял правую руку в вулканском салюте, и Кёрк, догадавшись, без колебаний повторил жест.

– Спасибо вам за гостеприимство, посол. Я уверен, что моё пребывание здесь будет приятным и разделяю ваши надежды на его благотворность.

Сарек поздоровался с Маккоем и только потом подошел, чтобы коснуться руки своего сына в традиционном жесте приветствия. Следующие несколько минут были заняты расспросами об их путешествии, рассказами о последней миссии посла и прочими маловажными вещами.

Аманда прервала их и пригласила к обеденному столу. Она хотела взять Кёрка за руку, но была остановлена холодным, совершенно однозначным взглядом сына. Спок не отходил от Кёрка ни на шаг, всем своим видом давая понять, что никто не имеет права вставать между ними. Он не поменял модели поведения и за столом, устроившись рядом с Кёрком, несмотря на то, что по вулканскому этикету оба гостивших в доме землянина должны были сидеть по правую руку от Сарека. Маккой в некотором смятении занял последнее оставшееся за столом место – между Сареком и Амандой, морально приготовившись играть роль мученика – роль, которая, по его мнению, ему совсем не подходила. Он заметил обеспокоенное выражение лица леди Аманды и полнейшее неодобрение на лице Сарека, возмущенного столь вопиющим нарушением обычаев. Спок в ответ только с вызовом приподнял подбородок, окатив отца ледяным взглядом. Этот взгляд был Маккою хорошо знаком – он появлялся каждый раз, когда какая-нибудь опасность угрожала его капитану… тёмный, опасный, полный решимости взгляд. Он видел его во время их пути на Вавилон, в то время, когда они оказались в плену во время боёв гладиаторов в «римском» мире, во время инцидента с толианцами… список можно продолжать до бесконечности. Про себя Маккой с нежностью называл его взглядом «со мной шутки плохи»...

Обеденный зал, предназначенный для выполнения социальных и дипломатических функций, освещался огромным количеством пахнувших деревом свечей, закреплённых в резных каменных канделябрах, и их тёплое мерцание добавлялось к скрытому под потолком искусственному источнику света. В центре стола стояла фигура, выполненная из незнакомого землянам зелёно-золотистого металла, не давая забыть о том, что они соприкасаются с изысканностью чуждой инопланетной культуры. Единственным земным штрихом в интерьере были живые цветы, стоящие на полутораметровой подставке за спиной Сарека. Яркие краски природы контрастировали с мрачноватой обстановкой помещения, будто бы повторяя различия между хозяином дома и его земной супругой.

Повинуясь привычке, выработанной с тех пор, как он поселился на Звёздной базе, Спок Кёрку дал точное описание комнаты, начиная с зелёно-золотых тонов и особенностей меблировки и заканчивая спецификой мерцания свечей. Кёрк уловил знакомый аромат цветов и протянул руку, чтобы исследовать их хотя бы тактильными рецепторами взамен утраченного зрения. Когда он коснулся гладких нежных лепестков и тонких пахнущих зеленью листьев, мечтательная улыбка смягчила черты его лица, а потом она растаяла, уступив место сосредоточенности, когда он отдёрнул руку и выпрямился.

Когда были поданы первые блюда, Сарек повернулся к Кёрку:

– Коммодор, я надеюсь, что воздух в доме пригоден для вашего дыхания. Мы взяли на себя смелость подкорректировать содержание кислорода.

Итак, – подумал Кёрк, – всё таки они позаботились о моих человеческих слабостях. Ведь я должен чувствовать себя желанным гостем.

– А я полагал, что эти настройки задала миссис Сарек… – это был скорее вопрос, нежели утверждение.

– Аманда… прошу, называйте меня Аманда, – мягко отозвалась она. – Нет, в первые годы мне действительно это было необходимо, но позже, особенно после рождения Спока, мои лёгкие и сердечно-сосудистая система приспособились к местной атмосфере. Впрочем, если говорить честно, мне тоже иногда приятно глотнуть немного земного воздуха, – она рассмеялась, – несмотря на то, что у меня от него лёгкое головокружение, словно после грозы, когда в воздухе избыток озона, – её голос неуловимо изменился, когда она заговорила о родной планете, и Маккой подумал, насколько непросто ей, должно быть, жить совершенно одной на Вулкане.

Кёрк сидел за столом, ощущая себя слегка в стороне, и его мысли разбредались. Он старался следить за ходом разговора, но многое ускользало от него, скрытое безмолвным языков взглядов, выражений лица и жестов. Он ощущал беспокойство сидящего рядом Спока, ненавязчиво, но очевидно старавшегося потакать любым его желаниям.

Как обычно поглощённый собственным тёмным миром, он в конце концов потерял связь с реальностью и сосредоточился на внутреннем монологе. Он перебирал в памяти образы и события, мысленно вернувшись в тот день, когда впервые встретил посла и «ту, что была его супругой»… Так много разговоров о логике и так мало толку от неё, когда речь идёт о жизни и смерти. Нет, вопросы экзистенциализма и логики слишком часто идут вразрез друг с другом… Воспоминания причиняли боль, и дальше думать об этом не хотелось. В тот день он мог видеть звёзды, а не только мечтать о них, и у него был корабль по имени «Энтерпрайз»…

Будто бы прочитав его мысли, Сарек спросил:

– Коммодор, вы помните конференцию на Вавилоне и то недопонимание между телларитами, андорианцами и орионцами?

[~Nagini~]

Кёрк помнил и на мгновение задумался, в каком виде сохранила память вулканца их конфронтацию с послом телларитов. Он мысленно улыбнулся: да, тогда он командовал звездолётом, и его решения котировались больше, чем решения всесильного Сарека. Но всё же – он поднял голову в жесте неповиновения – он всё еще способен принимать решения за себя самого.

Спок, без труда читавший выражения знакомого до последней морщинки лица, смерил отца раздражённым взглядом, молчаливо осудив за нарушение неписанного закона и открытие ящика Пандоры с воспоминаниями. Но Сарек то ли не увидел предупреждение, то ли решил его игнорировать. Он совершенно определённо не желал играть в игру, которую затеяли Спок с Маккоем, стремясь защитить чувства Кёрка.

Аманда вмешалась, рассеянно защебетав об особенностях вулканской пищи, и Маккой мысленно поднял бокал за её чувство такта. Было подано главное блюдо, и Спок тщательно описал Кёрку все его составляющие, стараясь передать информацию как о вкусе, так и о внешнем виде еды.

Маккой вежливо попробовал кусочек того, что, по его мнению, было более чем неаппетитно. Он ощущал себя лишним за этим столом, вечным чужаком, со стороны наблюдающим за течением событий и взаимоотношениями присутствующих. Сарек и Кёрк были явными протагонистами – испытывающими друг друга, проверяющими на прочность, словно борцы на ринге. При этом они определённо друг друга уважали и возможно даже испытывали некоторую симпатию, неоформленную, зачаточную, и, вероятно, не подозревали об этом сами. И уж точно об этом не подозревали Аманда и Спок: она усиленно пыталась разрядить обстановку и вернуть вечер в русло светского раута, с которого всё начиналось, а он, стараясь защитить Кёрка от любой реальной или вымышленной угрозы, реагировал на отца слишком бурно.

Он перевёл взгляд на Сарека – седеющие, коротко подстриженные волосы, широкая грудь, здоровый для вулканца цвет лица.

– Посол, вы очень хорошо выглядите. Смею предположить, что со здоровьем тоже всё отлично. Простите старого самодовольного доктора, но позвольте спросить, моя «поделка» всё ещё на месте? – в лоб спросил Маккой, желая узнать о последствиях проведённой на «Энтерпрайз» операции.

Вулканец улыбнулся:

– Да, доктор, по правде сказать, ваша «поделка» оказалось куда эффективнее, чем прославленная конференция на Вавилоне. Наши усилия ни к чему не привели, и через два солнечных года система Коридан приняла решение о нейтралитете и выходе из Федерации. А я в полном порядке. И должен отметить, что обязан своим самочувствием нелогичному упрямству нескольких человек… и одного получеловека, – он взглянул на Спока с озорным блеском в глазах, отчего его последнее замечание не выглядело как оскорбление. В его полушутливых словах без труда улавливалась гордость за сына. – Я очень надеюсь, доктор, – продолжил он, – что вулканские медицинские центры окажутся не хуже, чем ваш лазарет на «Энтерпрайз». Лейтенанта коммандера Зона лечили в лабораториях Вулканской академии наук… – он умолк, заметив, что Маккой нервно заёрзал в кресле, а Спок резко выпрямился и его брови тревожно нахмурились.

– Кстати, Джим, – сказал Маккой, – завтра у нас назначена первая встреча в Академии. Хорошее никогда не лишне…

Сарек, в кои то веки почувствовав, что сказал лишнее, сменил тему разговора, и был за это вознаграждён вздохом облегчения от Маккоя и благодарным взглядом сына.

Обед подошёл к концу, и Сарек собственноручно налил гостям ар-теля, сладкого и пикантного вулканского ликёра. Он собирался наполнить и бокал Кёрка, но остановился:

– Спок, коммодору разрешается употреблять алкогольные напитки? – с непроизвольной снисходительностью поинтересовался он.

К щекам Спока прилила краска, и Кёрк почувствовал, как его друг вздрогнул от злости, когда повернулся к нему.

– Джим, ты хочешь выпить?

– Не сейчас, Спок, – спокойно ответил он. – Но… э-э-э… ар-тель звучит довольно интригующе. Я непременно попробую его в другой раз.

– Умное решение, – пробормотал Маккой, отпивая глоток. – Довольно крепкая штука. Я и сам не уверен, стоит ли мне это пить.

– Кажется, я стал свидетелем уникального случая в истории, доктор, – сухо прокомментировал Спок.

– Запомни хорошенько, Спок, ты наверняка видишь это в первый и в последний раз, – поддержал Кёрк. – Наверное, он просто устал и потому не настроен. Впрочем, как и я, – он повернулся к Аманде. – С вашего позволения я бы хотел отправиться к себе.

– Ну, разумеется, вы устали коммодор… – начала Аманда.

– Джим, – улыбнулся Кёрк. – Прошу вас, зовите меня Джим, – он встал, Спок поднялся следом и мягко взял его под руку.

– Спок, – обратился к сыну Сарек и помолчал пару секунд. – После того, как твои друзья устроятся, зайдёшь ко мне в кабинет?

Спок только кивнул в ответ.

– Спокойной ночи, господа, – добавил Сарек, задумчиво глядя, как его гости поднимаются по ступеням.

* * * * *

– Будь я проклят, – раздался из ванной комнаты голос Маккоя. – Умереть и не встать, какая у них тут сантехника!

Кёрк сел на кровать, стянул ботинки и с удовлетворённым вздохом отбросил их в сторону.

– А что ты ожидал увидеть, Боунз? Деревянный домик посреди пустыни с прорезью в виде полумесяца на двери?

– У Вулкана нет луны: значит, и полумесяца не бывает, – пробормотал Маккой.

До Кёрка донёсся звук льющейся воды и какое-то странное бульканье.

– Боунз, ты что, пытаешься местных духов распугать?

– Нет. Пытаюсь выполоскать из себя дух этой выпивки. Эта хрень, похоже, была изготовлена во времена Сурака, – Маккой вышел из ванной и сел на кровать. – Ты в порядке?

– Нормально. Просто устал.

– Хм. Учитывая прошлые разы, когда ты «просто устал», мне, пожалуй, пора начинать беспокоиться.

– Вовсе не пора. Твои навыки оказания первой медицинской помощи в этот раз не понадобятся. Но кое-что мне от тебя всё же надо. Перед тем, как я усну, я хотел бы узнать, что ты думаешь об этом месте. Как оно выглядит?

– Я полагал, Спок уже предоставил тебе все возможные топографические данные, – против воли раздражённо отозвался доктор.

– Может и так, – усмехнулся Кёрк, – но я хочу услышать твоё мнение. И если можно, без шуточек.

– Нельзя, сэр: всё это место похоже на одну огромную шутку, – Кёрк услышал, как он встал и принялся бродить по комнате. Он легко представлял себе, как Маккой жестикулирует на ходу, отпуская едкие замечания. – Ну, во-первых, если бы вулканцы вдруг изменили своё «логическое» отношение к размножению и на планете началось перенаселение, семье Спока точно не пришлось бы никуда двигаться. В этом «замке» могут разместиться целые кланы вместе со всей своей животностью: драконы там, сейлаты…

– Так много места, да? – расхохотался Кёрк.

– Ещё больше, – парировал Маккой, довольный широкой улыбкой на лице своего слушателя. – Ты сам не так давно заметил, что здесь можно крикнуть и успеть сесть, прежде чем услышишь эхо.

– Отстань, Боунз. Иногда только и остаётся, что эхо слушать.

– Только не тогда, когда я рядом и у тебя есть возможность послушать мои красочные описания.

– Итак? – поторопил его Кёрк.

– Ладно, шутки в сторону. Это славное место, чтобы погостить, но я ни за что не стал бы здесь жить, – Маккой снова сел на кровать. – Здесь всё словно из цельного камня высечено. Пять этажей, две высоченные башни. Наверняка, для заточения пленённых драконов. Впечатление производит неизгладимое. Первое, на что я обратил внимание, когда мы только зашли, это высота потолков.

– Я догадался. Именно поэтому здесь все звуки не такие, как я привык… это сбивает с толку.

– Но больше всего меня удивил странный выбор цветов в интерьере. Комнаты большие, богато обставленные, с большим количеством гобеленов, ковров с высоким ворсом – и всё это красное, фиолетовое, ярко-зелёное. Словно они пытаются бороться с наступающей со всех сторон пустыней. Кроме того, тут много резьбы – по камню в основном, но есть металлическое литьё.

– Например?

– Чёрт, если бы я знал. Больше какая-то абстракция. А ещё статуи чудовищ, смахивающих на доисторических животных – может, они думают, что сами их победили. И всё же, несмотря на гобелены, дом кажется… холодным. Впрочем, жилище всегда является продолжением своих хозяев, так что у вулканцев дома должны быть как их сердца – ледяные.

– Боунз… – мягко упрекнул доктора Кёрк. – Ты ведь и сам всё знаешь… о вулканской холодности.

Маккой сделал вид, что не слышал замечания.

– Короче, если подвести итог, то тебе здесь не нравится, верно, Боунз?

– С чего ты взял? Мне нравится… как ни странно, – он покачал головой. – Пошли уже спать. Если, конечно, я сумею найти свою комнату и соответственно свою кровать. Если утром не увидишь меня, снаряжай поисковый отряд.

– Даже не жди, – сказал Кёрк и помолчал для пущего эффекта. – ...что я смогу увидеть тебя.

Маккой застонал.

– Ясно всё с тобой. Ложись спать.

– И ты тоже, Боунз. Спокойной ночи.

* * * * *

– Я так понял, что Джеймс не знает о смерти Зона, – сказал Сарек, когда они со Споком вошли в его кабинет.

– Мы с доктором Маккоем решили, что сообщать ему об этом сейчас не слишком разумно.

Сарек сел в большое деревянное кресло.

– Вполне объяснимо, – согласился он. – Если я могу чем-то помочь или переговорить с кем-то в Академии, то почту за честь.

– Я больше обеспокоен тем, чтобы пребывание Джима в нашем доме не причинило ему ещё большего дискомфорта, – Спок говорил мягко, но в его словах безошибочно угадывалось угроза, и Сарек решил, что должен ответить на незаданный вопрос.

– Спок, наше согласие принять Джеймса было абсолютно искренним. Он находится здесь как твой друг и уважаемый гость. Я никогда не враждовал с коммодором – как раз наоборот, но, разумеется, ты об этом знаешь. Джеймс производит впечатление уникальной и исключительной личности… несмотря на то, что является человеком – или, как бы сказал ты, благодаря этому.

[~Nagini~]

Спок по-прежнему стоял у двери, расправив плечи и заложив руки за спину, и разглядывал знакомый интерьер кабинета. В тени этих тяжёлых портьер, меж этих бесконечных рядов книг имело место бессчетное число разговоров и споров с отцом. Слабый запах дерева пробуждал воспоминания о детстве, ассоциируясь с жёсткостью и неумолимостью его отца, с несгибаемостью всего вулканского народа.

– Я надеялся, что ты обретёшь покой после паломничества в Тель-Ор, – тихо сказал Сарек, с печалью глядя на сына. Он не стал упоминать, что также он надеялся на то, что их со Споком отношения значительно улучшатся. Во время последней их встречи, ему показалось, что они начали открываться друг другу, но теперь, когда он смотрел на напряжённые плечи сына, видел стальной блеск в его глазах, то понимал, что от прежней открытости не осталось и следа. Он что-то упустил.

– Тель-Ор – это место, предназначенное для размышлений о прошлом. Место, где можно остановиться и подумать о сделанном и несделанном. Помедитировать, пересмотреть приоритеты. Моё паломничество в самом деле было полезным. Отец, – с неожиданным теплом произнёс Спок, – я обрёл покой… на Звёздной базе IX.

Они умолки, погрузившись с собственные раздумья. А потом Сарек поднял голову, встретил взгляд сына и тихо сказал:

– Коммодор много для тебя значит.

Это был не вопрос.

Спок не отвёл глаза:

– Он мой капитан, – И теперь это звание не имеет никакого отношения к военной иерархии.

– Ясно.

Прервав зрительный контакт, Сарек сосредоточился на стопке документов, лежащих на письменном столе.

– Ты намерен сопровождать наших гостей на завтрашнюю встречу?

– Мы отправляемся с самого утра, – ответил Спок и повернулся, собираясь уходить. – Спокойной ночи, отец.

Этот день стал испытанием для всех.

* * * * *

Их третий визит в Академию наук подошёл к концу, и Кёрк, до крайности вымотанный, как душевно, так и физически, откинулся на спинку сиденья аэрокара, который должен был доставить их с Маккоем назад в Шамар’Дин.

Его обследовали вдоль и поперёк – по нескольку раз для пущей уверенности. Сканирование мозга, анализ проводимости зрительных нервов, приём у нейрохирурга, изучение работы рецепторов, исследование сердечно-сосудистой системы… его медицинская карта, наверное, по толщине могла бы сравниться с учебником по анатомии и физиологии.

Сидевший рядом Маккой молчал весь полёт. Кёрк знал, что доктор сердит и раздражён не меньше, чем медведь, разбуженный посреди зимы: вулканские учёные со вкусом потоптались по его профессионализму, раз за разом выполняя те же тесты, что он уже провёл на Звёздной базе. Но даже Маккой ничего не мог поделать с вулканской основательностью.

– Увидимся позже, – буркнул доктор, когда они вернулись в дом, и Кёрк отправился в свою комнату, чтобы принять душ и передохнуть после мучительных испытаний. Тугие струи воды приятно холодили кожу, и, ощутив прилив сил, Кёрк ужасно захотел побыть со Споком. Наедине, без чужих глаз. Не во время обязательных поездок в академию, редких экскурсий по ШиКару или приятных семейных вечеров – наедине. Только Спок и он.

Размышляя об этом, он представлял вулканца так ясно, как будто тот, задумчиво нахмурившись, стоит прямо перед ним. Он чуть было не поднял руку, чтобы коснуться сосредоточенной морщинки между его бровей… Спок, как же я скучаю по тебе… Немыслимо хотелось обнять сильное стройное тело, вжаться плотью в возбуждённую плоть, вновь утонуть в чарующем сладком забвении.

Но… он хотел другого. Он думал об этом вот уже несколько месяцев. Он желал этого и боялся, силясь побороть свою нерешительность. Это должно было стать последним шагом, логическим продолжением их отношений. Последнее препятствие на пути, за которым ждало полное единение… И Спок тоже этого желал, он в этом не сомневался. Спок слишком заботлив, слишком осторожен и сдержан, чтобы попросить самому. Это должен сделать он сам, он должен предложить первым. И он действительно этого хотел. Полного единения.

Как же он скучает по прикосновениям Спока.

Выйдя из душа, Кёрк вытерся и переоделся к ужину. К моменту, когда он покинул комнату, решение было принято.

Мир больше не казался ему таким пустым.

* * * * *

Забираться пришлось на самый верх, и из-за высокой гравитации и малого содержания кислорода в воздухе он был вынужден несколько раз останавливаться, чтобы перевести дух. Пытаясь найти вход в башню, он мысленно обратился к плану дома, бесконечные коридоры и двери которого грозили сейчас поглотить его без остатка. Этот план был гениальным изобретением Спока: перед тем, как они отбыли на Вулкан, тот подготовил для Кёрка «тактильную карту» Шамар’Дина. Эта была искусно воссозданная на компьютере сеть комнат, холлов, альковов и углов, зашифрованная набором линий, кругов и точек. Спок подарил ему этот «дом Брайля», чтобы он мог изучить его и привыкнуть задолго до переезда. Спок помогал ему разобраться, терпеливо повторяя всё снова и снова, но проку было мало: Кёрк до сих пор не научился преобразовывать тактильную информацию в зрительные образы.

Достигнув верха лестницы, он нащупал тяжёлую металлическую дверь. Всё верно, он искал именно эту комнату: башня была владениями Спока. Он подумал, что это место смахивает на средневековую крепость с каменными стенами, ступенями и коридорами, поглощающими эхо его шагов. Казалось, ещё секунда и он услышит бряцание наручников и звон цепей. Очень подходящее место для того, чтобы растить мальчика в спартанском духе. Определённо, трудно позавидовать тому, как жил Спок в детстве.

Спок отреагировал на дверной сигнал практически мгновенно.

– Я не ожидал тебя здесь увидеть, Джим, – удивлённо произнёс он, пригласил гостя внутрь и рефлекторно активировал режим «приватность» на двери.

– Я уже тоже не верил, что доберусь. Архитектор, проектировавший это здание, похоже, пользовался чертежами Критского лабиринта, – с негодованием проворчал Кёрк.

– Поведай мне тогда, великий Тесей, кто дал тебе путеводную нить, что помогла добраться до моей берлоги?

– Ну, Маккой точно не был моей Ариадной – последним, что я от него слышал, были ругательства, когда он сам не мог отыскать дорогу из своей комнаты в главный зал. Меня вела вера в то, что я найду тут своё чудовище, – рассмеявшись, он притянул Спока к себе и поцеловал, тёплым языком дразня его приоткрытые губы. Ошеломлённый внезапной атакой, Спок, однако, быстро пришёл в себя в жарких объятьях и, прижав Кёрка крепче, ответил на поцелуй, наслаждаясь гладкостью человеческого языка и теплом кожи.

Продолжая улыбаться, Кёрк ещё раз прижался к Споку, а затем вывернулся из его рук.

– Я скучал, мистер вулканец. Последний раз был так давно.

– Это объяснимо. Однако тебе хорошо известно, что мы, вулканцы, к огромному сожалению… делаем это… только один раз… в семь… – последние слова Спока в протестующем стоне Кёрка.

А потом, к изумлению Спока, Кёрк развернулся и пошёл в сторону, вытянув руки перед собой.

– Можно изучить твою комнату? Хочу знать о тебе всё. Есть какие-то секреты, тайные пороки, скелеты в шкафу? – кончиками пальцев он аккуратно ощупывал встречающиеся на пути препятствия, стараясь определить, с чем имеет дело, и изучить это повнимательнее.

По сравнению с другими жилыми помещениями дома, комната была битком набита разной мебелью и казалась несколько захламлённой. Кёрк подозревал, что с тех пор, как Спок отбыл из Шамар’Дина двадцать лет назад, Аманда стаскивала сюда все его вещи, превратив её в своеобразный музей, посвящённый юношеским годам сына.

На одном из глубоких подоконников Кёрк нащупал коллекцию каких-то маленьких объектов. Наугад выбрав один из них, деревянный, он сосредоточенно ощупал его, а потом поднял голову и возбуждённо воскликнул:

– Это же сейлат – твой старый клыкастый друг! Так, а вот этот, поменьше… похоже, его детёныш. Спок, это прекрасно!

– Ты прав, Джим. Спасибо за похвалу, хотя она и не совсем заслужена – это моя поделка, и выполнена она довольно неумело. Но на эту работу меня вдохновил Ай’чайя, и в то время мне было всего двенадцать лет.

– Так, а это что? – Кёрк взял в руки тяжёлый металлический предмет.

– Это церемониальная чаша, изготовленная из зелёно-золотистого металла нерош’тана, считающегося на Вулкане довольно ценным. Отец подарил мне её на совершеннолетие, чтобы я мог сидеть за столом со взрослыми мужчинами и пить ритуальный янет.

Продолжая ознакомительный тур по комнате, Кёрк подошёл к стойке с различными музыкальными инструментами, затем коснулся связки колокольчиков на оконной раме, ощупал внушительную стопку карт памяти для компьютера. Поменяв направление движения, он едва не упал, запнувшись обо что-то мягкое и низкое, на поверку оказавшееся обитым вельветом угловым диванчиком с кучей разбросанных на нём подушек. Это было необычно: комната, как и её жилец, была удивительно неоднородна в своей двойственной природе. Одни элементы интерьера говорили ему о науке, логике, одержимости фактами и деталями, другие – о любви к искусству и жажде красоты. Пожалуй, это помещение явственнее других в этом доме несло отпечаток своего хозяина.

Он развернулся и рукой сшиб что-то с полки. Извинившись, он наклонился, чтобы поднять упавшую вещь, и его пальцы коснулись какой-то непонятной штуковины, состоящей из множества соединённых шаров.

– Спок, что я грохнул на этот раз?

– Это… это подарок, художественное изображение планетарной системы, – ответ Спока прозвучал как-то скомкано, и это только распалило любопытство Кёрка.

– Подарок от кого?

– Я получил его в качестве награды за работу по изучению антигравитационных гало-эффектов в тринальной системе Дельта-300.

– Дельта-300… разве это не та система, которую лет десять назад открыл Крис Пайк? – тихо спросил Кёрк, с грустью вспоминая своего предшественника.

– Это его подарок.

[~Nagini~]

Кёрк поставил скульптуру на полку, аккуратно выровняв все сферы, и отошёл назад, словно нуждаясь в дополнительной дистанции. Его глаза были пусты, выражение лица отстранённое. Спок задумчиво посмотрел на него, не до конца понимая, что происходит.

– Капитан Пайк был моим командиром. Командиром, не другом. Но он заслуживает уважения.

Но не любви, мысленно добавил он. – Никто, кроме тебя, никогда не заслуживал…

Кёрк по-прежнему молчал, и Спок невольно подумал о том, поймёт ли когда-нибудь его друг, почему он принял решение доставить Пайка на Талос IV. Быть может, он понимал – он же позволил ему это, он ему доверял… но он никогда не сможет забыть мятеж, учинённый старшим помощником.

Прошло немного времени, лицо Кёрка вновь осветилось улыбкой, и он, утирая со лба пот, облокотился на письменный стол.

– Здесь жарко, как в преисподней. Хотя, полагаю, что для Вулкана это вполне комфортная температура.

Внезапно Спока осенила идея:

– Пошли, Джим, я превращу тебя в настоящего вулканца.

– Да помогут мне небеса, – съязвил Кёрк, но было совершенно очевидно, что он сгорает от любопытства.

Отыскав что-то в платяном шкафу, Спок вернулся и бесцеремонно расстегнул пуговицы на лёгкой рубашке Кёрка. Положив ладони на его широкие плечи, он с явным удовольствием окинул взглядом обнажившийся торс, а потом кончиками пальцев провёл вдоль позвоночника. Кёрк стоял неподвижно, молча наслаждаясь нежданной лаской, но его тело не могло не отреагировать: соски тут же напряглись, а по спине побежали мурашки. Он почувствовал, что Спок накинул на него какую-то тонкую ткань – похоже, это была вулканская туника, точно такая, какую несколько раз надевал он сам, когда они вдвоём коротали тихие вечера на Звёздной базе.

– Рукава длинноваты, – пробормотал Спок, закатывая ткань на запястьях.

– А спине тесно, – поморщился Кёрк, расправляя плечи.

Спок завязал на его спине пояс, но руки не убрал, рассеянно оглаживая поясницу:

– Не Тесей – скорее, Аполлон.

Кёрк покраснел и, рассмеявшись, снова вывернулся из объятий вулканца.

– Я ещё не закончил с поиском твоих тщательно запрятанных секретов

Споку ничего не оставалось, кроме как озадаченно наблюдать за тем, как его гость продолжает изучать помещение, ощупывая всё, что не мог увидеть, будто бы старался пальцами считать саму душу вещей, понять, чем столько лет жил владелец этой комнаты.

А потом до него вдруг дошло, что этот осмотр можно расценить, как наглое вторжение в личное пространство, и он замер. Переминаясь с ноги на ногу и чувствуя себя виноватым, он заявил, надеясь разрядить обстановку:

– Мистер Спок, если пользоваться военной терминологией, то вы прошли инспекцию: вверенное вам помещение признано чистым и содержащимся в надлежащем порядке.

– В таком случае могу я надеяться на награду? – почти промурлыкал Спок.

Кёрк повернулся на голос и врезался в низкий шкаф, полностью забитый книгами. Охваченный любопытством, он достал один том и протянул Споку:

– Что это? Физика, наверное?

– Нет. Эту книгу я когда-то любил читать на ночь. Это «Первые шаги в геометрии».

– Полагаю, ты читал её ещё до того, как научился ходить.

– Вроде того, – был вынужден согласиться Спок.

Затем пальцы Кёрка коснулись корешка маленькой книги в кожаном переплёте, засунутой в самый дальний угол шкафа.

– Смотри-ка, этот том явно старинный. Что это?

– Поэзия.

– Какая? Ну же, Спок, прочти мне что-нибудь!

– Это антология земной поэзии, издававшейся в разное время и на разных языках.

– Замечательно. Так… вот, прочитай вот это, – Кёрк наугад открыл страницу.

– Джим, может мы…

– Спок.

– Как пожелаешь, – вздохнул вулканец, прочистил горло и начал читать – очень медленно, спотыкаясь на некоторых словах.

– «Плоть.
Сжимать, гладить, ласкать
Распалённую плоть любимого.
Во имя страсти, жажды и жизни,
Срывая оковы, пробуждать желанную плоть;
Петь песнь крови,
Задыхаясь, ловить воздух приоткрытыми губами,
Голодный, нетерпеливый, зовущий…
Открыться!
Встать на колени,
Подчиняться своему господину,
Когда огонь…»

Он умолк на полуслове, когда кончики пальцев человека почти невесомо прикоснулись к его губам, затем очертили линию подбородка, огладили шею и замерли на груди. А потом Кёрк опустился на колени.

– Открыться и встать на колени, – хрипло выдохнул он.

– Джим, – ошарашенно воскликнул Спок, поднимая Кёрка на ноги.

Выражение лица Кёрка было на редкость невинным, когда он убрал ладонь с груди Спока и приложил её к своей:

– Чего бы вам хотелось, мой господин?

Спок молчал очень долго, не спеша изучая стоящего перед ним человека.

– Тебя, – чётко и ясно отозвался он.

Почтительно склонившись, Кёрк отступил на шаг и повернулся в сторону ниши, в которой во время осмотра комнаты он обнаружил кровать. Он дёрнул за пояс, и лёгкая вулканская туника соскользнула с плеч, бесформенной тряпкой упав к его ногам. Сбросив сандалии и сняв хлопчатобумажные брюки вместе с нижним бельём, он медленно пошёл в намеченную сторону. Он двигался легко и грациозно, ничуть не смущаясь своей наготы и выставленной напоказ сексуальности. Достигнув ниши, он наклонился и избавился от последней оставшейся на нём вещи – сенсорной сети – а потом приглашающе протянул руки.

– Я весь твой. Я здесь, чтобы ублажать.

Словно всё ещё не веря своему счастью, Спок оглядел разбросанную по полу одежду и прошептал:

– Это всё, что я могу пожелать.

Стены ниши отбрасывали причудливые тени на обнажённое тело, и эти абстрактные узоры менялись с каждым движением, с каждым вздохом. В самом деле, – подумал Спок, жадно оглаживая шею Кёрка, – что может быть желаннее совершенства?

Стиснув в объятиях своё драгоценное сокровище, он прижал его к стене и впился жадным поцелуем во влажные, чуть приоткрытые губы. Его сотрясала дрожь возбуждения, отвердевший член требовал внимания, но он замер на мгновение, прикрыв глаза и наслаждаясь ощущением сильного податливого тела в своих руках, сладковатым запахом взмокшей кожи.

Кёрк выскользнул из хватки и, взяв вулканца за руку, посадил его на огромную кровать. Огладив напряжённый член, скрытый тонкой тканью брюк, он, довольно ухмыльнувшись, снова опустился на колени. Подрагивающими пальцами он снял сандалии Спока, развязал тунику и расстегнул застёжку на брюках. Эти руки, решительно справляющиеся со своими задачами, такие дразнящие и чувствительные, заставляли Спока содрогаться от подступающей лихорадки. Вцепившись в голые плечи Кёрка и ощущая, как перекатываются мышцы под блестящим влажным золотом его кожи, Спок отстранено размышлял о том, что сейчас с ними происходит.

Послушание было не свойственно его другу.

И всё же… его лицо выражало радость, он весь будто бы светился от счастья. Это было странно, нелогично… Может быть, каждому, даже Кёрку, иногда нужно подчиняться приказам, поменявшись ролями и наслаждаясь игрой? В конце концов, чем сложнее разум, тем нужнее ему простые игры. А парадокс игры заключается в там, что сама возможность выбора делает её безопасной, позволительной… нереальной.

Одним стремительным движением Кёрк поднялся на ноги, наклонился и коснулся губами его гладких волос:

– Твоё желание для меня закон – и моё тоже, – прошептал он, а потом лёг на кровать и перевернулся на живот.

Чуть отстранившись, Спок пару секунд просто рассматривал Кёрка – широкую спину, мускулистые плечи, ложбинку над позвоночником, словно тропа, ведущую к округлым крепким ягодицам – и только потом до него с опозданием дошло, что означает этот жест. Пах ожгло огнём, и он соскочил с кровати как ошпаренный. Никогда прежде Кёрк ему этого не предлагал… а ведь сделанного не вернуть…

– Джим, я не могу, – с трудом выговорил он онемевшими губами и отвернулся.

Кёрк приподнялся на локте и перехватил руку Спока.

– Я хочу этого, Спок. Мы оба хотим.

Спока раздирали противоречивые чувства… как он может сделать такое с Кёрком, человеком, которого никогда не брали как женщину, который не приемлет насилия над собой… Но хватка пальцев на его руке не ослабевала, его слова звучали решительно, и доводы разума Спока были бессильны перед потребностями тела.

– Спок… ради нас обоих, – слова били наотмашь, пальцы продолжали гладить его ладонь, убеждая, успокаивая. – Это не просто прихоть, это дар, который мы можем преподнести друг другу, мы… и наши тела, наше бесстрашие, наше… доверие.

Доверие.

Именно поэтому он не мог этого сделать. Он хотел. Мечтал долгими ночами, фантазировал, воображая до мельчайших деталей, желал каждой клеточкой своего тела. И боялся. За человека с его нежной плотью, хрупкими костями, не созданного для вулканских ритуалов спаривания… Различия иногда непреодолимы.

– Спок, я знаю, о чём ты думаешь. Перестань. Не бойся… за меня. Мы справимся. Давай же!

Игра была окончена, Кёрк снова был главным, в его голосе звучала сталь, рука жёстче сжала запястье вулканца. И несмотря на терзающий его страх, Спок не мог отрицать реакции своего тела – потребности плоти одержали победу над разумом. Он забрался на кровать, оседлал ноги Кёрка и нерешительно коснулся тёплой кожи. Он оглядел тело Кёрка, и сковывающее его напряжение на мгновение отступило – слишком прекрасна была открывшаяся ему картина: загорелые ноги и ягодицы с узкой полоской от купальных плавок – девственные в своей белизне, нетронутые. Символизм практически заставил его улыбнуться.

Ноги подрагивали словно бы в ответ на напряжение, сковывающее распластанное под ним тело, ладони, не в силах остановиться, исследовали гладкую бархатистую кожу, и голос Кёрка, хриплый, решительный, окутывал, проникал в самое сердце, эхом отдаваясь в его сознании:

– Давай же… Я хочу почувствовать тебя в себе… как можно глубже и жарче…

И последние капли сомнения растаяли в пылающем желании. Он больше не мог сопротивляться. Он этого хотел.

[~Nagini~]

Сердце бешено колотилось, было трудно дышать. Сжав член, он провёл ладонью от основания до самого кончика, размазывая естественную смазку, а затем, осторожно раздвинув ягодицы Кёрка, прижался к нему, направляя себя. От первого прикосновения он едва не кончил, чувствуя, как жар переместился из его груди в пах – пришлось остановиться и приказать себе не спешить, быть нежнее. Нежнее… Спок видел, как Кёрк комкает простынь в кулаках, чувствовал, как слабая дрожь сотрясает его тело, слышал, как он сделал глубокий вдох, медленно расслабляясь, настраиваясь, принимая. Ну давай же… сейчас… Одна мысль на двоих.

Осторожно, очень осторожно, он прижался к сжатому отверстию, чувствуя, как член напрягается еще сильнее, чувствуя биение сердца и шум крови. По нервам словно бы пустили электрический ток, когда головка внезапно проскользнула в горячую тесноту.

Кёрк негромко застонал, и Спок почувствовал, как желанное тепло принимает его, сжимает крепко, двигается в такт. Плоть к плоти. Кровь к крови.

Он качнулся вперёд, Кёрк толкнулся навстречу, и его сознание зазвенело в такт двигающемуся, пылающему телу, когда он кончил, без остатка отдавая партнёру всего себя, свою любовь, свое семя.

Течение времени, казалось, остановилось, растворившись в полном единении и бесконечной близости. Он медленно опустился на спину Кёрка и обхватил его за плечи, качаясь на волнах постепенно отступающего наслаждения. Кёрк пошевелился, нащупал его руки, их пальцы переплелись, и словно издалека до Спока донеслось:

– Я счастлив… Я так счастлив.

Три слова. Он навечно сохранит их своём сердце, сбережёт на чёрный день.

И даже крохотная капля красной крови на простыне не могла нарушить красоту момента. Почти безупречно, не хватает самой малости…

Он перекатился на бок и притянул Кёрка к себе.

– Я согласен, – сообщил он, прижимаясь носом к щеке Кёрка. – Мне кажется, это было бы логично.

Улыбка на губах Кёрка стала ему лучшей наградой.

– Ты! – выдохнул он, в притворном гневе стукнув его в плечо. – Я говорил, что это был последний шаг на пути к единению, который в самом начале был бы неуместен, а теперь… Логично, да? Ну, наверное. Стремление к совершенству всегда логично.

– Достойная цель. Можно заключить, что ты преуспел…

– Мы преуспели.

– И преуспеем ещё, – шепнул Спок ему на ухо, лаская тело человека всё настойчивее. – Давай же… Я хочу почувствовать тебя в себе… как можно глубже и жарче…

* * * * *

На следующий день в Академии Кёрк узнал, что Зон умер.

* * * * *

Сарек и Спок были в библиотеке, Маккой отправился в Академию Наук, и Кёрк остался наедине с Амандой, изнывая от скуки и мучаясь от дневной духоты. За последние пару дней у них с хозяйкой дома сложились довольно доверительные отношения, и когда Аманда заговорила с бесцельно бродящим по комнате Кёрком, симпатия в её голосе была совершенно очевидна:

– Если хочешь, я покажу тебе свою главную «гордость». И я сейчас не о Споке, – со смехом добавила она. – Пошли на улицу.

Подхватив Кёрка под руку, она повела его к высоким стеклянным дверям, ведущим в сад.

– С удовольствием прогуляюсь – неважно, куда. В последнее время мне кажется, что я нахожусь под домашним арестом.

– Джим, мы выходим в мой личный Эдемский сад… ну, почти Эдемский – я сделала для сходства всё, что возможно.

– Никаких змеев, я надеюсь, – рассмеялся Кёрк, чувствуя, как трава приминается под ногами.

– Я ничего не смыслила в ботанике, когда лет сорок назад впервые оказалась на Вулкане. Можешь мне поверить, я даже куст от дерева не отличила бы, а кактус – от дикобраза. Но ностальгия может принимать разные формы, – вздохнула она. Приятно было излить кому-нибудь душу, а Кёрку она доверяла. Сын Земли, сирота – она видела в нём отражение собственных чувств. – Со временем я превратилась в отличного садовода, по крайней мере, по вулканским стандартам. Вулканцы мало интересуются этим занятием, считая нелогичной тратой ресурсов.

– Разумеется, – кивнул Кёрк. – На планете, управляемой разумом, выращивание цветов сопряжённое с тратами воды, отъёмом земель и рабочей силы должно расцениваться как занятие совершенно бесполезное. И всё же, – ухмыльнулся он, – разве в красоте нет логики?

– Есть, но представление о красоте у нас очень разное. Тем не менее, они проявляют удивительную терпимость к моим человеческим отклонениям. Так, давай я покажу тебе мои любимые цветы, – она повела Кёрка по узкой дорожке, вымощенной крупной галькой. – Это розы. Чувствуешь аромат? Мне удалось вырастить много сортов, кроме чайных. Очевидно, цвет не годится для Вулкана – слишком похоже на пустыню.

Она взяла его за руку, чтобы помочь коснуться цветов, не поранившись о шипы, и спустя мгновение Кёрк ощутил бархатистую гладкость лепестков, девственную прочность молодых бутонов и резные края маленьких листочков. Наклонившись, он уткнулся лицом в прохладные, росистые, ароматные цветы.

– Это просто потрясающе, Аманда. Прямо как на Земле, – розы действительно пахли домом.

– Ещё у меня есть азалии, рододендрон, кизил, но они сейчас не цветут. Пойдём, я покажу тебе кое-что другое. Сюда, осторожно.

Они вошли в какое-то строение, и он почувствовал, как его окутал тёплый и очень влажный воздух.

– Я считал, что теплицы здесь совершенно не нужны, учитывая местный климат.

– Напротив. На Вулкане жарко, но слишком сухо, а эти растения – пальмы, орхидеи, папоротники – нуждаются во влаге, – сообщила она со знанием дела.

Кёрк сделал глубокий вдох, чтобы сполна насладиться запахом растений: ароматами молодых папоротников, свежей зелени, плодов фруктовых деревьев и сладостью цветов.

– Похоже на джунгли, Аманда. Кажется, ещё секунда, и я услышу рык пантеры.

– Сомневаюсь, что хоть кто-то из живущих помнит, как звучит этот рык, – с грустью ответила она. – Короли джунглей вымерли много лет назад. Наверное, эти воспоминания заложены в нас на генетическом уровне.

Они вышли из теплицы и продолжили свой путь, рука об руку, наслаждаясь запахами и звуками природы, то и дело останавливаясь, чтобы коснуться того или иного цветка или передохнуть в тени дерева.

– Просто чудо какое-то, – задумчиво протянул Кёрк. – Должно быть, трудно было создать этот маленький оазис посреди пустыни…

– Не труднее, чем оставаться человеком, живя среди вулканцев, – мягко отозвалась Аманда, догадавшись, о чём думает Кёрк. – Если любишь, нужно идти на компромиссы и учиться подстраиваться. Я знала, на что иду, выбрав Сарека. «Куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я буду жить; народ твой будет моим народом». Книга Руфь, капитан, – она осеклась, сообразив, что неправильно обратилась к собеседнику. Почему-то, несмотря на повышение, она продолжала думать о нём, как о капитане.

Подняв глаза, она внимательно посмотрела на Кёрка. Белая одежда, которую он носил, чтобы не было так жарко, прекрасно контрастировала с загорелой кожей. Он стоял почти неподвижно, расслабленно, тростью вычерчивая круги на земле, солнечные лучи высвечивали пряди пшеничных волос, отражались в темных очках. Он слушал её внимательно и очень сосредоточенно, и что-то в нём, какая-то до боли знакомая уязвимость, тронула её до глубины души. Ободряюще сжав его ладонь, она сказала:

– Но, несмотря на все изменения, ты всё равно остаёшься тем, кем был, – она сама до конца не поняла, к кому обращается: к нему или к самой себе.

– А как же Сарек? Он приспособился?

– Конечно. Только он этого не замечает или не желает признавать. Разве ты сам не видишь, что он перенял часть моих «человеческих» особенностей? – беззаботно сказала она, демонстрируя, что минутка самокопания окончена. Копать глубже она сейчас была абсолютно не готова. – Пошли, Джим, я покажу тебе любимое место Сарека. Он считает его наиболее подходящим для медитаций.

Они пошли вперёд. Вскоре слабый ветерок донёс до них пряный аромат, и Кёрк поднял голову, неожиданно для себя узнав его. Запах принёс с собой какие-то смутные ассоциации, но он никак не мог сообразить, откуда они взялись, да не особо-то и хотел; обрывки воспоминаний плясали где-то на самом краю сознания, даря ощущение комфорта, защищённости и уюта, как и положено воспоминаниям из детства… Самшит, вот что это было, самшит...

– Эту маленькую беседку Сарек построил для меня, когда мы поженились, – сказала Аманда. – Она круглая и сложена из белого камня. Отсюда открывается вид на весь сад.

Удовлетворённо вздохнув, Кёрк нырнул в спасительную тень и присел на одну из каменных приступок. Поигрывая самшитовой ветвью и рассеянно разминая в пальцах маленькие листочки, он погрузился в ожившие воспоминания из детства.

Несколько минут спустя, Аманда коснулась его руки:

– Джим, становится слишком жарко. Наверное, нам стоит вернуться в дом, – сказала она, вспомнив, что доктор Маккой велел уберегать Кёрка от жары.

– Уверен, что не растаю, – отозвался он почти раздражённо. – Я скоро приду. Мне хочется побыть здесь ещё немного, – по тону его голоса и выражению лица Аманда поняла, что он чувствует. Ему нужно побыть одному.

– Хорошо, Джим. Уверен, что найдёшь путь назад? Если тебе что-то понадобится, позвони в висящий у входа колокольчик. Не стесняйся.

Раздался звук удаляющихся шагов, и он остался один.

Какое-то время он бродил вокруг ротонды, дотрагиваясь до колонн, поддерживающих крышу и разделявших между собой расположенные на уровне пояса окна. Описав несколько кругов, он мог практически «увидеть» строение, сложенное из грубо отёсанного камня, отполированного почти до блеска в тех местах, к которым часто прикасались, и это его напугало. Неужели он наконец-то по-настоящему научился заменять зрение тактильными ощущениями?

[~Nagini~]

Устроившись на одной из изогнутых каменных скамеек, он с удовлетворённым вздохом снял тёмные очки. Он их ненавидел. Раньше он наотрез отказывался их носить, считая, что они просто кричат о его слепоте. Но Маккой сумел убедить его в том, что на Вулкане очки необходимы, так как местное солнце способно необратимо выжечь сетчатку человеческого глаза, если смотреть прямо на него. Не зря же у вулканцев есть это третье веко…

Он почувствовал, как на лицо упала тень. Холодная, пугающая… как смерть.

Он никогда раньше не думал о смерти – по крайней мере, не о своей. Осязаемой, реальной… ждущей.

Зон. Он почти ничего не знал об этом вулканце, раньше ему это было безразлично. Лейтенант-коммандер Звёздного флота, выдающаяся карьера, многообещающее будущее… Был ли он одиночкой, как Спок, или у него были друзья, партнёр, отец, готовые оплакать его гибель? И… предвидел ли он свою смерть?

Коридоры… эти безликие, холодные, пахнущие лекарствами коридоры… Вулкан, Земля, Звёздная база IX – без разницы. Все больницы пахнут и звучат одинаково: вонь антисептиков, шарканье специальных туфель на резиновой подошве, писк медицинского оборудования, ощущение смерти, витающей в воздухе.

Он думал о том, что диагностическая койка слишком жёсткая, пока вулканский врач крепил на его виски датчики ЭЭГ, монотонно комментируя свои действия. Его врачебный такт был безупречен, движения точны. Он заговорил о Зоне как ни в чём не бывало, с профессиональным интересом рассуждая об обстоятельствах его кончины. Обширное кровоизлияние – неожиданное, не поддающееся лечению – в короткий срок уничтожило большую часть вулканского мозга. Он протянул ещё несколько дней – под капельницами, не приходя в сознание, на аппаратах искусственного поддержания жизни… впрочем, в сознание прийти он и не мог: от его исключительного мозга просто ничего не осталось. «Он был овощем», – сказал доктор на удивление раздражённо… как будто он вызвал смерть на поединок и неожиданно для самого себя проиграл.

Спок и Маккой отбыли по делам, и внизу его ожидал Сарек, чтобы отвезти обратно в Шамар’Дин. Кёрк притих, оглушённый ощущением приближающейся смерти, и посол был явно растерян, не зная, как реагировать на его отстранённость. Кёрку было абсолютно наплевать на вулканца, но неосознанно он отмечал его нерешительность, длинные паузы, которые тот делал перед тем, как коснуться локтя Кёрка, открыть перед ним дверь, подать руку.

Сарек говорил с ним… делая вид, что просто ведёт светскую беседу, но при этом тщательно подбирая слова – словно бы, балансируя на грани между страхом и любопытством, старался выведать у Кёрка информацию о своём сыне, что-то, что скрывалось от него годами.

Его ровный бесстрастный голос до сих пор звучал у Кёрка в ушах:

– У моего сына никогда не было друзей, – сказал он, когда они шли бок о бок, и в этом обычном замечании без труда угадывалось: «Почему именно вы?» и «Почему человек?» В его словах была осторожность, неудержимое любопытство, недовольство… и принятие. Кёрк знал Спока, он понимал его куда лучше, чем Сарек или кто-нибудь другой. И Сарек это осознавал.

– Я вижу, как вы важны для Спока.

Кёрк ожидал услышать неодобрение в его голосе, но его там не было. Просто констатация факта. И он должен был ответить правду.

– Да, думаю, так и есть. Спок так же важен для меня.

Просто констатация факта. Горькая правда. Жизнь, смерть – его смерть – и Спок. Он не хотел думать о том, что будет.

Он встал, потянулся, разложил трость и направился к дому, ощущая, как солнечные лучи ласкают кожу.

* * * * *

Стоя у окна в библиотеке, Спок наблюдал за тем, как два человека гуляют по саду. Голос стоящего за его спиной Сарека доносился до него словно издалека, и ему было немыслимо трудно сосредоточиться, чтобы ненароком не ответить невпопад. Увидев, что Аманда вернулась в дом одна, он нахмурился.

– Спок, ты внимательно меня слушаешь?

– Конечно, отец, прошу прощения, – он обернулся, чтобы взглянуть на текст, отображённый на мониторе, и вновь сосредоточился на происходящем за окном.

Он видел, как Кёрк вышел из беседки, разложил трость и покрутился на месте, пытаясь определить направление. Затем, поморщившись, он надел тёмные очки и двинулся к дому. Размеренно постукивая тростью по камням дорожки, он не спеша шёл вперёд, подставив лицо солнечным лучам.

Сарек повысил голос, вновь привлекая внимание Спока, и тот как раз собирался повернуться к отцу, когда заметил, как человек, в одиночестве бредущий по саду, споткнулся и упал, приземлившись на колени и ладони.

– Извини, отец, – оборвал он Сарека на полуслове. Секунду спустя он вылетел из библиотеки и начал спускаться вниз, преодолевая по две ступеньки за раз. Достигнув холла, он выровнял дыхание и непринуждённо вышел из дверей, ведущих в сад.

Слегка дезориентированный, Кёрк до сих пор сидел на коленях, судорожно пытаясь отыскать трость. Услышав звук приближающихся шагов, он прекратил поиски и поднял голову, заливаясь краской смущения.

– Джим, – Спок подхватил Кёрка под локти, помогая подняться и борясь с острым желанием его обнять. Помолчав пару секунд, он продолжил: – Мама готовит специальный обед для тебя и доктора Маккоя.

– Ох, – Кёрк изо всех сил постарался изобразить воодушевление. – Снова вулканские деликатесы?

– Нет, – сдерживая улыбку, ответил Спок, отлично зная, что Кёрку уже надоела вегетарианская диета. – На этот раз будут земные деликатесы – я бы даже сказал, типичная североамериканская кухня. Кажется, я слышал, как она говорила что-то про мясо с картофелем.

– А... что? Ты сказал «мясо»?

– Она уверила меня, что обед будет включать блюда, по вкусу, запаху и структуре напоминающие плоть животных.

– Хм, когда ты это так формулируешь, мой гуманный друг, у меня пропадает аппетит, – он отряхнул пыль с брюк и взял Спока за локоть. – Как бы то ни было, я уже нагулялся. Пошли внутрь.

Спок убрал руку Кёрка со своего локтя, крепко сжал его ладонь, и они, бок о бок, пошли к дому.

Сарек стоял около окна и наблюдал за тем, как его сын помог своему другу подняться на ноги, и тот привычно подхватил его под руку. А потом Спок стряхнул его ладонь, и они продолжили путь, держась за руки и переплетя пальцы.

Какое-то время он задумчиво смотрел на их руки, а потом отвернулся, почувствовав, что вторгся в личное пространство, став невольным свидетелем сцены, не предназначенной для посторонних глаз.

* * * * *

Кёрк не стал включать свет, когда вошёл в комнату. Не раздеваясь, он лёг на кровать и закрыл глаза.

– Джим, ты спишь? – шепнул Спок едва слышно, но Кёрк мгновенно приподнялся и включил ночник.

– Спок? Нет, я просто… «медитировал». Похоже, это заразно.

– Я хотел показать тебе один из церемониальных залов нашего дома. Мне кажется, тебе будет интересно.

Кёрк только кивнул, взял Спока за руку и последовал за ним прочь из комнаты, затем вверх по лестнице и далее по сети кажущихся бесконечными коридоров. Эхо их шагов гулко отдавалось от дышащих холодом каменных стен, и Кёрку с каждым шагом становилось всё труднее дышать из-за снижения содержания кислорода в воздухе.

Помещение, в которое они вошли, было огромным – Кёрк понял это по изменившемуся тону эха. Воздух внутри был влажным и насыщенным кислородом. Спок явно планировал экскурсию заранее.

Спок… сейчас он казался каким-то другим – тихим, сильным, напряжённым – в хорошем смысле этого слова. В этот момент Кёрк кожей чувствовал его инопланетное происхождение… инопланетное происхождение и могущество. Рука, что направляла его по пути сюда, изгибы сильного тела, коридоры дома, эта комната – всё дышало могуществом, оно просачивалось в каждую его пору, касалось каждого рецептора. Он ощущал тревогу и некоторую неловкость, не зная, что ждать дальше. Инопланетное могущество. Вулканец. А он в полной темноте.

– Спок, по звуку кажется, что это помещение просто огромное. Для чего оно? Как оно выглядит?

– Можно сказать, что по своим функциям оно аналогично семейным часовням, когда-то встречавшимся на Земле. Это длинная и узкая комната, в ней хранится фамильный идол.

– Можно мне?.. – Кёрк повернулся в сторону идола. Спок подвёл его к святыне, и Кёрк ощупал её незнакомые очертания. Она была около метра высотой, вырезана из какой-то твёрдой местной породы, а в самом центре горел огонь. Он ощупал пальцами изгибы, но не смог визуализировать форму.

– Это голова ле-матьи, – ответил Спок на незаданный вопрос. – Резьба довольно примитивна, поскольку вещь древняя. Грани отёсаны очень грубо, отражая первобытную природу дикого животного.

– Но почему ле-матья?

– Это самый крупный хищник на Вулкане – король пустыни, символ смертельной опасности и… свободы. Ле-матья является «семелем» – хранителем – нашего рода вот уже много веков.

Слушая рассказ Спока, Кёрк продолжал ощупывать святыню, пытаясь увязать зрительный образ из воспоминаний с формой каменного идола, прочувствовать красоту смертоносного животного, заключённую в созданном руками древних вулканцев произведении искусства.

– Выбор животных в качестве хранителей огня имеет не только ритуальное значение, но и культурное. Дикие животные как нельзя лучше отражают жестокий и неукротимый дух вулканцев, подчинённый силе логики и моральным принципам.

[~Nagini~]

Кёрк замолчал. Страсти, чувства, желания с одной стороны. Логика, баланс, продуктивность – с другой. Эта борьба противоположностей рождает конфликт культур сумасшедших масштабов, о котором известно каждому, кто лично знаком с вулканцами. Но что с его вулканцем? Гибрид вулканца и человека, раскритикованный, осуждённый, даже отвергнутый собственным народом, был для соотечественников вечной загадкой: является ли он одним из них, можно ли на него рассчитывать? «Ты вулканец или человек?», – он до сих пор помнил слова, полные презрения и плохо скрываемой ненависти. Но Спок всегда был где-то посредине, он был синтезом, он был открытием, он был первопроходцем, посмевшим противопоставить собственное мнение всему Вулкану.

Голос Спока вернул его к действительности:

– Огонь в сердце святыни – это постоянное напоминание о приручённой дикости, об отказе от агрессии, о жизни в границах логики, о её умиротворяющем спокойствии. Огонь – неудержимый, разрушительный, смертоносный – он здесь, чтобы служить. Этот огонь принадлежит моей семье.

Кёрк ощутил, как жар, исходящий от идола, неожиданно усилился, и в комнате тут же начал распространяться горьковатый запах – похоже, Спок положил в огонь фимиам. Кёрк практически видел, как взмывают вверх беснующиеся языки пламени – дикие, неуправляемые, ненадёжные слуги – и жадно лижут навеки застывшие черты каменного чудовища. Огонь бунтовал против заключения в каменных ладонях своих хозяев, рвался на свободу, как ле-матья, средь бескрайних песков несущаяся за добычей. Холодок пробежал у него по спине. Одетый в синтетическую кожу, он почувствовал, что замерзает, стоя у огня.

– Спок, зачем ты меня сюда привёл? – он попытался дотронуться до вулканца, но тот стоял далеко, погружённый в собственные размышления, совершенно чужой. Ничего не ответив, Спок взял его под руку и повёл прочь от святыни. Стальная хватка его сухих пальцев пугала, и, кожей ощущая непонятную отстранённость, безымянное напряжение в вулканце, Кёрк подчинился ему без лишних слов.

– Зал предназначен для семейных собраний. В нём нет мебели – только толстый красный ковёр из шерсти. На другом конце помещения, там, куда мы сейчас направляемся, расположен камин.

Кёрк ощутил распространяющиеся с указанной стороны волны тепла и понял, что камин уже разожжён. В отличие от святыни, камин был облицован отполированной древесиной, украшенной тонкой искусной резьбой, и Кёрк вновь подумал о борьбе противоположностей: пламя диких предков против умиротворяющего домашнего очага. Вулканцы, несомненно, знают толк в поддержании равновесия.

– Раздевайся.

Приказ. Кёрк знал, что он всё понял правильно – и слово, и намерение. Но при этом он не чувствовал никой опасности, никакой угрозы в голосе вулканца, только могущество – чистое, всеобъемлющее, на удивление притягательное и не оставляющее даже мысли о том, чтобы не подчиниться. И он подчинился.

Медленно избавившись от жилета и шортов из синтетической кожи, он сбросил лёгкие сандалии – подарок Аманды – и даже браслет. До него доносился звук дыхания Спока, и он протянул руку, чтобы прикоснуться. И тут же смущённо её отдёрнул: Спок тоже был обнажён.

– До разума была страсть; до того, как огонь был укрощён, он бушевал свободно во всепоглощающем наслаждении, – раздался голос Спока, вибрируя, отпуская наконец на волю сдерживаемое напряжение. – До Сурака и нового порядка, умами владели любовь и узы, созданные во имя страсти. Не обязанность размножаться, не чёрный страх смерти во время Пон Фарра, но потребности и желания. Во времена Реа Неэмана воины, мужчины, связывали себя вечными узами – чтобы сражаться бок о бок, жить вместе и вместе умереть. И в этих узах была любовь, и кровь, и пламя. А ещё там было… счастье, – отстранённость исчезла, и глубокий голос Спока был полон гордости и доверия, его рука лежала на плече Кёрка, словно в стремлении притянуть его ещё ближе. Бесцельное, ненаправленное могущество сконцентрировалось теперь в одной точке. Кёрк понимал, что происходит, чувствовал, что является сейчас свидетелем и фокусным центром жажды, страсти, желания. Его партнёр заявлял свои права на него перед лицом древнего огня… снова, до конца, навеки.

Они оба надолго замолчали, в ушах гремели барабаны, бой с каждой секундой учащался, становился сильнее и громче, разбивая вечность на мгновения… его собственное сердце. Влажный и наэлектризованный, воздух наполнял лёгкие, тело била дрожь, резонируя с треском огня, дыханием вулканца, пульсацией самой жизни. Он вдруг почувствовал себя невероятно одиноким, он хотел скорее избавиться от этого ощущения – должен был – и он рефлекторно протянул руки, чтобы прикоснуться к лицу Спока. Его резкие черты не могли ничего от него скрыть, никогда не могли. Решительные, смелые, словно высеченные из гранита. Черты чуть смягчились под его прикосновением, как будто кончиками пальцев ему удалось возвести между ними двумя мост, сложенный из чистой страсти. Но Кёрк решил ждать. Перед ним был его вулканец, окружённый аурой таинственности, сходящий с ума от желания. Он сейчас был на своей территории, и Кёрк ему доверял. Он готов был ждать во имя этого доверия.

– Джим, – голос Спока был хриплым от волнения. – Я прошу тебя пройти со мной испытание огнём, встать перед ним в качестве моего избранника, – хватка ладони на плече Кёрка чуть ослабла, когда они вновь повернулись к святыне.

Кёрк услышал звук льющейся жидкости, а потом Спок вложил ему в руки кубок, помогая удобно разместить пальцы на тонкой ножке сосуда.

– Это ковит, он предназначен специально для таких случаев. Выпей его.

Кёрк выпил, не задавая лишних вопросов. Жидкость обожгла горло, воспламенила тело, даря ощущение свободного полёта в безграничном пространстве. Он почувствовал, как мышцы расслабляются, руки и ноги становятся неожиданно лёгкими, спина распрямляется, а грудь дышит легко и свободно. Наконец, ощущение достигло его разума, снося все барьеры, стирая условности и предрассудки, открывая его для вселенной, обнажая чувства. Он чувствовал невероятную радость, освобождение от себя самого, он стал единым с силами творения, какими они были до его рождения, до появления всего сущего и какими будет после. А может, смерть – более подходящее понятие? «…Ибо прах ты и в прах возвратишься…» Нет! Нет! Он вырвался из нигилистического забвения, он был живым, особенным, неповторимым. И вопреки всем законам природы он был не одинок… Спок? Спок!

– Я рядом, Джим, – раздался голос, разбивая одиночество на осколки. – Дай мне руку, я хочу, чтобы ты коснулся чаши для огня, запомнил её размер и форму.

Чаша была круглая и довольно маленькая, от краёв до основания испещрённая какими-то непонятными надписями, как решил Кёрк, на древневулканском.

– Во время испытания, один должен тянуться к другому через огонь. Если ты готов, Джим, я направлю твою руку.

– Не нужно, Спок, я справлюсь, – Кёрк стоял рядом со святыней, кончиками пальцев продолжая исследовать края чаши.

Голос Спока понизился до шёпота. Едва слышно проговаривая незнакомые ритуальные слова на вулканском, он протянул правую руку, и Кёрк встретил её над чашей. Их пальцы переплелись, соединяя двоих в одно целое. Огонь потрескивал, и в воздухе явственно запахло обожженной кожей, но ни один из них не замечал боли, не заботился о таких мелочах… ещё одни узы, ещё одно испытание, ещё одно звено в цепи, которая по их воле свяжет их воедино. Они были одним – братьями, прошедшими испытание огнём…

Не выпуская ладони Кёрка, Спок убрал руку от жарящих языков пламени, и губами прижался к саднящему ожогу на его запястье. Не поцелуй – заявление прав. Его рука дрогнула, и пришлось на миг закрыть глаза, чтобы справиться с головокружением. Когда он снова открыл их, на дне расширившихся зрачков полыхали костры. Подняв голову, он с жадностью впился поцелуем в приоткрытый рот Кёрка, а потом одним яростным движением прижал человека к себе, кусая его губы, шею, плечи. В этом порыве не было нежности – только обнажённая первобытная страсть; он стискивал Кёрка так, что трещали рёбра, притягивал к себе крепче, крепче, как будто пытался слить два тела в единый завершённый организм.

Ковит горел в их крови, сводя с ума, опаляя плоть, и он чувствовал, как его страсть эхом отдаётся в теле партнёра. Они стали сплетением рук, ласкающих, гладящих; целующие губы оставляли на своём пути влажные дорожки; капельки крови выступали на тонкой коже там, где её касались острые зубы; плоть касалась плоти, горящие страстью тела блестели от пота. Спок чувствовал, как пальцы партнёра требовательно впиваются ему в бёдра, притягивают ближе, а потом Кёрк опустился на колени и губами обхватил его возбуждённый член. Кёрк царапал его поясницу, оставлял красные метки на боках, ставил синяки на внутренней поверхности бёдер, ни на секунду не выпуская изо рта напряжённый ствол, сдавливал яички, кружа языком по гладкой тёмно-зелёной головке. Зубами он оцарапал чувствительную кожу, и, вскрикнув от боли, Спок открыл глаза. Пару мгновений он бесстыдно и пристально вглядывался в раскрасневшееся лицо человека. Крохотные капельки пота стекали по лбу, скапливались в ямочке на подбородке, сверкали на ресницах. Его лицо казалось отлитым из бронзы – блестящее, красное от отражающихся языков пламени. Перед ним был его Кёрк и всё же… он казался иным. Знакомые черты, искажённые маской жестокости, как у его двойника из зеркальной вселенной, или обнажённая волчья ярость «врага изнутри»… но разве это был незнакомец? Разве он был Споку врагом?

[~Nagini~]

Схватив за плечи, он поднял Кёрка на ноги и прижал пальцы к его вискам. Кёрк почувствовал, как поток зрительных образов, взрывая темноту, устремляется в его сознание, но теперь это ощущалось острее, живее, чем раньше, и бесформенная серость расцвела вокруг него целым калейдоскопом красок – отражениями реального видимого мира. Он прозрел. И прямо перед ним из хаотичных очертаний, цветов и форм соткались два силуэта, обнимающие друг друга за плечи и талию. Стены были зеркальные, на полу, у самого их основания мерцали десятки остро пахнущих восковых свечей, и в их неверном свете Кёрк увидел Спока и себя самого. Их глаза сверкали, их покрытые потом тела застыли, сгорая от нетерпения, желая большего, наслаждаясь долгожданной близостью. В зеркальном отражении, глазами Спока, Кёрк видел то, что раньше не смог бы даже вообразить: они были вместе, они держали друг друга в объятиях, дрожа от неутолённой страсти. Отражения то покачивались, плыли, размывая контуры силуэтов, сливаясь с красной гладью ковра, то снова становились чёткими. Он не знал, почему это происходит – может, всё дело в особенностях зрительно-образного мелдинга, может, эту оптическую иллюзию порождает живое пламя свечей, а может, всё дело в том, что их обоих потряхивает от нетерпения.

Он видел, что вулканец полностью возбуждён, он впервые мог во всей красе рассмотреть осязаемое доказательство его желания, его чувственности… Невероятно – но его первой оформленной мыслью было:

О господи, он и в самом деле зелёный…

Спок отвернулся от зеркальной стены и перевёл взгляд на святыню, в которой по-прежнему плясали языки пламени, затем на камин и, наконец, на ряд свечей на полу, образующих зеркальную рекурсию, бесконечный ряд сверкающих янтарём созвездий… их личная вселенная. Но Кёрку не доставало терпения: он поднял руки и вновь развернул лицо Спока к зеркалу, расположенному прямо перед ними.

– Ты, – хрипло прошептал он. – Я хочу видеть тебя… я так давно не видел. Ты никогда не был… таким, как сейчас.

К щекам Спока прилила краска, и вместо ответа он слегка сжал плечо Кёрка.

– Так… ясно, так чисто… Спок, – выдохнул Кёрк, – мелдинг всегда был прекрасен, но сейчас он какой-то особенный. Почему?

– Это всё… ковит, – с трудом выговорил Спок, задыхаясь под нежными прикосновениями Кёрка. – Это древнее зелье, в досураковские времена его использовали воины Реа Неэмана… его почти невозможно достать. Это не галлюциноген, но сильнейший сенсибилизатор. Я рад… рад, что тебе приятно. Ох, Джим! – вдруг выкрикнул он так резко, словно от сильной боли, отнял пальцы от виска Кёрка, разрывая мелдинг, бросил человека на пол и с животным рыком навалился сверху.

Это была его ночь. Он должен был получить то, что его по праву – он сделал выбор и теперь желал прижиматься к тёплому отзывчивому телу, распаляясь, подливая масла в огонь, и без того бушующий у него внутри. И Кёрк понял его, он позволил ему это. Он был готов отдать всё этому вулканцу – его вулканцу – во имя его настоящего, во имя его дикого прошлого. Готовый принять партнёра, он встал на колени, чуть раздвинув ноги, и Спок, теряя последние капли разума и самообладания, с невнятным всхлипом толкнулся и вошёл в него одним движением.

Ощущения боли и удовольствия пронзили тело Кёрка подобно снаряду, окатили с головы до ног словно раскалённая лава – тяжёлые, жгучие, ошеломительные. Его спина прогнулась от острого наслаждения, каждое нервное окончание звенело, оживая, открываясь. Глухо застонав, он запрокинул голову, и перед его открытыми глазами вдруг соткался мираж. Словно бы в дымке он увидел сильное тело, нависающее над ним, сжимающее его бёдра и толкающееся, толкающееся в безграничном порыве всеобъемлющего счастья. А ещё он увидел себя самого, напряжённого, сдавшегося на милость этой сокрушительной силе. Они были похожи на мифическое двухголовое чудовище – тела сплетены в одно целое в восхитительной гармонии разделённого на двоих ритма самой жизни; они напоминали древнегреческих борцов, чья кожа блестит золотом драгоценных масел, сошедшихся в неистовом танце любви. Кёрк видел, как пустота в его невидящих глазах уступила место экстазу абсолютного восторга, и, когда картинка перед его взором начала рассыпаться на тысячи мелких тонущих в серой мгле осколков, он выгнулся дугой и кончил.

Уловив дрожь пронзившего Кёрка наслаждения, Спок замер на несколько мгновений, уцепившись за его талию, уткнувшись лицом между его лопаток и слушая отголоски охватившей человека истомы. А затем очень медленно он перевернул Кёрка на спину – первый по-настоящему нежный жест за эту ночь – и снова с силой вошёл в его тело. Потерявшись в тумане удовлетворения, Кёрк почти не осознавал, с какой мощью вторгается в его тело вулканец, почти не чувствовал, как горячий каменно-твёрдый член заполняет его изнутри. На долю секунды он снова мог смотреть глазами Спока на покачивающийся силуэт себя самого, на знакомые черты, искажённые жаром страсти, на крупные капли пота, стекающие с высокого лба на виски, шею, собирающиеся на кончиках светлых ресниц… Ему казалось, что от его разгорячённой кожи идёт пар – пар пылающей крови, возбуждённой плоти… А потом Спок закрыл глаза, и всё исчезло. Когда вулканец кончил, то был уверен, что просто он не сможет вынести этого ощущения полного освобождения, его тело словно бы разлетелось на молекулы, свободно плывущие в микрокосмосе между их грудными клетками, бёдрами, животами…

Ещё какое-то время, кажущееся вечностью, они прижимались друг к другу, цепляясь за плечи, как за последнюю соломинку с отчаянием утопающего. Мышцы обоих подрагивали от напряжения, будто последние аккорды мелодии, сыгранной на распалённых чувствах. А потом настала тишина.

Первым заговорил Кёрк:

– Спок, этот мелдинг… ты позволил мне увидеть тебя… нас… вместе, – приподнявшись, он погладил лицо Спока, нежно проведя ладонью по его глазам. – Спасибо, – сказал он.

– Да, но только… Мне жаль, что это было так скоротечно… Я должен был справиться лучше, но я… – Было очевидно, что на самом деле Спок ни о чём не жалеет. В кои-то веки неудержимый вулканский пыл оказался сильнее других эмоций, и Спок совсем этого не стыдился.

– Но это не было скоротечно. Я видел нас несколько раз… ты сумел удержать мелдинг!

Спок не ответил. Было слишком трудно думать, не то что говорить. Невозможно. Но… он уверен, что оборвал связь. Могла ли она удержаться сама по себе, не порваться по непонятным ему причинам? Может ли энергия разума, которую он долго копил, усиленная действием ковита, действовать без его осознанного участия, позволяя Кёрку считывать обрывки зрительных образов напрямую из сознания Спока? Джим… Джим, – мысленно прошептал он, взволнованный неожиданно наполнившей его сердце нежностью, и порывисто прижался щекой к груди человека.

Какое-то время он парил на границе сна и бодрствования, чувствуя, что не в состоянии подняться. Кёрк первым встал на ноги, потянул на себя сопротивляющегося вулканца, пытаясь придать тому вертикальное положение, и практически волоком потащил его к двери. Приготовления, этот значимый для него ритуал, зрительно-образный мелдинг вытянули из него все силы, высосав досуха, почти лишив сознания, и теперь пришла очередь Кёрка поддерживать его под руку, медленно и осторожно поднимаясь по лестнице в башню, где располагалась спальня Спока.

Он уже был в собственной кровати, наслаждаясь ощущением тепла и сытого умиротворения, когда в его памяти вдруг всплыли слова: Спасибо тебе, Спок, брат огня, за то, что позволил мне увидеть тебя…

конец 9 главы

[julia-sp]

Ур-р-р-ра! Продолжение!

[~Nagini~]

julia-sp,

[Angel Eyes*]

Настолько прекрасно, что у меня нет слов! Я их так люблю!
~Nagini~, спасибо, дорогая.

[Тень РА]

Потрясающая глава! Начала читать в среду и как могла растягивала удовольствие) Потому что сейчас реально ничего даже отдаленно похожего по наполненности и эмоциальности ни в одном фандоме найти не могу.

Как мне нравится Спок что ему вулканцы, он на отца со своей башни бы плюнул, если б это помогло Джиму))
А Сарек ведь понял, да? Я думала, он будет в шоке. Хотя судя по дальнейшему, что в культуре Вулкана существуют и такие ритуалы, то вроде и не должен быть он против. Кстати, я думала, Аманда первой как-то догадается.

Вообще все круто, конечно. Настолько красочны описания, как будто сама в усадьбе Спока побыла)

Спасибо большое за чудесный перевод,
~Nagini~!

[~Nagini~]

Angel Eyes*,

Тень РА,
спасибо тебе за то, что делишься мыслями!
Не могу ответить, на самом деле, иначе спойлеры местами засвечу - не гуд,
но нет слов, как интересно, смотреть за реакцией читателя

[~Nagini~]

ГЛАВА 10

Иллюзорным светом нас манят надежды,
Когда наш сон особо безмятежен…

---– Оливер Уэнделл Холмс

Окутавший его туман рассеялся так внезапно, словно кто-то острым ножом вспорол глухой серый занавес. Один резкий взмах – и вспыхнул свет. Невыносимо яркий сначала, свет быстро смягчился, разбиваясь о гладкость зелёных, цвета мха, стен, смешиваясь с металлическим блеском рабочего стола, окончательно теряясь в тонувших в полутьме углах смотрового кабинета.

Сухие костлявые пальцы – только большой и указательный, большего для мелдинга не требуется – коснулись его виска, считывая информацию с точностью запрограммированной мыслительной машины, сортируя данные и немедленно передавая полученные сведения в компьютеризованный, подчинённый строгой логике вулканский мозг. Он ощущал, как чужая воля, словно щупальца, проникает в его разум, впивается в тело, высасывает сознание. Он вздрогнул, и доктор подвинулся, открывая его взору другую часть рабочего стола, на котором покоились кипы бумаг, плёнок и светился экран монитора с монотонно пульсирующим значком входящего сообщения.

Вулканец сменил направление взгляда: картинка перед глазами качнулась, и к горлу на мгновение подступила тошнота. Теперь он видел серый, покрытый ковролином пол и пару кожаных ботинок – его собственных. Он закрыл глаза, несколько раз судорожно сглотнул и попытался отстраниться, но безжалостные пальцы последовали за ним, словно голодные хищники, не желающие отпускать жертву, они терзали, давили, без единого сомнения взрывая хрупкие границы его личного пространства.

А потом пальцы вжались в его кожу ещё сильнее, словно бы в стремлении обозначить собственное превосходство, и ощутимый электрический разряд устремился по его зрительному нерву, доставляя нежеланные образы прямо в мозг. Он качнулся, и его сотрясла дрожь: сначала только руки, до этого расслабленно лежавшие на подлокотниках, но затем неприятное ощущение охватило всё тело, мелко затряслись губы, застучали зубы. Его окатило волной отвращения, с трудом сдерживаемый крик разрывал грудь, и, собрав остатки воли в кулак, он оттолкнул руку вулканца.

– Хватит, чёрт побери! Довольно! Я больше не могу! Это вообще когда-нибудь кончится? Что ещё вам от меня нужно? – он резко поднялся и спрыгнул с диагностического кресла.

– Доктор Маккой, вы не могли бы зайти на минутку? – спокойно спросил доктор в интерком, и пару мгновений спустя раздался звук знакомых шагов, за которым последовал обеспокоенный голос его друга:

– Джим? Доктор Тиира? Что произошло? – Маккой ободряюще сжал всё ещё подрагивающее плечо Кёрка.

– Заключительный глубокий оптический тест, предназначенный для определения точки блокировки, вызвал у реципиента неприятные ощущения, – отозвался вулканец. – Я непременно должен был оценить качество передачи нейроэлектрических импульсов.

– С помощью зрительно-образного мелдинга? – поразился Маккой. Голос его звучал недовольно. – Неужели это было так необходимо?

– Уверяю вас, доктор. Если бы это не было необходимо, я не стал бы его инициировать.

– Ну, конечно. Логично. Прошу меня простить, – тем не менее, Маккой уже вложил навигационную трость в руку Кёрка и подтолкнул того в сторону выхода. – Продолжать мелдинг не требуется, я правильно понимаю? – авторитетно уточнил он.

Вулканец перевёл взгляд на Кёрка, словно желая оценить необходимость продолжения процедуры, и только потом ответил:

– Нет. Я собрал достаточно данных, – помолчав ещё пару секунд, он добавил: – Приношу свои извинения, коммодор Кёрк. Я не ожидал, что мелдинг окажется для вас настолько… затруднителен, – извинился он, а затем пробормотал, явно обращаясь к самому себе: – Очень необычно, стоит отметить.

* * * * *

Спок нетерпеливо мерил шагами коридор, когда Кёрк и Маккой вышли из смотрового кабинета. Он явно не находил себе места от беспокойства и уже готов был засыпать их вопросами, но поймал предупреждающий взгляд доктора. Не произнеся ни слова, он встал по правую сторону от Кёрка, и они двинулись к выходу. Впрочем, от цепкого взгляда вулканца не ускользнули дрожащие губы человека, его стиснутые кулаки и упрямо склонённая голова.

И только когда они прибыли домой, поднялись в комнату на верхушке башни и Кёрк улёгся на пол, подтянув ноги к животу и устроив голову на коленях у вулканца, почти невыносимое молчание подошло к концу.

– Это было ужасно, Спок… я даже не знаю, как это описать. Просто ужасно.

Спок не проронил ни слова, понимая, что ответа не требуется. Кёрку надо было поделиться наболевшим, разобраться в собственных чувствах. Он просто положил ладонь Кёрку на голову и принялся нежно перебирать пальцами светлые пряди растрёпанных волос.

– Он позволил мне видеть. Этот вулканский доктор. «Принёс свет во тьму моих дней»… ублюдок! – голос Кёрка сочился ядом. – Самонадеянный ублюдок… да как он только посмел! – от воспоминаний его ладони вновь сжались в кулаки, и он зажмурился от нахлынувшей ярости.

Дар вулканца… Но это слишком личное, это принадлежит только им двоим… одно видение на двоих, расцвеченное красками их связи, их любви, их страсти… От этой мысли кровь закипела у Спока в жилах, и он наклонился, чтобы коснуться губами мягкой пряди, упавшей на лоб человека.

Ещё долго они сидели в полной тишине, Гнев Кёрка угасал по мере того, как удлинялись тени, а раздражение и отвращение растворялись в сгущающихся сумерках. Отыскав руку Спока, он положил большой палец на ту точку, где легко прощупывался частый вулканский пульс, и прислушался к биению сердца. Безупречный ритм, надёжный, не человеческий, но такой родной и любимый… И тогда он снова почувствовал себя счастливым.

* * * * *

– Уже пора, Джим. Гости должны прибыть через сорок две минуты.

– Вот прямо так точно?

– Разумеется. На Вулкане опоздание считается не только признаком невоспитанности, но и дурного тона.

Вздохнув, Кёрк начал облачаться в выходной наряд, сшитый в лучших вулканских традициях, однако его крой только подчёркивал отличия человеческого тела от вулканского.

Сначала он не испытывал особой радости от того факта, что ему придётся присутствовать на мероприятии, на которое были приглашены различные высокопоставленные вулканцы и близкие знакомые семьи – специально, чтобы встретиться со Споком и его друзьями. Но вечеринка была идеей Сарека, и он просто не мог отказаться. Находясь в обществе, Кёрк до сих пор чувствовал себя не в своей тарелке, а при мысли о том, что его будет окружать куча вулканцев с их холодными взглядами и бесстрастными голосами, просто мурашки по коже шли. Однако, – подумал он, нервно приглаживая волосы, – рано или поздно к этому придётся привыкнуть.

– Я готов, Спок, – он решительно пошёл к двери. – Проверь, всё ли в порядке. Носки одинаковые?

Когда он оказался рядом с вулканцем, волнение поутихло, уступая место чувству защищённости. Он уже взялся за ручку двери, но Спок остановил его и притянул к себе, чтобы поцеловать закрытые веки: губы нежно скользнули по тонкой коже, язык коснулся ресниц. Ошеломлённый, Кёрк застыл на мгновение, а потом расцвёл в улыбке, и только тогда Спок распахнул дверь и помог ему выйти из комнаты.

– Ну что, коммодор, вы готовы встретиться с вулканской общественностью?

– Абсолютно не готов, – рассмеялся Кёрк и крепче стиснул руку Спока. – Не оставляй меня одного, пожалуйста, будь рядом.

– Я и так рядом… всегда, – едва успел шепнуть Спок, и они вышли в холл. Пару минут спустя к ним присоединился встревоженный Маккой, нарядно одетый и явно взвинченный от волнения.

Гостей им представляли долго, очень торжественно, и Спок был уверен, что Кёрк не запомнил ничего из услышанного. Маккой, кажется, просто не понимал, как вести себя с серьёзными вулканцами, не способными оценить его юмора, и Спок несколько раз замечал, что доктор просто бесцельно бродит туда-сюда, вцепившись в положенный случаю напиток, и с каждой последующей минутой выглядит всё более несчастным.

Более опытный в плане общения с высокопоставленными особами, Кёрк держался достойно, в очередной раз доказав, что не зря имеет репутацию отличного дипломата. Он легко находил общие темы для разговора с каждым из приглашённых, и со стороны казалось, что он вовсе не испытывает никакой неловкости. Хватка человеческой ладони на предплечье Спока становилась слабее по мере того, как Кёрк ощущал себя всё свободнее и раскованнее, а его движения становились всё более плавными и непринуждёнными. Когда пожилой седовласый вулканец – один из старых преподавателей и находящийся сейчас на пенсии президент Академии – втянул Спока в беседу, Кёрк и вовсе отпустил его руку и пошёл прочь. Взволнованно переминаясь с ноги на ногу, Спок смотрел, как Кёрк храбро пересекает холл, опираясь только на поступающую с сенсоров информацию. Хотелось броситься за ним вслед, но этикет не позволял так резко прервать разговор с гостем.

Он ни на мгновение не отрывал взгляда от Кёрка, пристально наблюдая за тем, как тот перемещается по залу, то и дело останавливаясь, чтобы поприветствовать кого-то кивком головы или обменяться парой фраз. Пожилой вулканец всё говорил и говорил, и Спок, растеряв остатки вежливости, отвернулся, глядя на изящную фигуру человека, грациозно скользящего по многолюдному помещению: крепкие мышцы перекатывались под свободной вулканской туникой, подбородок высоко поднят, невидящие глаза широко открыты. Кёрк замер, отпил глоток ярко-оранжевого напитка из бокала, и свободной рукой коснулся виска – так, словно бы пытался что-то вспомнить… Головная боль? Но не успел Спок всерьёз обеспокоиться, как лицо Кёрка просветлело, и он повернулся к одному из гостей, вновь включаясь в беседу и оживлённо жестикулируя, как делал всегда, когда был увлечён. Казалось, он полностью поглощён общением, но вдруг повернулся в направлении Спока и широко улыбнулся, и лицо вулканца – практически против его воли – осветила ответная полуулыбка.

[~Nagini~]

Спок ощутил, как краска прилила к щекам. Кёрк просто неотразим. Этот невероятно нелогичный, восхитительно эмоциональный человек просто неотразим… и даже его сухие и чёрствые, до ужаса логичные собратья находят его таким. Спок смотрел на человека так, как смотрел сотни тысяч раз – на корабле, на чужих планетах, во время дипломатических миссий – но сегодня он в первый раз с собственнической гордостью подумал: Он мой – на самом деле мой! – и эта мысль полыхнула в его сознании, почти болезненно обжигая свой ясностью.

Голос Кёрка не покидал его весь вечер, доносился из каждого уголка огромного зала для приёмов, казалось, он звучит для него одного – оживлённый, эмоциональный, то и дело срывающийся в раскрепощённый смех. И этот звук мелодичным эхом отражался от древних стен, заполнял помещение до краёв, медовой патокой лился в уши, пуская огненные искры прямо под кожу, а потом стихал, растворяясь в камне, оставляя после себя только глухую тишину. От смеха Кёрка – как и всегда – по коже Спока пробежали мурашки, словно бы кто-то пощекотал его лёгким пёрышком в самых чувствительных потаённых местах.

Время шло, и Спок отметил некоторые перемены в поведении Кёрка. Его очевидно приподнятое настроение достигло своего пика, и теперь его бойкие движения были расторможенными, слегка истерическими, голос казался слишком высоким, лицо раскраснелось, а смех раздавался слишком уж часто. С возрастающим беспокойством, Спок наблюдал за тем, как Кёрк запнулся и не упал только потому, что успел схватиться за спинку удачно оказавшегося рядом стула. Когда он споткнулся, напиток выплеснулся из его бокала на рукав туники, оставив бесформенное пятно на гладкой ткани…

Гнев затопил сознание Спока. Он уже видел Кёрка таким. На Звёздной базе, в том баре, несколько раз в их доме… Он никогда не понимал этого и уж точно не одобрял. В этом не было никакого смысла и никакой пользы. Алкогольное опьянение. И он просто не мог поверить, что Кёрк выбрал именно этот вечер, чтобы снова напиться.

Ноги понесли его в направлении Кёрка быстрее, чем мозг успел принять решение. Держась за спинку стула, как за последнюю соломинку, Кёрк оживлённо дискутировал с Т’Лин из Центрального космопорта, не прекращая улыбаться ни на секунду.

– Джим? – Спок коснулся его плеча и ненавязчиво отвёл в сторону, извинившись перед донельзя удивлённой вулканкой. – Ты мог бы подняться со мной наверх?

Дезориентированный, Кёрк сначала подчинился, на автомате последовав за Споком, но на первом лестничном пролёте остановился как вкопанный.

– Пусти, Спок. Я не хочу наверх, – он попытался вывернуться, и Споку пришлось перехватить его руку крепче, чтобы удержать около себя.

Когда они вошли в спальню, Кёрк снова попытался оттолкнуть Спока, свободной рукой уперевшись тому в грудь – и вулканца на миг затопила багровая, как выдержанное вино, волна ярости, начисто лишая связи с реальностью. Поддавшись порыву, он с силой отбросил человека от себя, ударив о твёрдую гладкую стену.

На несколько мучительных секунд мир вокруг них замер. Спок стоял, словно парализованный, будто бы прирос к полу, а потом тишину нарушил звук, самый неожиданный из всех вероятных, – хохот.

– Джим? Прости меня, – дрожащим голосом произнёс Спок. – Ты в порядке? Джим?

Кёрк кивнул и поднялся. Покачнувшись, он неуверенно шагнул к Споку, не переставая улыбаться.

– Да что мне будет…Хочешь поиграть, Спок? Ну, давай, мне охота. Мне сейчас та-а-а-ак хорошо! Меня вообще ничего не волнует – ни темнота, ни твои дурацкие вулканские замашки, мой дорогой старший помощник.

– Рад это слышать. Но я бы порекомендовал сначала принять душ… желательно холодный, – он хотел, чтобы Кёрк протрезвел и лёг спать.

К его изумлению, Кёрк безропотно подчинился и принялся раздеваться, улыбаясь совершенно по-ребячески. Коснувшись рукой груди вулканца, он неодобрительно нахмурился:

– А ты всё ещё полностью одет. Ты не собираешься ко мне присоединиться? Весь кайф обламываешь! – несмотря на сказанное, он послушно отправился за Споком в ванную и, когда вулканец настроил воду на прохладные 25°C, долго стоял под душем. Струи воды охлаждали кожу, стекали по спине, капли повисали на длинных ресницах… какое-то время спустя его лицо посерьёзнело, и он хрипло пробормотал:

– Спок, напомни мне поблагодарить Скотти. Я столько раз просил его починить душ в моей каюте, и он наконец-то это сделал! Люблю, когда вода…

Спок уставился на него, не веря своим ушам, ожидая какого-нибудь смешного окончания фразы, но его не последовало. Кёрк не шутил. Он считал, что время отмоталось вспять, что он снова на «Энтерпрайз», командует кораблём.

Алкоголь. Спока ненавидел то, что он делает с людьми. А тут ещё и вулканская жара, высокая гравитация и бедный кислородом воздух – всё это только усилило действие выпивки.

Выйдя из душа, Кёрк задрожал, и Спок укутал его в большое банное полотенце, прежде чем довести до кровати. Натянув одеяло на дрожащего человека, он сел на край ложа. Кёрк притянул его к себе и, дразня, впечатался поцелуем в плотно стиснутые губы.

– Залазь ко мне, – прошептал он, – и расскажи сказку на ночь. О том, как давным-давно, один волшебный вулканец, ничегошеньки не знающей о человеческих птичках и пчёлках… – Кёрк ухмыльнулся и, продолжая тянуть Спока к себе, пояснил: – Ну, знаешь, ту эротическую сказку о непристойном, похотливом, разнузданном сексе…

Гнев снова охватил Спока, и он встал, резко вывернувшись из хватки человека.

– Не хочу, – отрезал он и, помолчав, добавил: – Ты можешь пообещать мне, что не покинешь эту комнату в течение следующих 5,4 секунд и попытаешься заснуть? Я вернусь, – он уже был за дверью, когда осознал, что в тот момент, когда Кёрк поцеловал его, от него не пахло алкоголем.

Маккой заметил его с другого конца зала и, покачиваясь, направился навстречу, широко улыбаясь. Доктор тоже нетрезв, – отметил про себя Спок.

– Ну спасибо тебе, Спок, что сообщил мне о том, что вы ушли, – отсалютовал бокалом Маккой. – Вы просто испарились – я уж было решил, что меня даже не подвезут до дома.

– Доктор, мне совершенно не хочется загружать вас сейчас медицинскими вопросами, но нет ли у вас с собой чего-то от похмелья?

Приоткрыв рот от изумления, Маккой оглядел его с ног до головы.

– Для тебя?

– Сейчас не время для оскорблений, доктор. Эту заразу я от людей пока не подхватил. Для Джима. Он совершенно нетрезв и очень беспокоен, – в голос Спока вернулось раздражение: – Я вообще поражён тем, что вы позволили ему упиться до такого состояния, и очень надеюсь, что сможете справиться с последствиями.

Не проронив ни слова, Маккой пошёл за ним следом наверх. Когда они вошли в комнату, то с удивлением обнаружили Джима у окна, полностью одетым, весёлым и посвежевшим на вид.

– Спок?

– Да, Джим. Со мной доктор Маккой. Почему ты не в кровати?

– Мы опаздываем, ты разве забыл? Я уже оделся и готов встретиться с твоими вулканскими «друзьями» – ха, шутка совсем не случайна.

Никто не засмеялся. Несмотря на шок, Спок отметил, как изменилось выражение лица Маккоя. Казалось, он протрезвел в одно мгновение: расслабленность исчезла, уступив место собранности и глубокому профессионализму. Он подошёл к Кёрку, взял его за руку и повёл в сторону кровати.

– Джим, я хочу, чтобы ты лёг. Это приказ.

– Я не принимаю от вас приказы, мистер! – злобно выплюнул Кёрк, пытаясь освободиться. – Если я не подчинюсь, что ты сделаешь? Лишишь меня права командования?

– Я собираюсь лишить тебя возможности слоняться тут, как лунатик. И если придётся, то я привяжу тебя к кровати, – его голос смягчился, когда он продолжил: – У вулканских кроватей есть специальные столбики, заешь ли…

Внезапно побледнев, Кёрк прекратил сопротивление, медленно опустился на кровать и вздохнул.

– Наверное, ты прав, Боунз. Я чувствую себя слегка не в своей тарелке... Всё кружится, – он потёр висок.

– Голова болит?

– Нет, вроде… но в ушах звенит так громко, что я не слышу собственных мыслей. Такое чувство, что у меня в башке оркестр играет.

Слабо улыбнувшись, Кёрк лёг, и Маккой тут же провёл над ним медицинским сканером. Затем, ничего не сказав, приложил гипошприц к его плечу и наклонился, пристально вглядываясь в лицо до тех пор, пока успокоительное не подействовало, а потом так же молча вышел из комнаты.

Теряясь в догадках, Спок последовал за ним в коридор.

– Доктор, Джим в порядке?

– Пока не знаю. Нужно понаблюдать за изменением его состояния в течение ночи и завтрашнего дня. Зрачки расширены, давление слегка понижено. Поживём – увидим, – он помолчал, глядя на Спока, прищурившись. – И кстати… Джим не может быть пьян, если только кто-то намеренно не подлил алкоголь в его сок из джеффы. Больше он ничего не пил.

* * * * *

Доктор Тиира устало сел в кресло, и, давая себе время подумать, принялся перебирать на столе бумаги, складывая их в аккуратные стопки, затем повернулся к напряжённо ожидающему человеку. Выражение его лица было абсолютно нечитаемым, когда он кивком указал Маккою на стул, приглашая присесть, и только тогда заговорил:

– Что ж, доктор, настал день, которого вы с нетерпением ждали. Полагаю, мы наконец готовы озвучить наши заключения, касающиеся состояния пациента – коммодора Джеймса Т. Кёрка, бывшего капитана звездолёта «Энтерпрайз», – холодно отчеканил он, и Маккой вдруг подумал, что стал уникальным свидетелем проявления извращённого вулканского чувства юмора. Однако в силу обстоятельств данный факт он решил проигнорировать. Может, позже ради шутки он обсудит это со Споком, но не здесь, не сегодня и точно не сейчас... Он взволнованно поёрзал, приготовившись внимательно слушать.

– Тщательно проанализировав толианское оружие, мы пришли к выводу, что его энергетический заряд направлен на конкретную цель – оптический тракт существ, чьё выживание напрямую зависит от зрения. Данная гипотеза была подтверждена вскрытием лейтенанта-коммандера Зона, в то время как полное понимание биодинамического функционала данного прибора было достигнуто после ряда тестов, проведённых мной на коммодоре Кёрке.