"Поводырь", перевод, макси, NC-17, hurt/comfort, ЗАКОНЧЕН

[~Nagini~]

Название: Поводырь
Переводчик:  ~Nagini~
Оригинал: Nightvisions by Carol A Frisbie, Susan K James, запрос отправлен
Размер: макси, в оригинале 104513 слов
Канон: Star Trek TOS
Пейринг: Спок/Джеймс Кёрк
Категория: слэш
Жанр: ангст, романс, хёрт/комфорт
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: Кёрк был ослеплен толианским оружием, и Спок оставляет службу, чтобы быть рядом с ним.
Примечание: Фик был напечатан в 1979 году в фэнзине, выпущенном «Pulsar Press», и является первым опубликованным К/С-романом.
Читать целиком и скачать одним файлом с АО3

ГЛАВА 1

ГЛАВА 1

Как молодой актер – не редко что бывает -
Затверженную роль от страха забывает…
О, научись читать, что в сердце пишет страсть!
Глазами слышать лишь любви дано во власть.

---– У. Шекспир, сонет 23 в переводе Н. В. Гербеля


Спок торопливо шел по коридорам Командной базы, не в силах контролировать поток мыслей. По личному распоряжению капитана Кёрка ему надлежало явиться на Звёздную базу IX… но зачем?

Он отсутствовал целый месяц, и только теперь, когда совершил столь необходимое для ментального здоровья и устойчивости паломничество, осознал, как же сильно скучал по «Энтерпрайз». Он собирался нагнать корабль как можно быстрее, чтобы вернуться к благодарным и приносящим удовлетворение обязанностям старшего помощника… и к Джиму.

Странное сообщение сбивало с толку. Что капитан делает на Базе, когда «Энтерпрайз» находится за много световых лет отсюда?

Служебный шаттл послушно замер на стоянке, и Спок оказался посреди огромного и очень современного жилого квартала.

– Коммандер, мне подождать? – прервал размышления Спока пилот, которого руководство Базы выделило ему на время визита.

– Нет, спасибо. Вы мне пока не потребуетесь, – отпустив служащего, Спок принялся обозревать окрестности. Он находился в большом ухоженном саду, разбитом вокруг строения, смахивающего на пляжный домик. Усыпанный ракушками песчаный берег был совсем близко, и мощеная тропинка спускалась от дома прямо к беспокойным бледно-синим волнам. Расположенный в самом центре пестрого тропического сада, домик казался сверкающим бриллиантом, и его переливающиеся в лунном свете стеклянные стены манили спокойствием и умиротворением, а тяжелые портьеры, опускающиеся с внутренней стороны стекол, надежно хранили секреты жильцов от любопытных глаз.

Он позвонил в дверь, и на пороге появилась андорианка. Она вежливо поинтересовалась, как его зовут, и Спок не смог скрыть удивления. Этот дом, мебель, прислуга… все это навевало мысли о… постоянстве. Зачем Кёрку понадобились такие сложности, если он пробудет здесь совсем недолго?

Женщина вывела его обратно в сад и, попросив подождать, исчезла за закрывшейся дверью. Минуту спустя она вернулась и сообщила:

– Вас ждут, коммандер Спок. Прошу, входите.

Помещение, в которое его провели, оказалось рабочим кабинетом. Освещение было приглушено, но даже в неверной полутьме можно было легко разглядеть массивные полки красного дерева, сплошь заставленные книгами – настоящими бумажными книгами, которые так нежно любил Кёрк. Присутствовали также куда более привычные стопки карт памяти, на письменном столе стоял компьютер. Стеклянная дверь, ведущая во внутренний дворик, была открыта, и там Спок заметил человека, неподвижно сидящего в кресле и устроившего ступни на подставке для ног. Он видел только силуэт: волевой подбородок, коротко остриженные светлые волосы и широкие плечи, но ошибки быть не могло…

– Спок? – прозвучал мягкий, полный радушия голос. – Иди сюда, присаживайся! – Кёрк взмахнул рукой, указывая на соседнее кресло, и повернулся к вулканцу. – Прости, что не встал, чтобы тебя встретить. Я растянул лодыжку, и доктор запретил мне несколько дней подниматься на ноги, а с ним лучше не спорить!

– Капитан, я отсутствовал 33,4 дня и очень рад наконец вас видеть. Однако должен признать, что ожидал встретиться с вами и остальной командой на борту «Энтерпрайз».

– Разумеется, мистер Спок, разумеется… – губы Кёрка расплылись в мягкой, понимающей улыбке. – Верный, преданный своим обязанностям вулканец, как и всегда, – слова капитана звучали ласково, но почему-то Спок был разочарован полученным ответом, хоть и не понимал, откуда взялось это чувство. После нескольких недель отсутствия, после свершения паломничества, он пришел к новым умозаключениям касательно своего вулканского наследия, и это, как ни странно, во многом примирило его с человеческими эмоциями. Он скучал по Джиму Кёрку, а их теперешняя встреча оказалась совсем не тем, на что он рассчитывал. Огорчение – одно из чувств, совсем недавно признанных вулканцем – вот что он ощутил, когда внимательно оглядел своего капитана. Кёрк заметно похудел с момента их последней встречи, его лицо казалось бледным и отрешенным.

– Спок, давай сначала о тебе. Как поездка? Родители? – вопросы посыпались из Кёрка как из рога изобилия. Он хотел узнать всё и обо всём.

– Поездка была удовлетворительна по всем параметрам, капитан. Что касается родителей, то Сарек шлет вам свои наилучшие пожелания, а Аманда… свою любовь, – Спок едва не улыбнулся, с нежностью вспомнив неизменную и чисто человеческую экспрессивность матери.

– Спок, ты великолепно выглядишь! Я тоже рад тебя видеть… – Кёрк широко улыбнулся старшему помощнику. – Ох, прости, я ужасный хозяин. Хочешь что-нибудь выпить? – он потянулся к кнопке вызова, расположенной на ручке кресла. – Фруктового сока? Или рискнешь разделить со мной стаканчик траньи? – Кёрк покачал полупустым бокалом.

Хагар, его экономка, появилась с подносом в руках, подала Споку напиток, одновременно наполняя до краев бокал Кёрка.

Спок отпил глоток сладкого ярко-оранжевого ликёра и с любопытством осмотрелся.

– Джим, этот дом разительно отличается от капитанской каюты. Я восхищён работой дизайнера по интерьеру.

– Милый дом, не так ли? Мне и самому очень нравится. Он принадлежит моему отлучившемуся на несколько месяцев другу. Определённо, здесь куда лучше, чем в одном из этих безликих гостевых отсеков, которые может предложить руководство Базы.

Кёрк снова и снова задавал вопросы, внимательно слушал рассказ о поездке Спока, его впечатлениях о Вулкане, о том, что их отношения с отцом значительно улучшились. На его лице было написана только радость встречи, но Спок с беспокойством отметил, что улыбка, играющая на губах, резко контрастирует с неявным напряжением, сковавшим его друга. Слова звучали обыденно, руки расслабленно лежали на подлокотниках кресла, но мускулы, время от времени подрагивающие на его подбородке, говорили о собранности, с трудом скрываемом внутреннем надрыве. Тревога Спока с каждой минутой росла, и он рискнул спросить прямо.

– Капитан, простите мою бестактность, но что вы делаете на Звёздной базе?

– Мистер Спок, позвольте мне попытаться объяснить. Я… больше... не служу на «Энтерпрайз».

Это заявление, прямое, однозначное, взорвалось между ними, словно бомба замедленного действия, и Спок поймал себя на том, что не в силах контролировать выражение лица. Пытаясь преодолеть вихрь наполнивших его чувств, он даже не заметил горечи, прозвучавшей в голосе Кёрка.

– Могу я поздравить вас с заслуженным повышением, сэр? – Спок с трудом заставил себя произнести требуемые в данной ситуации формальные слова.

– Стой, Спок. Подожди с вопросами, ладно? Нет, я не лезу вверх по карьерной лестнице… я… оставляю службу. И да, я в полном порядке – как и корабль. Я просто решил уйти.

Спок молчал, понимая, что сейчас ему предложили уточнение, а не объяснение. Он ждал продолжения.

– Причины личного характера, – задумчиво протянул Кёрк, словно бы говоря с самим собой. – Нужно уходить, пока не стало слишком поздно. Все мечты, которым не суждено сбыться, все надежды, все… потери… всё ради этой требовательной, вечно голодной «железной леди»… Я женюсь, Спок, мне придется её оставить. Я женюсь на Китар, дочери адмирала Сингха.

Повисла гробовая тишина, и только несколько мгновений спустя Спок нашел в себе силы ответить.

– Капитан, я желаю вам и вашей невесте долгой жизни и процветания, – он постарался поверить в произнесённые слова. Глядя на Кёрка, Спок пытался определить, заметил ли тот боль на его лице, но Кёрк избегал встречаться с ним глазами, устремив взор куда-то вдаль, в сиреневый вечерний сумрак.

– Свадьба состоится на Орионе Бета – закрытая церемония только для родных Сингха, – смущение отразилось на лице капитана, но было мгновенно подавлено. – Маккой прибыл на Базу, чтобы помочь мне с организацией, но он скоро её покинет… Спок, я бы очень хотел пригласить тебя, но желание семьи… – Кёрк помолчал, а затем тихо добавил: – Я уезжаю через два дня.

Вулканец сидел неподвижно, опасаясь, что любое движение выдаст его истинные чувства, обнажит испуганного, брошенного ребенка, притаившегося у него внутри.

– Спок, они могут предложить «Энтерпрайз» тебе… Я, конечно, не уверен, но моё мнение должно быть для тебя очевидным. Лучшего варианта им не найти, – голос Кёрка сорвался. Хватка «железной леди», ослабела ли она хоть чуть-чуть? – И… ты, мой дорогой, друг, живи долго и процветай! – он протянул было ладонь для рукопожатия, но замер на полпути и, передумав, устало опустил руку. – Конечно, мы ещё увидимся до моего отъезда.

Спок понял, что визит окончен. Он тихо пожелал капитану доброй ночи, но Кёрк даже не повернулся в его сторону, просто смотрел на зажатый в ладони опустевший бокал, и вулканец медленно и нерешительно направился прочь.

Ему срочно нужно было отдышаться, пройтись и подумать. Он пошёл в сторону главного комплекса зданий, решительно меряя шагами дорогу и понимая, что не способен убежать от тревожных, мучительных вопросов, роящихся в сознании, убежать от послевкусия, оставленного странной встречей с человеком, который вдруг стал для него незнакомцем.

Куда он сейчас идет, куда должен идти? Звёздный флот – его «дом»… жестокая ирония этого слова ударила ему под дых. Флот, корабль, на котором он служил вот уже шестнадцать лет, его обязанности – его стиль жизни, его способ существовать достойно, принося пользу… но «дом»? Дом должен дарить тепло, ощущение защищенности, понимание, что есть на свете вещи… люди, ради которых стоит жить и умереть… Джим… Теперь это слово казалось Споку пустой насмешкой, иронией, звучащей в такт его одиноким шагам.

«Причины личного характера» – планы Кёрка, в которых не нашлось места для него. Он оставил бы службу, последовал бы за Джимом при любых обстоятельствах, куда угодно – кроме брачного союза.

Горечь потери окатывала его, словно ледяной липкий дождь, просачиваясь сквозь кожу, остужая сердце. Привкус этой горечи был для него нов: вулканец Спок сорок лет укреплял окружавшую его каменную стену, он не встретил на своём пути почти ничего, что ценил бы по-настоящему, боялся бы потерять. Но не так давно приобретенные особенные отношения, это драгоценное чувство, которое он только-только осмелился признать, эта тонкая материя, наполненная неизмеримой красотой, сейчас окрасилась черными красками потери…

Вернувшись в гостевые комнаты, выделенные ему руководством Звёздной базы, Спок принялся бродить по номеру. Необъяснимая, совсем невулканская волна ревности, почти ненависти, клокотала в груди. Она выиграла, эта женщина, которую он даже не видел, эта безликая незнакомка. Поддавшись внезапному порыву, он сел за компьютер и решительно ввел запрос, озлобленно колотя пальцами по клавиатуре.

– Спок, коммандер, звездолёт «Энтерпрайз», личные данные, допуск класса «С». Выдать мне всю доступную информацию об адмирале Сингхе, Индре. Конкретизация: история семьи, потомство.

Монотонное пощелкивание компьютера сменилось женским голосом, предоставляющим запрошенные данные:

– Индра Сингх, адмирал, возраст: 62 года. Назначение: военный губернатор, Орион Бета II. Семейное положение: женат. Потомство: одна дочь, Китар Сингх-Уотсон, замужем за коммандером Томасом Уотсоном, звёздная дата 2344.12. Родители: де…

– Довольно, – оборвал Спок компьютер и поспешил к двери. Не дожидаясь транспорта, практически бегом, он устремился вдоль линии пляжа.

Эти слова: «…замужем за коммандером Томасом Уотсоном…» прогремели для него словно сигнал боевой тревоги, запустивший цепную реакцию в тренированном логичном разуме, оживляя его аналитические способности, останавливая бушующий водоворот эмоций, только что грозивший поглотить его с головой. Что-то было не так, иначе и быть не может! Китар Сингх замужем за коммандером Томасом Уотсоном уже два месяца. Совершенно очевидно, что Кёрк… солгал ему. А Кёрк, он понимал это отчетливо, не стал бы ему лгать, если бы не… Скрывает… он что-то скрывает. Может, это связано с какой-то миссией, в которой Спок не должен участвовать? Да уж, их воссоединение действительно оказалось странным…

Он поймал себя на том, что ищет объяснение, пытаясь оттолкнуть смутное пока подозрение, что случилось что-то очень плохое, но это подозрение крепло в нем с каждой секундой.

Их встреча смахивала на составную картину, написанную в черных и серых тонах, мозаику с отсутствующими элементами, без которых невозможно собрать единое целое. И в центре всего этого был Кёрк, почти неуловимо изменившийся, не такой как всегда.

Он ощутимо запыхался, когда добрался до дома. Стараясь отдышаться, он ненадолго остановился, приводя в норму свое сердцебиение и собираясь с мыслями. А потом вместо того, чтобы пройти сквозь главные ворота, он направился вокруг забора к боковой калитке и вскоре оказался во внутреннем дворике, сообщённом с рабочим кабинетом.

Раздвижная стеклянная дверь была по-прежнему открыта, но лампы в помещении на этот раз горели ярко. Кёрк сидел за письменным столом, уткнувшись лицом в ладони. Он был облачён в чёрную тунику, плечи были безвольно опущены, и, глядя на охваченного бессильным отчаянием друга, Спок больше не сомневался в том, что случилось что-то поистине чудовищное.

Услышав приближающиеся шаги, Кёрк поднял голову, посмотрел прямо на Спока и тихо спросил:

– Это ты, Боунз?

Его глаза были широко открыты, он, не моргая, глядел прямо на вулканца, и тогда Спок все понял. Кёрк был слеп.

* * * * *

Разговор, которого он ждал, состоялся около часа назад. Несмотря на то, что Кёрк говорил по телекому совершенно спокойно, сообщив о визите Спока и о том, что их план, похоже, сработал, Маккою казалось, что он должен быть рядом. Они проговорили почти полчаса… но что-то в голосе Кёрка наводило доктора на мысль, что депрессия его друга усугубляется.

Нервно побарабанив пальцами по столу, Маккой решил налить себе еще одну порцию алкоголя. Выделенные Звёздной базой апартаменты, состоящее из жилых комнат и рабочего кабинета, казались доктору слишком большими, но, несомненно, более удобными по сравнению с ограниченным пространством его каюты на «Энтерпрайз».

«Энтерпрайз»… конечно, он будет по ней скучать… но его место здесь, с Джимом. Когда он доставил Кёрка на Базу, то подал запрос и незамедлительно оформил перевод. Корабельный хирург в поисках работы был штучным, ценным товаром, и без каких-либо проволочек его назначили главой специального исследовательского отдела местного Медицинского центра. Кёрку будет проще примириться с текущим положением дел, если он будет знать, что Маккой продолжает работать, а самому Маккою позволит без лишних сложностей сделать то, что он должен сделать… быть рядом с другом.

Настойчивый стук в дверь застал его врасплох – он никого не ждал. Так что, когда он открыл дверь и увидел на пороге вулканца, доктор сразу понял, что их с Джимом план все-таки провалился.

Он никогда не видел Спока в таком состоянии: его лицо блестело от пота, волосы были растрепаны, ботинки покрыты толстым слоем пыли, форменка смята и чем-то испачкана, а глаза… словно две глубоких угольных шахты, на дне которых полыхали невыносимые боль и ярость.

– Доктор Маккой, за что? Разве я не имел право знать? Я требую, чтобы вы мне все рассказали! Что произошло с Джимом и почему вы решили от меня это скрыть? – слова звучали взвешенно, но сопровождающий их взгляд говорил о невысказанном, нестерпимом страдании.

– Спок… что… что, черт подери, с вами случилось? – Маккою никак не удавалось собраться и достойно встретить нежданную атаку, мысленно он старался отыскать какой-нибудь способ выкрутиться из сложившейся ситуации. Но потом он взглянул на Спока, страшного в своей боли и злости, и понял, что способ есть только один. Сказать правду.

С немалым трудом он взял себя в руки и, глядя Споку прямо в глаза, заговорил медленно и четко:

– Спок, Джим ослеп. Вероятнее всего, необратимо. Он потерял зрение месяц назад, сразу после того, как ты уехал. Это долгая история… Как ты это понял?

Спок помолчал пару секунд.

– Я не понял… сначала. Но потом я вернулся. Он меня не узнал.

Леденящая дрожь сотрясла вулканца, когда он вспомнил, как Кёрк снова и снова спрашивал: «Кто это? Боунз? Тормак? Кто здесь?» Спок не смог ответить, не сумел найти в себе силы заговорить с ним в тот момент. Шокированный, он развернулся и побежал прочь, оставив друга в темноте, растерянного, испуганно ищущего ночного гостя.

Спок почувствовал, что его снова сковывает ужас, когда он мысленно представил Джима – одинокого, потерянного и совершенно беспомощного. Но он должен был всё узнать.

– Доктор Маккой, вы должны рассказать мне все подробности. Немедленно!

– Сядь, и я расскажу, – отрезал Маккой. Спок не пошевелился, только встретил его взгляд с холодной решимостью, и доктор, вздохнув, приступил к рассказу:

– Это случилось сразу после того, как ты отбыл на Вулкан. «Энтерпрайз» было приказано отправляться в Толианский сектор. Согласно последним расчетам геофизиков, вскоре должна была произойти долгая пространственная интерфаза, и нам было поручено попытаться вернуть «Дифайэнт». Федерация желала получить его назад, причем желала отчаянно. Они боялись позволить всему ее военному арсеналу и аппаратуре болтаться где-то между галактиками в свободном доступе для всех любопытствующих и, возможно, враждебных рас.

– На этот раз мы подготовились и накачали команду до полупьяного состояния раствором производных хлорфарагена, чтобы предотвратить космическое безумие. Мы быстро обнаружили «Дифайэнт», видели его своими глазами, но сенсоры ничего не регистрировали. Он болтался там как тело без признаков жизни, он сам и его тень одновременно.

– Как обычно Джим решил отправиться на «Дифайэнт» самостоятельно, чтобы скоординировать стыковку корабля с тяговыми лучами «Энтерпрайз». Ох, Спок, мы должны были тридцать раз подумать, но ты же знаешь Джима, его не переубедить. Он только ухмыльнулся, как обычно, да сверкнул глазами (тогда я в последний раз видел этот блеск): «к старости становишься нервным, да, Боунз?», а потом встал на платформу транспортера. Всё остальное, чёрт его дери, произошло так быстро, что я даже не уверен в точности своего рассказа, – Маккой умолк, погружаясь в воспоминания, и на его лице отразилась явная боль, а губы плотно сжались, делая его похожим на сломленного старика. С горечью в голосе он продолжил:

– Силуэты на платформе только начали мерцать, и тут мы услышали жужжание чужого транспортера, вмешавшегося в работу нашего и перехватившего наш десант. Захваченный двумя лучами, Джим стоял, словно парализованный, не в состоянии пошевелиться, и тогда этот грёбаный толианец появился на платформе рядом с ним. Достав оружие, он прицелился капитану в голову, и ярко-красный луч – дьявольский огонь, не иначе, – попал Джиму прямо в лоб. Он вскрикнул, руки дернулись от боли, разрывая пересечение лучей транспортера. А потом он прижал ладони к вискам, словно стараясь защититься от нападения голыми руками, и упал.

– Охрана выстрелила в толианца, и нарушитель дезинтегрировал прямо на наших глазах, оставив за собой только оружие. Как я узнал позже – в тот момент меня интересовало только состояние Джима – фазер охранника был установлен на оглушение, и убило толианца отнюдь не это. Похоже, он был смертником, и луч, любой луч – хоть фазера, хоть транспортера – привёл бы к его немедленной аннигиляции.

– Звёздный флот собрал осколки оружия и внимательно их исследовал, разложив вплоть до молекул, но ответ не найден до сих пор. Мы не представляем, как оно работает – только, что оно делает… – Маккой снова помолчал, справляясь с эмоциями, вызванными воспоминаниями. Налил себе еще стаканчик и предложил Споку, но тот решительно отказался, готовясь внимательно слушать продолжении истории.

– В течение нескольких дней Джим то приходил в себя, то опять терял сознание. Он был подключен к аппарату жизнеобеспечения, и при этом мы не могли найти никакой патологии, которая могла бы объяснить его состояние. Мы опасались, что его мозг поврежден необратимо, что может случиться кровоизлияние. Однако в один прекрасный день боль просто исчезла, и он пришел в себя… абсолютно слепым.

Какое-то время оба сидели неподвижно, погруженные в свои мысли, в общее на двоих горе. Лицо Спока не выражало абсолютно ничего, но не маска вулканского спокойствия делала его таким, а отпечаток душевной боли.

– Доктор Маккой, – хрипло проговорил он, – вы правда считали, что я не узнаю об этом рано или поздно?

– Не считал, – вздохнул Маккой, – но надеялся, что это случится тогда, когда в должности капитана ты уведешь корабль за много световых лет отсюда… и, может быть, тогда осознаешь, что именно этого хотел Джим, сумеешь понять, почему он так поступил.

– Никогда.

И за этим словом последовала долгая тишина.

Маккой очнулся первым:

– Джим! О господи, он там совсем один. Нужно бежать к нему, – схватив аптечку первой медицинской помощи, он поспешил к выходу, утаскивая Спока за собой.

– Я должен предупредить тебя еще кое о чём. У Джима до сих случаются эти необъяснимые припадки… не так часто, как раньше – с тех пор, как мы прибыли сюда, было всего два. Они начинаются без всякого предупреждения как мучительные головные боли, приводящие в итоге к потере сознания. И что хуже всего… в результате припадков резко увеличивается внутричерепное давление, что может привести к инсульту и обширному кровоизлиянию в мозг. Мы не знаем, из-за чего это происходит, но волнение и другие сильные эмоции могут выступать как провоцирующие факторы, а ты определенно оставил Джима в возбужденном состоянии. Лучше нам поспешить, Спок.

* * * * *

В доме было темно и тихо, свет горел только в обеденной зоне. Экономка еще не спала. Тихо напевая себе под нос, она заканчивала работу на кухне. Маккой сразу же направился в спальню Кёрка. Он пробыл там пару минут, показавшихся Споку вечностью, а потом открыл дверь и жестом пригласил вулканца войти. Спок не представлял, о чем они там говорили, но к моменту его появления Кёрк сидел в огромном кресле, которое, казалось, вот-вот проглотит своего исхудавшего владельца. Успокоительное, введенное ему Маккоем, помогло расслабиться, но когда он повернул голову в направлении приближающихся шагов, Спок разглядел в его лице явное смущение и неуверенность в себе. Маккой, привыкший считывать выразительную мимику капитана, заметил также облегчение и слабую улыбку, притаившуюся в уголках губ: спектакль позади, и Спок здесь, рядом с ним…

Господи, как же он по нему скучал, – подумал Маккой со странной дрожью в сердце. Кёрку пришлось нелегко, когда он пытался утаить свою слепоту, чтобы отпустить Спока на волю… но где-то там, в подсознании, он наверняка хотел, чтобы правда вышла наружу, чтобы его друг всё узнал.

– Спок? – Кёрк протянул руку, и Спок после секундного колебания сжал его ладонь.

– Это я, капитан. Доктор Маккой рассказал… – он осекся, заметив, что рука Кёрка дрогнула при слове: «капитан». Впредь стоит воздержаться от его использования.

– Спок. Прости, что был вынужден солгать тебе, – Почувствовав боль в голосе Кёрка, Спок склонил голову. – Этот фарс не принес мне никакого удовольствия… Позволь мне объяснить.

Спок чуть сжал его ладонь, чтобы остановить.

– Джим, не стоит. Я понимаю, я действительно понимаю… – его голос был полон нежности, но в обращенном к Маккою взоре полыхали языки пламени. И тогда доктор понял: Кёрк прощен. Спок понимал, чем он руководствуется. Он, но не Маккой. И когда безжалостный взгляд темных глаз впился в его лицо, по позвоночнику доктора пробежала дрожь…

– Я… должен был так поступить… ради тебя, – добавил Кёрк, и Спок понял, как сложно, как невыносимо трудно, далось ему это решение. И весь этот «фарс», который Кёрк и Маккой спланировали всего за 24 часа до его прибытия…

Все кусочки мозаики наконец заняли свои места: неподвижно сидящий Кёрк, не поднявшийся, чтобы его поприветствовать, предложив в качестве оправдания больную лодыжку, свадебные планы, бокал в руке Кёрка, который он так ни разу и не поставил на стол, его расфокусированный задумчивый взгляд…

Стоило вулканцу погрузиться в размышления, как на лице Кёрка отразилось разочарование, и только тогда Спок сообразил, что его друг больше не способен понимать, что происходит с собеседником, когда тот молчит. И тогда он нарушил тишину, решившись задать вопрос, ответ на который для него был очень важен:

– Джим, я хочу продлить увольнительную и остаться на Звездной базе IX. Ты позволишь мне быть рядом с тобой?

– А как же «Энтерпрайз», Спок? Кто возьмет корабль под свою ответственность? А как же ты? Как долго командование Флота разрешит тебе продлевать отпуск? – Кёрк всё ещё продолжал отрицать очевидное, но вулканец прервал его, повторив предыдущий вопрос:

– Ты позволишь мне быть рядом?

И это прозвучало настолько уверенно, настолько искренне, что Кёрк только кивнул с благодарностью. Счастливая улыбка осветила его лицо, когда он позвал экономку, чтобы та подготовила для Спока гостевые комнаты. Проблема никуда не делась, и решение ещё только предстояло принять: Споку придется уехать, но не сейчас – позже. Со всем этим они непременно разберутся когда-нибудь потом. Спок был здесь, и в данный момент ничто другое не имело значения.

* * * * *

Возвращаясь в свое жилище, Маккой старался хоть как-то привести мысли в порядок. Итак, Спок все узнал… и решил остаться, как он, доктор, и предполагал. С самого начала вся цепь событий была случайной. Сразу после инцидента Маккой настойчиво пытался связаться со Споком, но тот был недоступен. Вулканцы во время паломничества не имеют связи с внешним миром. Это древнее правило, и никто не имел права его нарушать.

Когда Кёрк пришёл в сознание, он умолял, просил, угрожал и наконец выбил из Маккоя обещание сохранить всё в тайне – хотя бы на какое-то время. Прошло пару недель, и доктор осознал, что поддерживает намерения капитана: он боялся, что настойчивая опека Спока скорее помешает реабилитации Кёрка, нежели ускорит её. А к тому моменту, когда до них дошли вести, что Спок направляется на «Энтерпрайз», и Кёрк решил перенаправить его на Базу до того, как он узнает о произошедшем, Маккой был безоговорочно готов помочь Кёрку разыграть этот спектакль...

Но теперь он больше не был ни в чём уверен. Этой ночью, когда он наблюдал за Кёрком, его не покидало ощущение, что он наконец вернулся домой после долгого изматывающего путешествия. Было совершенно очевидно, что Спок нужен Джиму.

Со смешанными чувствами Маккой осознал, что начался совершенно новый этап их жизней.

-конец 1 главы-

ГЛАВА 2 в комментариях
ГЛАВА 3 в комментариях
ГЛАВА 4 в комментариях
ГЛАВА 5 в комментариях
ГЛАВА 6:
Часть 1 в комментариях
Часть 2 в комментариях
Часть 3 в комментариях
ГЛАВА 7 в комментариях
ГЛАВА 8 в комментариях
ГЛАВА 9 в комментариях
ГЛАВА 10 в комментариях
ГЛАВА 11 и ЭПИЛОГ в комментариях

запись создана: 17.08.2017 в 01:25

@темы: Spirk, Star Trek, TOS, Spock is love, мои переводы (а руки чесались...), Слэш, Фанфики, Kirk, McCoy

Comments

[apelcin]

Ты ж мое солнышко! Еще не читала, но очень- очень- очень по тебе соскучилась. И так радостно было в новостной ленте увидеть твое имя. Пусть у тебя с твоим Шери все будет восхитительно! Люблю!

[~Nagini~]

apelcin,
Я тоже соскучилась!

[julia-sp]

Икнула от ужаса.
С возвращением.
А Кирк что, совсем-совсем ослеп?! Ой, ма-а-а-ама... (съёжилась и забилась под матрас).

[~Nagini~]

julia-sp,
ничё не знаю, спойлеров не даю, сижу под матрасом рядом)))

хёрт/комфорт

[julia-sp]

хёрт/комфорт

*заблеяла* Это ничего не зна-а-а-а-а-ачит!!!

Ну, в общем, ты это... Ну, ты того... Допереведёшь... А пока я сделаю вид, что ничо не знаю, и вообще не при делах... ))))
А вот тогда уж. Ой...

[~Nagini~]

julia-sp,
вот всегда вы так
но ждать будешь долго,
*мрачно*
сентябрь на носу

[julia-sp]

но ждать будешь долго

Э... Сколько я "Обзервешен" жду от аllay... ))))) И ничего, жду, хотя понимаю, ждать ещё несколько лет. )))))
Я - человек терпеливый. ))))

[~Nagini~]

julia-sp,
*в ужасе*
искренне надеюсь, что у меня на несколько лет не растянется

[julia-sp]

*ворчу*
Ну вот, не выдержала я, прочитала. Уж-жасно интересно! И Спок так нелогично злится на Маккоя!
И я думаю, что Джим поправится! Вот! ))))

[Йеннифэр_Миледи]

*взглянула на размер*
Героиня!

[~Nagini~]

Йеннифэр_Миледи,

Героиня!

Неее, мазохистка
Но мне не впервой, чоуш

julia-sp, ггг, это хорошо, что не выдержала
Чего это нелогично?)) Он там на Вулкане старательно себе настройки подкручивал, спешил, а тут... Джим-то ладно, как на него можно обижаться, это же... Джим А на доктора можно и даже нужно, иначе порвет

[Quantum_Cat]

Уруру, новый перевод, спасибо!
Я сначала хотела дождаться завершения работы, но потом не удержалась и заглянула, любопытствуя. Теперь в ожидании, что же будет дальше, предчувствую пытку неизвестностью)

[~Nagini~]

Quantum_Cat,
пыток там на всех хватит
рада, что читаешь

[Quantum_Cat]

~Nagini~,

пыток там на всех хватит

А комфорта тоже на всех хватит?

^_^

[~Nagini~]

Quantum_Cat, непременно!

[~Nagini~]

ГЛАВА 2

Я поклянусь без всякого сомненья,
Что можно сдвинуть горы, русла рек,
Что зимний холод оголит деревья
И что твоя любовь ко мне навек


---– Эдна Сент-Вин­сент Миллей

Темнота. Он потянулся, ощущая себя отдохнувшим: суставы не ныли, мышцы не были напряжены, и в голове – приятная пустота. Он чувствовал, что выспался, а значит, уже наступило утро. Тем не менее, было темно. Абсолютно. Остатки сна улетучились как не бывало.

Чувство горечи, его новый утренний товарищ, заструилось по жилам подобно отраве – почему-то по утрам ему было тяжелее всего… Служа во Флоте, он привык с жадностью встречать каждый новый день – потереть глаза, размять руки, лениво поприветствовать мир, который по утрам всегда казался еще интереснее, чем был вчера. Теперь он ненавидел утро.

Стоп… что-то изменилось, крохотный проблеск счастья, маленькая капля тепла, надежно укрылась ото всех на самом краю его сознания. В чем же дело? И тут он вспомнил: Спок. Его вулканский друг вернулся. Он был рядом уже четыре дня и… Нет. Вспоминать вечер их встречи совсем не хотелось: он стыдился своего поведения, своей лжи, притворства. Не вышел бы из него актёр, что и говорить, раз не удалось обмануть даже одного зрителя…

Все еще охваченный эйфорией от воссоединения с другом, он поспешно оделся, собираясь отыскать Спока, и… замер как вкопанный. Куда он спешит, что ждёт его впереди? Горько-сладкий аромат прошедших дней уже начал рассеиваться, и он легко представлял себе холодный, цепкий и полный любопытства взгляд старшего помощника – так кошки наблюдают за окружающим миром, гипнотизируя, собирая впечатления, информацию. Нерешительные шаги в сторону неизвестных препятствий, неловкие руки, ищущие неуловимые предметы, пустой блуждающий взор невидящих глаз – жалкая пародия но того, кто когда-то был Джеймсом Т. Кёрком. Пустая раковина. Вот кто он теперь.

Нет, он не может этого допустить, он просто не вынесет. Внимательный взгляд ничего не упустит и точный аналитический ум рано или поздно придет к единственному логическому умозаключению – Кёрк достоин жалости. А жалости Спока он боялся больше всего. И ещё одно – Спок захочет остаться с ним, пожертвует своей жизнью и карьерой, руководствуясь дружескими чувствами, обязательствам и… жалостью. Миранда была права, жалость хуже всего. Он не может этого допустить.

Он услышал голос Спока во внутреннем дворе и направился туда: порывистые, поспешные шаги сменились спокойными и размеренными. Перед тем как завернуть за угол, он поднял голову, устремил взгляд прямо перед собой и придал лицу выражение решительности. Эх, были бы у него сенсоры… Вздохнув, он растянул губы в улыбке.

– Спок, ты рано проснулся! Дело в армейской дисциплине или вулканском аскетизме? Лично я не могу спать, когда вокруг белый день…

Спок поднялся, удивленный циничным тоном Кёрка куда больше, чем его неожиданным появлением.

– Доброе утро, Джим. Могу я помочь тебе сесть?

Кёрк остановился. Волна его собственного недовольства поднялась между ним и вулканцем, словно бы отделяя их друг от друга, но он только покачал головой и продолжил свой путь к столу.

Хагар накрыла стол и принялась расставлять перед Кёрком тарелки, объявляя:

– Тост на два часа, яйца – на шесть, салат – на десять. Сок из джеффы справа, сэр.

Рутина, – слово возникло в холодном сознании Спока невольно. – Инструкции, необходимые слепому человеку. Его лучшему другу. Он посмотрел на Кёрка и тут же смущенно отвел взгляд, в то время как сам Кёрк сидел спокойно, не ведая об этой безмолвной интерлюдии.

Раздраженно отодвинул тарелку, Кёрк заявил:

– Хагар, я не хочу есть. Только кофе.

Он боится, – сердце сжалось, стоило Споку это осознать. – Он боится принимать пищу у меня на глазах.

Лицо Кёрка приобрело очень знакомое выражение – жесткое и решительное. Он медленно пил кофе, не выпуская чашку из рук, крепко прижимая пальцы к фарфору даже тогда, когда ставил ее на стол. Он сидел прямо напротив Спока, опустив глаза или отвернувшись в сторону. И только один раз самоконтроль дал трещину, и он поднял голову.

Этот взгляд… даже явный восторг, который капитан испытывал в ту, первую, ночь не смог заполнить его пустоту. Некоторая живость тронула черты его лица, насмешливые нотки иногда снова звучали в голосе. Время от времени он даже хохотал в голос – и все же смех всегда звучал как-то некстати, почти неприлично… радость Кёрка была слепой радостью. Слепая радость… – Спок вздрогнул от этой мысли, но слова были удивительно подходящими – они не вели никуда, кроме иллюзорных тропинок, идущих из темноты и возвращающихся туда же. Ледяная пустота в расфокусированных глазах, казалось, проникает в самую душу Кёрка, стирает солнечную улыбку, плавит черты лица, превращая его в маску вечной скорби, и последние отголоски его смеха скоро растворятся вдали. Кёрк говорил со Споком сдержано и учтиво – почти так, как в первые дни их знакомства, и все, что оставалось Споку – это молча наблюдать за происходящим, чувствуя себя совершенно беспомощным, ничего не понимая и страдая вместе с другом. Кёрк, казалось, полностью ушёл в себя, погрузившись в ему одному известные размышления, отстранившись от окружающего мира и его невидимых обитателей. Как будто бы… он не хочет, чтобы Спок был рядом, не нуждается в нём. А может, и правда не нуждается? Временами он выглядел абсолютно независимым, отшельником, добровольно подписавшимся на одиночество. А потом вдруг становился совсем другим – отказывался от еды, беспомощно шарил руками по стенам в поисках дверей, замирал на ходу, пытаясь сориентироваться, уловить запахи и звуки. И тень страха искажала выразительное лицо, на несколько мгновений оставляя его открытым, уязвимым – до тех пор, пока он снова не закрывался, с гордостью и решительностью отвергая предложенную помощь.

Спок чувствовал, что запутался. Постоянно сомневался в своём решении остаться, анализируя, взвешивая и подвергая его критике. Он хотел быть рядом, он не был готов уйти, но хотел ли этого Кёрк? А желание Джима – это всё, что волновало Спока. Споку казалось, он угодил в ловушку, он опасался заблудиться в лабиринтах человеческой психологии, в которых до сих почти не ориентировался, одновременно плутая в хитросплетениях собственных двойственных чувств, которые испытывал, хотя не должен был… А ставки были высоки, пугающе высоки. Если он неправ, если сделает неверный шаг, примет неудачное решение, то причинит Кёрку боль…

– Спок, пойдем, я покажу тебе окрестности, – ворвался в поток его тревожных мыслей голос Кёрка. – Мне говорили, местные пейзажи великолепны, и я думаю, тебе стоит насладиться красотой побережья и океана до того, как ты вернёшься на «Энтерпрайз».

Кёрк уже направился в сторону сада, навигационная трость постукивала по камням дорожки в такт его неспешному шагу. Спок следовал за ним на расстоянии, и эхо последних слов Кёрка гремело у него в ушах.

Он почти не смотрел по сторонам, не отрывая взгляда от Джима, казавшегося хрупким и невесомым, прокладывавшего свой путь среди невидимых опасностей большого мира, спотыкаясь на камнях, с трудом удерживая равновесие, но упрямо идя вперед. Беззащитный человек.

Каждый раз, когда он поскальзывался или терял равновесие, Спок протягивал руки, желая поддержать – и каждый раз опускал их, не решаясь дотронуться. Кёрк всё равно не принял бы помощь, снова бы его оттолкнул…

Быть может, – думал Спок с горечью, в которой не сознавался сам себе, – ему действительно будет легче, если я уеду. Быть может, он не хочет моего присутствия, на самом деле не нуждается во мне… Быть может, я был большим слепцом, чем мой друг.

Уставшие и вспотевшие, они вернулись домой. Спок сразу же оправился в свою комнату, а Кёрк остался ждать Маккоя. Доктор наконец прибыл, чтобы сопроводить своего пациента на ежедневный сеанс реабилитации, и Спок как раз собирался спуститься к ним, когда услышал раздраженный голос Кёрка:

– Боунз, я не хочу…

– Джим, возьми трость, она может тебе понадобиться.

Спок остановился в дверном проёме, глядя на них обоих.

– Она не помогает, Боунз… ничего не помогает, – в голосе Кёрка звучало редкое отчаяние, лицо было искажено мукой. – Иди сюда, дай мне руку. Я так устал…

Маккой не стал спорить. Его обычно угрюмые черты лица непривычно смягчились, когда он подхватил руку Кёрка и повёл его к выходу из комнаты. По пути к аэрокару Маккой поймал внимательный взгляд вулканца, безмолвно наблюдавшего за разворачивающимся действом. В это мгновение доктор вдруг понял, что видит в тёмных глазах всё – тревогу, нерешительность, сомнение – так ясно, словно вулканец рассказал о своих чувствах вслух.

Снова третий лишний? – с иронией подумал Маккой. – Но чтобы Спок оказался... нежеланным гостем? Впрочем, я должен был это предвидеть... Интересно, как часто его, доктора, живое человеческое лицо выражало те же чувства?

Терпение, Спок, – глазами попытался сказать он. – Он старается. Потерпи…

[~Nagini~]

* * * * *

Спок проснулся от ощущения, что сегодня должно что-то случиться. Чувства, приглушенные сном, мгновенно обострились, а затуманенный разум усиленно пытался определить, что за странное напряжение сковало его тело.

Это утро ничем не отличалось от любого другого утра на Звёздной базе. Распахнув занавески, Спок увидел то же самое безоблачное светло-голубое небо, большое солнце планеты лениво поднималось над горизонтом, а малое только-только появлялось, лаская первыми лучами зеленые волны океана. Положение светил свидетельствовало о том, что ещё очень рано, и Кёрк наверняка спит. Долгие годы службы изменили многие привычки капитана, но только не эту – он по-прежнему любил спать долго и потом понежиться в постели. Но сегодня… да, теперь он вспомнил, сегодня Кёрку нужно прибыть в реабилитационный центр раньше. Ему должны установить первые сенсоры.

Предвкушение напополам с тревогой окатило Спока, стоило ему только об этом подумать. Кёрк ослеп совсем недавно, и его подвижность всё ещё была очень ограничена, поэтому нередко ему требовалась помощь в перемещении даже по собственному дому. Сенсоры должны облегчить ему жизнь – но только до определенной степени. Люди, лишившиеся зрения в зрелом возрасте, так никогда и не приобретают умения полностью использовать потенциал сенсоров, поскольку их физиологические проблемы сопряжены с психологическими.

Слепота – слово из словаря, статья из медицинской энциклопедии. Миранда Джонс… несколько очень старых вулканцев, которых он знал в давние времена, специальные, небольшие палаты в лучших медицинских центрах Флота. Он ознакомился с досье Кёрка, говорил с Маккоем и потому знал, что случай Джима – один из самых тяжёлых. Его зрительные нервы не функционировали, и он страдал от полной потери зрения, не сохранив даже способности к светочувствительности. Его глаза не были повреждены – они по-прежнему казались огромными каре-зелеными озёрами, но миллионы выражений, таких знакомых, таких родных, исчезли… возможно, навсегда.

Лишения – это слово казалось синонимом слепоты… длинный список лишений, описанный сухим врачебным языком в бесчисленных книгах и банках данных, которые Спок только сумел отыскать. Исключительно лишения – никаких приобретений, ни одной передышки, ничего…

Строгие отвлечённые описания оживали, применённые к живому существу, к другу, который прошёл через то, что эти светила науки подавали как: «смерть зрячего человека». Для существа, полагающегося в основном на зрение, слепота означала потерю физической полноценности, превращая человека в искалеченное тело, создание второго сорта для всего зрячего мира. Рассказы о том, что другие органы чувств способны компенсировать утраченное, было ничем иным как мифом, созданном невеждами – наоборот, очень часто слепота приводит к тому, что на какое-то время ослабевает работа всех остальных анализаторов. Без зрения импульсы, идущие от слуховых, вкусовых и обонятельных рецепторов, от рецепторов равновесия и мышечной памяти, воспринимаются организмом с недоверием, возникающем из-за дисфункции зоны визуальной оценки ситуации.

Утратив способность к нормальному восприятию, незрячие теряются и в потоке событий: помещения, предметы, людей не всегда получается достоверно отличить друг от друга, а даже когда это удается, они, теряя объём, глубину и цвет, кажутся нереальными. Слепой человек вынужден полагаться на другие сигналы: прислушиваться к голосам, ощупывать вещи, чтобы опознать их – жалкая имитация живого и красочного, бесконечно изменчивого мира зрячих. Кёрку приходится жить в темном однообразии «оптической тишины». И в этой тишине, наполненной лишениями и неуверенностью в себе, так легко потерять самоидентификацию, подорвать образ собственного «я», если не утратить его полностью.

Психологическая травма подпитывается другими лишениями, усугубляя их в ответ. Элементарные действия по удовлетворению повседневных бытовых нужд, независимость и подвижность, воспринимаемые взрослыми людьми как должное, превращаются для недавно ослепшего человека в настоящее испытание. Унизительно позволять другим помогать тебе в поддержании личной гигиены, готовить еду и подавать так, чтобы ты смог найти её на тарелке, проверять причёсан ли ты и обул ли одинаковые туфли. Частичная регрессия до уровня беззащитного ребёнка неизбежна, поскольку потребность в поддержке и направлении лишает тебя личной свободы передвижения. Желание что-то делать самому, любопытство подавляются непреодолимыми страхами – реальными и нервными – и слепые люди часто превращаются в отшельников, скрываясь в относительной безопасности четырёх стен.

В социальном плане слепота выступает как наиболее яркий признак, перерастая в определяющее качество незрячего человека. Это смущает окружающих, сбивает с толку, заставляя обращаться к слепым людям с явной жалостью или грубым напускным безразличием. Быть слепым – значит потерять способность стать незаметным, когда того требует ситуация. Слепой человек перестает быть человеком, превращаясь в стереотипный образ. Беседы с ним всегда – пусть и неявно – крутятся вокруг его слепоты. В компании большинство слепых людей держатся в стороне, вежливо улыбаясь и отмалчиваясь, поскольку, не видя лиц и жестов окружающих, не способны понять, что происходит. Отрезанные от течения жизни, они покорно ждут, пока кто-то небезразличный предложит им кусочки мозаики, которую им не собрать самим – предложит из дружеских чувств, любопытства или… из жалости.

Быть слепым – значит бесконечно продолжать борьбу за право найти золотую середину между зависимостью и самостоятельностью, поддержкой и свободой. Потребность в помощи неоспорима, однако напускная независимость часто скрывает истинную беспомощность незрячего человека. Попросить о помощи и принять её, когда требуется – вот признак настоящей независимости.

Одни лишения, – думал Спок с горечью в сердце. – И лучший совет, который могут дать все эти научные трактаты – это «принять слепоту раз и навсегда и встретить смерть зрячей жизни»…

Кёрк живет в мире тьмы. Нет, – поправил Спок сам себя, – не совсем тьмы, скорее однообразной серости, как утверждают занимающиеся этим вопросом медики. Ему больше не доступны цвета, формы и образы, в его мире нет тьмы и света, только воображение и память. Кёрка держат в плену в серой пустыне, приговорённого к постоянным депрессиям, резким сменам настроения от безудержного веселья и вымученного смеха назад, к долгим периодам угнетенного молчания.

А ведь есть ещё эти припадки… Похоже, что мозг Кёрка, поврежденный толианским оружием, продолжает борьбу с неясными побочными эффектами – потерей зрения или ещё какими-то не обнаруженными врачами патологиями. С момента несчастного случая у него было пять серьёзных припадков – три из них подряд – и ни в одном случае Маккой не смог выявить причину. Но доктор очень хорошо понимал то, что эти припадки могут убить Кёрка, вызвав инсульт и кровоизлияние в мозг, и их возможное повторение висит над Кёрком дамокловым мечом до тех пор, пока не будет обнаружено то, что их вызывает.

Два часа спустя они приземлились около медицинского центра. Маккой встретил их у входа и, подхватив Кёрка под локоть, повел к реабилитационному корпусу. Губы Кёрка были плотно сжаты, скулы напряжены, и было ясно, что он сильно волнуется.

Наверное, переживает из-за сенсоров, – подумал Маккой. Стараясь разрядить обстановку, он пустился в воспоминания:

– Помнишь Миранду, Джим? Какая женщина, верно? Все парни на «Энтерпрайз» таскались за ней следом, капая слюной. И она всех нас обдурила. С помощью сенсоров она была почти также проворна, как любой зрячий человек. Она даже ухитрилась превратить свои сенсоры в модное украшение, – он помолчал, а потом добавил уже серьёзнее: – Разумеется, она родилась слепой, а остальные органы её чувств были усилены телепатией… – он осёкся, сообразив, что несёт. Звучало так, словно он готовит Джима к тому, что зрение к нему больше никогда не вернётся.

Кёрк никак не отреагировал, и единственным ответом Маккою была неодобрительно приподнятая бровь вулканца. Он замолчал, и все трое продолжили свой путь в тишине.

[~Nagini~]

Ради Кёрка медицинский центр запустил специальную программу реабилитации для людей, лишившихся зрения. Они выделили помещение, изыскали средства, приняли нового сотрудника – и всё это без привычных бюрократических проволочек. Капитан звездолёта заслуживал лучшего. Специалист реабилитационного отделения был временно переведен из общей хирургии, и две недели назад приступил к работе с Кёрком. Следующим шагом было обеспечение пациента набором сенсоров.

Бейтс, тот самый специалист, был дородным лысеющим мужчиной среднего возраста. Глаза его светились искренним интересом, а умелые руки мягко подхватили Кёрка, помогая пройти к креслу.

– Доброе утро, мистер Кёрк, – Бейтс не чувствовал, что может обращаться к пациенту по имени, а обращение «капитан» его попросили не использовать.

Распаковав хрупкие с виду механические приспособления, он продолжил:

– Сегодняшний день очень важен, поскольку эти устройства помогут вам лучше ощущать окружающий мир. Первый, самый главный и при этом простой, сенсор служит в качестве детектора предметов.

Достав крохотный, круглый и очень похожий на микрофон инструмент, он взвесил его в ладони, другой рукой помогая Кёрку нащупать устройство, чтобы его изучить.

– Этот инструмент будет считывать информацию о форме и размерах предметов, встречающихся у вас на пути, но он собирает данные только о том, что находится прямо перед вами на расстоянии не более восьми метров. Он, безусловно, позволит вам увеличить подвижность, но нужно всегда помнить об ограничениях в его работе, – Бейтс помолчал, ожидая, пока Кёрк ощупает устройство. Губы капитана по-прежнему были плотно сжаты, он выглядел все более напряженным по мере того, как входил в следующую фазу адаптации – ещё один шаг в направлении принятия своей слепоты.

Маккой, рассмотрев инструмент, не удержался от профессионального вопроса:

– Мистер Бейтс, вы не против рассказать нам, как он работает?

Специалист кивнул и повесил сенсор на тоненькую цепочку.

– Мы рекомендуем носить его на шее как обыкновенное украшение. Таким образом поток информации всегда будет поступать спереди. А теперь самое сложное, – сообщил он и застегнул цепочку у Кёрка на шее.

– Вам придется научиться «читать» его сигналы. Они будут поступать в виде прикосновений к коже на задней стороне шеи. Устройство переводит поток поступивших данных в слабые электрические импульсы, но вы должны правильно их интерпретировать. Готовы попробовать?

Он помог Кёрку подняться на ноги, взял за руку и подвел к большому столу. Остановившись, не доходя до него пару метров, он спросил:

– Чувствуете что-нибудь?

Кёрк, только сейчас начавший вникать в суть эксперимента, покачал головой.

– Нет, только легкое пощипывание на коже, – он прикрыл глаза, как делал всегда, когда пытался сконцентрироваться.

– Это хорошо, значит, всё работает, – успокоил его Бейтс. – Теперь сделайте два шага вперед.

Кёрк, предоставленный самому себе, нерешительно подчинился. И тут же его лицо озарилось восторгом.

– Ощущение стало сильнее, – сообщил он с первыми нотками заинтересованности в голосе. – Я к чему-то приближаюсь? Или вы скажете мне об этом, только когда я ударюсь? – улыбнувшись, он ещё продвинулся вперёд, руками пытаясь нащупать препятствие. Он обнаружил стол и после того, как потрогал его и опознал, повернулся к Бейтсу.

– Все верно, я перестал чувствовать стол, когда развернулся к нему спиной, – заметил он, захваченный новизной ощущений. – Но теперь мне поступает множество противоречивых сигналов спереди. Погодите, я постараюсь разобраться… и найти одного из вас.

Словно старомодный радар, он медленно повернулся на девяносто градусов, изучая окружающую обстановку и наконец, выделив один из сигналов, осторожно шагнул в сторону Спока. Шаг за шагом он приближался к вулканцу, едва не задев по дороге стул. Сигналы сенсора становились все отчетливее, и когда он ощутил тепло чужого тела, то протянул руку и коснулся предплечья Спока. Радость свершения осветила на мгновение его лицо, но он быстро отвернулся, намереваясь попробовать ещё раз.

Бейтс удержал его и кое-как уговорил присесть, чтобы продемонстрировать остальные приспособления. Более крупный и сложный сенсор, крепившийся на ремень, охватывал больший радиус и собирал данные о текстурах объектов. Наконец на свет была извлечена целая сеть сенсоров, очень похожая на ту, которой пользовалась Миранда Джонс, по функциям приближённая к настоящему компьютерному глазу.

– Но я должен сразу предупредить, мистер Кёрк, очень немногие люди могут этим пользоваться. Большинство моих пациентов из тех, кто лишился зрения в зрелом возрасте, справляются только с первыми двумя сенсорами. Те немногие, кому удалось научиться пользоваться сетью, потратили на это долгие годы. На сегодняшний день я дам вам только простейший сенсор, чтобы вы привыкли к нему как следует.

Приём был окончен, и Кёрк смело направился к выходу, надеясь на то, что сенсор не даст ему ошибиться. Однако ему не удалось понять по поступающим сигналам, чем стена отличается от двери и, прежде чем кто-то успел его остановить, он со всей силы впечатался в стену. Рассмеявшись, чтобы скрыть смущение, он заявил:

– Хорошо, что мои пальцы стали железными, когда я был в стране Оз.

Тем не менее его уверенность в себе пошатнулась, и он был рад, когда Маккой подал ему руку.

Позже, уже дома, Кёрк восторженно ходил по комнатам в течение нескольких часов, пробуя в действии свой новый сенсор, а оба его друга следовали за ним по пятам. Когда Маккой повернулся к Споку, то заметил какое-то странное выражение на его не выдающим обычно никаких чувств лице. Сообразив, что пойман с поличным, Спок смутился и отвернулся.

Хотелось бы знать, что творится у него в голове, – подумал Маккой. – Но меня он точно ещё не простил.

Однако мысли Спока занимал совсем не Маккой. Он смотрел за тем, как Кёрк перемещается с помощью сенсора, и вдруг его охватило непонятное ощущение отчуждённости – как будто механическое устройство возвело искусственный барьер между ним и его другом. Какая-то часть беспечной непосредственности, всегда являвшейся неотъемлемой частью Кёрка, была утрачена – ему приходилось постоянно концентрироваться, чтобы считывать импульсы прибора, и это отдалило его ещё на один шаг от реального мира. Вместе с непосредственностью, казалось, уходит и его тепло… или Спок это просто вообразил?
Совершенно нелогично, – подумал Спок, но решил, что всё равно ненавидит сенсоры.

Маккой уехал после ужина, и они вдвоём, уставшие после богатого на события дня, устроились у бассейна. Кёрк казался расслабленным и на удивление довольным.

– Впервые за долгое время я почувствовал, что чего-то достиг. Я научился опознавать столы, – сказал он, откидываясь в кресле. – Это забавно, Спок, как быстро может опуститься планка… Думаю, все зависит от пределов возможностей.

Спок собирался кивнуть в ответ, но потом, вспомнив кое о чём, произнес:

– Мне кажется, более значимым то, что понимается под словом «достижение» в каждом конкретном случае. Достижения бывают разной величины и к ним можно идти разными дорогами, Джим.

Да, мой бесконечно добрый вулканец, – подумал Кёрк. – Ты наверняка глубоко впечатлён… да что там впечатлён? Восхищён моими жалкими успехами в борьбе со слепотой. Твой бесстрашный капитан Кёрк сражается с силами тьмы… прямо как в старые добрые времена…

– В самом деле, Спок, на нашу долю пришлось немало достижений. Говоря о «величинах», не стоит забывать звёздах. Космос, безусловно, дарит уникальные возможности. Помнишь машину Судного дня, с которой мы как-то повстречались и любовно прозвали «убийцей планет»? Не будем скромничать, эта штуковина могла уничтожить не одну галактику, если бы мы её не остановили.

Она могла уничтожить тебя, – мысленно произнёс Спок. Один случай из целого ряда вынимающих душу, треплющих нервы случаев, когда Кёрк без особой необходимости рисковал своей жизнью. Взрыв можно было произвести через шестьдесят секунд, а не через тридцать, кто-то другой мог занять место Кёрка – Скотти, и еще кто-нибудь из инженерного. Но Джим должен был сделать всё сам. Он всегда был неудержим, и его доблестное безрассудство компенсировалось только везением. До некоторых пор…

Он посмотрел на ожидавшего его реакции Кёрка.

– Не мы остановили её, если я ничего не путаю, Джим, а ты. И в процессе ты пошёл на… хм, скажем так, умопомрачительный риск?

Лёгкий, полушутливый тон, столь необычный для вулканца, заставил Кёрка улыбнуться.

– Вы не одобряете, мистер Спок? Странно, в тот раз вы не сказали ничего, кроме как: «Добро пожаловать на борт, капитан»… Спок, ты сейчас на меня смотришь?

Секунда тишины, и…

– Да.

Кёрк склонил голову.

– Я так и думал. Я это почувствовал.

Он поднялся, потянулся, а затем повернулся к вулканцу.

– Как насчёт того, чтобы поплавать, мой пустынный житель? Давай, пошли переодеваться.

Вода казалась прохладной… прохладной и очень приятной после жаркого дня. Спок с удовлетворением наблюдал за тем, как Кёрк плывёт, делая мощные гребки, полностью поглощенный процессом, и вдруг подумал, что всё будет хорошо. В темноте, в звёздной глубине ночного сада, в тишине, нарушаемой только движениями Кёрка, он чувствовал себя почти счастливым.

-конец 2 главы-

[insensible]

омг, как драматично... (переживает)

[~Nagini~]

insensible,
всё будет хорошо

[insensible]

[хихикалка]

Прыгаю от радости

[~Nagini~]

хихикалка,
Ты это, смотри, читать во время прыгания неудобно

[~Nagini~]

ГЛАВА 3

Иди, скажи спартанцам, прохожий,
что здесь лежим мы, оставшиеся верными спартанским законам.

— Геродот, «О битве при Фермопилах»

Телеком настойчиво сигналил, пока Кёрк на ощупь пытался найти кнопку приёма вызова, то и дело натыкаясь на разбросанные по столу вещи.

– Хагар должна ответственнее относиться к уборке: из-за бардака я не в состоянии даже дотянуться до этой чёртовой кнопки, – вслух выругался Кёрк и, нащупав наконец аппарат, прервал его пронзительный звон.

– Привет, это я, – раздался дружелюбный голос невидимого собеседника. Затем, после секундного колебания, звонивший пояснил: – Боб Уэсли. Я прибыл на Базу с хорошими новостями.

– Боб! Сколько лет сколько зим! Как дела? Только не говори, что твои новости касаются М-5, – он натянуто улыбнулся, вспомнив инцидент. – Единственной хорошей новостью об М-5 может быть только отсутствие всяких новостей.

Он услышал ответный смешок Уэсли и подумал, что голос старого товарища звучит как-то напряженно. Похоже, Боб нервничает. В последние месяцы Кёрк неоднократно сталкивался с подобной реакцией людей, с которыми раньше был близко знаком.

– Нет-нет, М-5 всё ещё в отрубе. Новости касаются куда более важных вещей. Я хотел поздравить тебя первым, Джим… а точнее, коммодор Кёрк.

Повисла тишина. Кёрк лишился дара речи, и слово «коммодор», казалось, эхом прокатилось по комнате. Официальное обращение заставило его съёжиться – любое официальное обращение заставило бы, поскольку напоминало о мире, частью которого он больше не был.

Уэсли окликнул его, и на этот раз напряжение в его голосе было очевидным. Вспомнив, что говорит по видеосвязи, Кёрк постарался придать лицу нормальное выражение.

– Завтра в десять утра в офисе адмирала Стокера состоится приватная церемония. Приватная, но не закрытая, так что можешь привести друзей.

– Скорее, это они меня приведут, – пробормотал себе под нос Кёрк.

Уэсли снова напрягся.

– Ровно в десять. Если будут какие-то вопросы, то я в офицерском пункте. А сейчас мне пора бежать, так что увидимся завтра.

– Ага, увидимся, – Кёрк раздражённо стукнул кулаком по кнопке, завершая сеанс связи. – Увидимся? Нет, Боб, я больше не увижу тебя… или кого-то другого. Ни сегодня, ни завтра, ни через день. Я. Не. Увижу. Никогда, – кровь зашумела в ушах, заставляя задохнуться от клокочущей внутри ярости. – Коммодор, ну конечно. Звания достаются куда проще, чем я думал. Всего-то и требовалось – обменять глаза на нашивки. Надо было сделать это давным-давно, когда я был моложе и амбициознее. Кто бы мог подумать! Честный обмен, чёрт бы их всех побрал!

В сердцах бормоча себе под нос, он смахивал со стола всё лишнее, освобождая поверхность, и вещи с грохотом падали на пол, рассыпаясь по комнате.

– Для них всё так… просто. Повысить, чтобы убрать с глаз долой, похлопать по плечу и поздравить, очистив этим жестом собственную совесть. Пересадить за стол, вооружить рабочим инструментом – и всё решено, цена уплачена.

Наткнувшись на стопку карт памяти с библиотечными записями разных справочных материалов, он схватил их и в растрёпанных чувствах разломал, разбросав осколки во все стороны. Решительно шагнув к двери, он запнулся за валяющуюся кассету и упал, во всю длину растянувшись посреди созданного собственными руками хаоса. Сильный удар об пол выбил из него дух на пару секунд, но, собравшись, Кёрк поднялся и, снова пошёл – на этот раз очень медленно и нерешительно. Дверь закрылась за его спиной, погружая комнату в пропитанную духом поражения тишину.

Услышав грохот и ругань хозяина, Хагар отправилась проверить, всё ли с ним в порядке, но предварительно связалась со Споком, оправившимся по делам на Базу. Судя по всему, вулканец развил варп-скорость, поскольку не успела экономка закончить с уборкой, как он постучал в дверь. В ответ на вопросительно приподнятую бровь она только развела руками, и Спок поспешил в спальню Кёрка.

– Кто на этот раз? – раздался оттуда усталый, полный раздражения голос.

– Это я, Спок. Могу я войти?

– Нет. Оставь меня в покое. Что ты вообще тут делаешь? Что случилось с дисциплиной в этом мире? Такое ощущение, что никто больше не хочет работать.

Что бы ни творилось в голове Спока, его лицо оставалось невозмутимым. Обернувшись, он жестом попросил Хагар уйти. Посторонним здесь не было место.

– Джим, в чём бы ни заключалась проблема, позволь мне помочь, – лицо, быть может, и было невозмутимым, но голос звучал слишком мягко, почти умоляюще.

– Помочь? Ха! Зачем, Спок? Я в отличной форме и в помощи не нуждаюсь. В конце концов, я лучший капитан Звёздного флота… то есть, был капитаном до того, как меня повысили. Мистер Спок, теперь вы должны называть меня коммодором… эм… в отставке? – горечь Кёрка была очевидна, несмотря на то, что сейчас он был не более, чем безликим эхом за дверью.

Спок замер, ошеломленный, не в силах подобрать правильный ответ, подходящие слова… Джим говорил с такой нескрываемой злобой, щедро приправленной испытываемой им болью, что вулканец просто не знал, что делать.

– Я следую собственным традициям, – тем временем продолжал Кёрк, – самый молодой капитан во Флоте, самый молодой коммодор. Слепой, к сожалению. Хотя нет… воспитанные люди не вспоминают о столь незначительных фактах и ничтожных неудобствах. Это дурной тон, – Кёрк умолк, и Спок напрягся в ожидании. Но дверь оставалась закрытой.

– Кстати, Спок, ты поступил совершенно неправильно. Слишком быстро восстановился после Деневы. Побудь ты слепым подольше, уже бы получил звание капитана. Смешная цена, на самом деле. Честный обмен… Предела для честолюбивых замыслов нет, хватило бы только частей тела для торговли. Ещё одна звезда или нашивка на рукаве в качестве товара, а цена вопроса – всего лишь твоя конечность, душа, жизнь… – его голос сорвался от захлестнувшего отчаяния, и именно это вывело Спока из состояния шокового оцепенения.

– Джим, прошу, позволь мне войти.

– Нет, чёрт возьми! Уходи, Спок, вали куда подальше! Займись чем-нибудь действительно полезным. Я не хочу никого видеть и не нуждаюсь ни в чьей помощи… я же теперь коммодор. Просто уходи!

* * * * *

Спок налил бренди в два бокала: один поставил перед доктором, второй взял себе. Маккой всегда был не прочь пропустить стаканчик, а сегодня уж точно выпить было не лишним.

– Я сделал пару звонков, доктор Маккой, и выяснил, что Джима действительно повысили. Церемония состоится в офисе адмирала Стокера в присутствии коммодора Уэсли.

– Старый добрый Уэсли, – задумчиво протянул Маккой, прерывая доклад Спока. – Интересно, что он забыл на Базе? Он, конечно, друг Джима… да, наверное, в этом всё и дело. Эти штабные крысы, похоже, здорово наложили в штаны, и ожидают неприятностей, вот и послали Боба Уэсли, чтобы он морально поддержал Джима и этим прикрыл их задницы. Сволочи!

– Ваше предположение кажется мне логичным, доктор, – неосторожно одарил Маккоя комплиментом Спок, – однако сейчас мы должны подумать о капитане. Он определенно… не рад повышению, – понимая, что сильно преуменьшил, вулканец помолчал, подбирая слова. – В действительности оно его очень расстроило. Я бы не рекомендовал ему появляться на церемонии, чтобы не усугубить положение дел.

– Напротив, Спок, я считаю, что Джим может пойти. Даже должен, если подумать о его будущем.

– Вы намекаете на то, что капитан должен сохранить… текущие взаимоотношения со Звёздным флотом? – уточнил Спок.

– Я не совсем это имел в виду, но не отмахивайся сразу, Спок. Позже Джим сам решит, хочет ли, даже, если зрение не вернется, работать на Звёздный флот – пусть и не в космосе, – тень грусти промелькнула на лице Маккоя, когда он подумал о том, что Кёрк может лишиться горячо любимых звёзд. – Но даже если он примет решение уйти в отставку, то сможет воспользоваться преимуществами высокого звания. Не такой уж он и богач, знаешь ли.

[~Nagini~]

Спок прежде об этом не думал. Привычный к благосостоянию и влиятельности своей собственной семьи, он никогда не беспокоился о будущем Кёрка. Не в этом смысле. Он не сознался бы в этом даже себе, но на подсознательном уровне всегда полагал, что всё, что принадлежит ему, принадлежит и Кёрку тоже. Но это не так важно. Сейчас не время думать о бытовых мелочах.

– Смирение, – с отвращением выплюнул слово Маккой, но страх, прозвучавший в его голосе, не укрылся от Спока. Это застало его врасплох, и он недоуменно посмотрел на доктора, ожидая пояснений. Столь озадаченное выражение на обычно высокомерной вулканской физиономии заставило Маккоя ухмыльнуться. Спок ещё столького не знает о человеческой психологии. Однако стоит признать, учится он с фантастической скоростью. К тому же поводов у него для этого выше крыши…

– Всё элементарно, мой дорогой Спок. Я говорю о довольно типичных и предсказуемых состояниях человеческой психики, следующих за серьёзной утратой. Сначала идут неверие и отрицание, затем – неконтролируемый гнев, следом – депрессия и отчаяние, приводящие обычно к смирению. Он успокоится. Горевать – нормально, а Джим всё еще оплакивает утраченное зрение… так же как и мы с тобой, – и это откровенное, очевидное заявление отчего-то сблизило их, соединило невидимой нитью одной на двоих скорби. – Но следующей стадией должно стать принятие изменившейся жизни, нового себя. Старые ценности, убеждения, идеалы должны идти рука об руку с новыми неизбежными потребностями. Это долгий и трудный путь, но в конце его ждёт… жизнь. Не такая, как раньше, не такая, какой она могла бы стать, но всё-таки жизнь. Отказ от неё равносилен медленной смерти, а Джим не из тех, кто на такое решится.

Психология принятия. Спок знал о ней не понаслышке. Возможно, он впервые услышал термин, но с концепцией был хорошо знаком. И боль ему тоже была хорошо знакома. Боль могут испытывать не только люди, но и вулканцы, обречённые на одиночество, благородную уединенность, лишённые друзей, духовной близости и конкретных стремлений. Но всё это изменилось – по крайней мере, для одного отдельно взятого вулканца. Он открыл для себя духовную близость, научился заботиться и… жить. И теперь тот самый Спок, который отказался принять положенный ему путь, больше не желал возвращаться к одиночеству, он хотел остаться и быть рядом с тем, кто научил его жить.

Однако Маккою всего этого знать не следует.

– Я слушаю, доктор, – просто сказал он. – Вам есть что предложить?

– Честность. Я поговорю с Джимом, постараюсь его убедить. Он, вероятно, разъярится, как потревоженный во время спячки тамуа, проклянёт меня и всех моих предков, пожелает гореть в аду – но он выслушает. Я воспользуюсь его слабым местом – волей к жизни. Скорее всего, я причиню ему боль, но без этого никак. Я верю, что Джим – борец, что он способен принять любой вызов – и он это сделает.

– Я согласен с вашей оценкой личности капитана, – отстранённо заметил Спок, но в его глазах блеснули лучики надежды, – и очень хочу разделить вашу убеждённость в благоприятном исходе. Желаю вам удачи, доктор. Я подожду в саду.

– Легко тебе «разделять убеждённость»… снаружи, – в сердцах пробормотал Маккой, приближаясь к спальне Кёрка. В горле стоял комок, и не было никакой уверенности в том, что он действительно сумеет справиться со сложившейся ситуацией. Он знает, что поступает правильно – с каждым днём Кёрк все больше замыкается в себе. Всё чаще и чаще он находит оправдания, чтобы не выходить из дома, избегая людей и запирая себя в четырёх стенах, рассчитывая на то, что здесь он в безопасности. Исключение он делает только для посещения Медицинского центра и даже тогда не общается ни с кем, кроме водителя Тормака, неотступно следующего за ним Спока, лечащего врача Бейтса и ненавязчиво толкающегося рядом Маккоя. Нет, доктор ни на секунду не сомневался, что поглотивший Кёрка порочный круг надо разорвать. Он принял правильное решение, вот только правильное ли он подобрал время? Кёрку, должно быть, очень больно… Повышение. Эти бесчувственные ублюдки, конечно, выбрали момент… С тех пор, как Джим ослеп, прошло всего три месяца, неужели нельзя было ещё немного подождать? По крайнее мере до тех пор, когда причина и следствие не будут казаться такими очевидными. Но что сделано, то сделано, к тому же, Маккой всегда верил в радикальную медицину.

С глубоким вздохом он расправил плечи, готовясь ринуться в бой с демонами, терзающими его друга, и решительно постучал в запертую дверь:

– Джим, это Маккой. Открывай, – он не просил, а приказывал, как и положено врачу. Дверь с тихим жужжанием отъехала в сторону.

Комната тонула в полумраке, и Маккою пришлось напрячь зрение, чтобы разглядеть одинокую фигуру, калачиком свернувшуюся на кровати.

– Джим? – несмотря на всю свою решимость, доктор был очень обеспокоен, и больше всего ему сейчас хотелось успокаивающе похлопать Кёрка по плечу. Но пока не время.

– До меня дошли слухи из офиса Стокера. Мои поздравления. Хочешь, чтобы мы со Споком пошли завтра с тобой?

Взбешённый, Кёрк распрямился, словно пружина, резко сев в кровати.

– Поздравления? Ты – мой друг – поздравляешь меня? Да что с тобой такое, Боунз, с каких пор тебя восхищают звания?

– Джим, за твоими плечами годы безупречной службы. Это заслуженное повышение. И если тебе его дают – радуйся… и прими его с достоинством. Не каждый капитан в тридцать шесть лет получает звание коммодора.

– Особенно если этот капитан слеп… Не будете ли вы так любезны пояснить мне, доктор, почему вдруг требования Звёздного флота к безупречному здоровью коммодоров меня не касаются?

Полные горькой иронии слова ударили доктора, словно пощёчина, и он, не задумываясь, выпалил:

– Жалость к себе, Джим? Это первый шаг к…

– Так и есть. Я упиваюсь своим горем… Скажи мне, Боунз, что мне делать с этим званием? Вставить диплом в рамочку и повесить на стену? Так мне всё равно не удастся на него полюбоваться, знаешь ли.

– Ты же всегда этого хотел – с тех пор, когда я впервые встретил тебя ещё энсином, много лет назад. Ты не думал, что у тебя будет возможность оценить новое звание, когда… – Маккой колебался всего мгновение, – когда к тебе вернётся зрение и у тебя снова будет команда? – он понимал, что не стоит бросаться словами: надежда – неверное чувство, способное утопить человека с той же лёгкостью, с какой удержать на плаву. Говоря о восстановлении зрения Кёрка, стоит использовать слово «если», а не слово «когда», и с каждым проходящим днём его зрительные нервы атрофируются всё сильнее, уменьшая вероятность того, что это «если» вообще случится. Но интуитивно он чувствовал, что Кёрку был нужен сейчас лучик надежды, что ещё не настал час смирения с суровой реальностью его мрачного будущего.

– Боунз? Что ты сейчас сказал? Когда вернёт… Брось, Боунз, не стоит строить воздушные замки и вселять в меня надежду… Боунз? Ты правда считаешь… – надежда уже была здесь, звучала в его голосе, очевидная и беззастенчивая.

– Прости, Джим, я доктор, а не провидец. Я не умею предсказывать будущее и ничего не могу тебе обещать.

– Что ж, как бы то ни было, я идти не собираюсь. Они могут забрать все эти повышения, звания и лицемерные церемонии и засунуть себе в задницы. Я не собираюсь превращаться в их комнатную собачку и участвовать в этом насквозь лживом и жалком цирковом представлении. Танцуйте, коммодор Кёрк, музыка играет, улыбайтесь, вас снимают для глянцевых журналов, толкните речь, расскажите о планах на будущее… и просим вас, не опозорьтесь, поворачивайте голову в нужном направлении, не спотыкайтесь, не пугайте людей… вы что, не можете вести себя не как слепой?! Чёрт, ну как такое можно пропустить?

– Боже мой, Джим, а ведь ты действительно слеп! – теперь Маккой был не на шутку раздражён. – Жалеешь себя? Желаешь спрятаться? Не выходить из дома, не появляться на публике, не жить? Капитан Кёрк, в отставке, скрывшийся от всех, забравшийся в раковину, похороненный под обломками собственной нездоровой гордыни и хромоногой самонадеянности. Это ничего не изменит, ты по-прежнему останешься слепым. Более того, ты превратишься в неудачника. Я не знаком с этим Джеймсом Кёрком, постоянно прячущим голову в песок, и знакомиться не хочу. – Доктор глубоко вздохнул, надеясь, что не зашёл слишком далеко, и отчаянно желая прикоснуться к другу, стереть с его лица выражение глубочайшего шока, но он продолжил:

– Звёздный флот не виноват в том, что ты лишился зрения, а ещё, – он сменил тон, – я тоже надеюсь, что ты дашь им отличное представление – не споткнёшься и повернёшь голову в нужном направлении. Кстати, я врач, если помнишь, и могу заверить тебя в том, что ты не ведёшь себя «как слепой», – Маккой знал, что Кёрк ловит каждое его слово, по его лицу видел, что наконец достучался, пробился сквозь тщательно выстроенные защитные укрепления его психики, сквозь саможаление, гнев и отчаяние. Использованный им метод грубой атаки – причиняющий боль, но необходимый – сработал. Ты всё ещё годишься на что-то как психиатр, – подумал он, мысленно похлопав себя по плечу, а вслух добавил:

– Так что, пригодится тебе завтра моя скромная персона, чтобы помочь избежать столкновения с предметами мебели… и разделить с тобой радость?

Кёрк поднялся с кровати, подошёл к Маккою, положил руку ему на плечо и тихо произнёс:

– Да, Боунз, спасибо, – и на его лице появилась робкая улыбка.

Доктор чувствовал себя вымотанным и эмоционально опустошенным. Всё, чего ему сейчас хотелось, это укрыться в исследовательской лаборатории Медицинского центра и побыть одному.

Выйдя в сад к Споку, он просто сказал:

– Встречаемся завтра здесь, в 9.45 утра.

Спок понял.

[~Nagini~]

* * * * *

Маккой прибыл до назначенного часа: не было ещё и девяти, когда он приветствовал явившегося так же рано вулканца.

– Джим уже собрался? – нетерпеливо спросил Маккой, невероятно волнуясь. Вулканец только кивнул в сторону запертой двери.

Он сел на стул и постарался успокоиться, но всё равно не находил себе места, то и дело оглядываясь по сторонам, рассматривая собственные ногти и стряхивая с униформы несуществующие пылинки. Они со Споком перекинулись парой слов о делах насущных, но напряжение не отпускало – одно на двоих оно висело в воздухе, почти осязаемое, неоспоримое, пока оба думали о том, правильное ли вчера приняли решение. Возможно, сегодня Кёрк сделает важный шаг вперёд, а возможно, всё действительно обернётся неловкостью, грозящей отбросить его далеко назад, столкнуть с дороги, ведущей к принятию себя.

Они практически препарировали друг друга взглядами, словно бы ждали, кто первый сделает неверный ход, оступится, и даст собеседнику повод выпустить пар.

В груди Маккоя клокотал гнев, но он сам не знал, на кого злится. Никто не должен проходить через такие испытания, лицом к лицу сталкиваться с такими сложностями.

Он заметил, что Спок нервно сглотнул – ему так и не удалось избавиться от этой распространённой только среди людей идиосинкразии. Даже вулканцы не способны на сто процентов контролировать свою физиологию, что бы они там не говорили, заносчивые выскочки, – отметил про себя Маккой и улыбнулся. Поднявшись, он принялся нервно мерить шагами комнату, то и дело покачиваясь на каблуках. Остановившись, он в сотый раз выглянул в окно, но ожидаемо не увидел ничего, кроме пустого сада.

Висящее в воздухе напряжение крепло с каждой минутой ожидания, но они оба сохраняли молчание, не желая делиться своими переживаниями.

Хагар вышла из комнаты Кёрка и, едва взглянув на гостей, отправилась по своим делам. Некоторое время спустя дверь снова открылась, и представшая им картина заставила обоих широко раскрыть глаза от удивления. Одетый в зелёную парадную униформу, Кёрк казался бесстрастным и собранным, и весь как будто лучился авторитетностью и уверенностью в себе. И это его спокойствие странным образом контрастировало с почти невыносимым напряжением, тугой нитью протянувшимся от не на шутку взвинченного Маккоя к с трудом контролирующему себя Споку. Повернувшись к Маккою, Кёрк приветливо кивнул, произнеся: – Доброе утро, Боунз, – и на один короткий миг доктору показалось, что его самое заветное желание исполнилось. Всё встало на свои места, – подумал он. – Джим снова видит…

А потом Кёрк спросил: «Спок здесь?», и мечты доктора рассыпались прахом. Послушно ответив на заданный вопрос, Маккой подошёл к Кёрку и вложил ему в руку трость, обратив внимание на то, что награды на груди капитана приколоты очень аккуратно, но не в том порядке, в каком он предпочитал их носить. Должно быть, Хагар помогла ему одеться, – с содроганием подумал Маккой. – Она же ему никто. Почему было не попросить меня? Потому что в этом случае ему пришлось бы пойти на компромисс со своим стремлением к независимости, – мысленно ответил он на собственный вопрос. Жизнь Кёрка совсем скоро превратится в длинную череду компромиссов между помощью, которая ему необходима, и независимостью, о которой он отчаянно мечтает. Другого пути нет.

– Ну что, джентльмены, мы готовы к отправлению? – отвлек Маккоя от размышлений голос Кёрка. – Я не хотел бы вставлять палки в колеса всесильной машине Звёздного флота и без всякой необходимости откладывать своё повышение… абсолютно заслуженное, я услышал твои доводы, Боунз. Пошли?

У Маккоя волосы дыбом встали от непривычного тона Кёрка. В его голосе не было иронии – это как раз было бы типично, на иронию Кёрк опирался, словно на костыль, прикрываясь ей от внешнего мира с того самого дня, как получил увечье. Сегодня же голос Кёрка звенел от беззаботной решимости, фальшивые нотки которой эхом отозвались в ушах доктора, запуская сигнал тревоги в его сознании и искушая отменить эту дурацкую затею к чертям собачьим.

Кёрк пошёл один, впереди друзей, и, осторожно миновав ворота, повернулся к ожидающему аэрокару. На ощупь он отыскал дверцу, забрался внутрь и с довольным вздохом откинулся на спинку сиденья. Его поза, выражение лица, твёрдая хватка ладони на наконечнике трости говорили об энергичности, непоколебимости и вере в себя. Перед ними был Кёрк – капитан, командующий самим собой.

Маккой смотрел на него, и его наполняла гордость. Это был его Кёрк, тот человек, которого он уважал и любил. Капитан Кёрк, – с нежностью подумал доктор, – не волнуйтесь, из вас выйдет великолепный коммодор.

Когда они прибыли в расположение командования Звёздной базы, к ним тут же приставили небольшой почётный караул. Молодой учтивый лейтенант приветствовал Кёрка, с его разрешения легко подхватил под локоть и повел в зал для приёмов. Когда они вошли внутрь, Кёрк едва заметным движением освободил локоть, снял с пояса трость и медленно повернулся на месте, чтобы с помощью сенсоров составить представление о помещении. Затем сделал шаг, оставляя сопровождающих позади, замер, заложив руки за спину, и высоко поднял голову, с вызовом вздернув подбородок.

У Маккоя снова засосало под ложечкой, когда он взглянул на храброго человека. Безумно хотелось, чтобы всё поскорее закончилось, и они снова оказались дома, в безопасности. Он посмотрел на Спока и, словно в свете фар или вспышке молнии, увидел, как вулканца охватило редкое ощущение полной беспомощности. Готовый в любой момент кинуться на защиту Кёрка, Спок стоял за его спиной, и его нервные окончания чуть ли не искрили от напряжения, едва прикрытого каменной маской безразличия, неестественной даже для вулканца. Он казался пустой оболочкой без содержимого, словно его внутренняя сущность покинула тело, устремившись к замершему перед ним человеку. Парадоксально, – подумал доктор, – как же парадоксально… Кёрк слеп и совершенно беспомощен, но не Кёрк, а они со Споком, холодным логичным Споком, стоят за его спиной совершенно потерянные. Кёрк стал фокусным центром, точкой привязки, придающей значение их действительности. Забавно… зависимость может принимать столько разных форм.

В небольшом помещении царила армейская атмосфера. Людей было немного – восемь-десять человек, как прикинул Маккой, и почти все были высшими чинами. Впрочем, узнал он лишь некоторых.

Высокий крепкий мужчина вошёл в комнату, и Маккой тут же признал в нём Стокера, недавно получившего звание адмирала и, в связи с этим, переведённого с девятой Звёздной базы на десятую. Неплохой администратор, он совершенно не разбирался в звездолётах, но недурно разбирался в их капитанах. По крайней мере, в некоторых. С ним был Боб Уэсли, поседевший и слегка располневший с последнего раза, когда Маккой с ним встречался. Серьёзные выражения лиц чиновников входили в противоречие с натянутыми и неестественными улыбками… Атмосфера в зале приёмов была не менее натянутой, и Маккой вдруг подумал, что никто из присутствующих не рад своей роли в разворачивающемся действе. Казалось, только Кёрк не утратил точку опоры. Абсолютно спокойный и собранный, он, тем не менее, был мрачнее тучи.

– Капитан Кёрк, добро пожаловать. Очень рад, что вам удалось до нас добраться, – приветствовал Кёрка Стокер, делая шаг вперёд.

– И я очень рад, – Кёрк протянул руку. После секундного колебания Стокер её крепко пожал.

– Джим, это Боб, – Кёрк повернулся в направлении приятного дружелюбного голоса. – Счастлив снова тебя видеть. Столько времени прошло. Как ты себя чувствуешь?

– По-видимому, неплохо. По-крайней мере, так считают в Штабе. Видимо, требования Звёздного флота к показателям здоровья будущих коммодоров недавно претерпели существенные изменения. Я прав, адмирал Стокер? – его дерзкий вопрос остался без ответа, и Кёрк продолжил: – Кстати, адмирал, помните то происшествие на Гамме Гидры II… или это была Гамма Гидры IV, мистер Спок? Обычно зрение слабеет с годами. Похоже, со мной всё произошло с точностью до наоборот… Ну что, джентльмены, начнём?

Собеседники, не искушённые в цинизме безысходности, покраснели и надолго умолкли, огорошенные горечью, прозвучавшей в голосе Кёрка.

Стокер опомнился первым.

– Конечно, капитан. Готовы получить третью нашивку, не так ли? Уверен, вам не терпится… Коммодор Уэсли, приступайте.

Уэсли вышел вперёд, принимая из рук обслуживающего церемонию энсина Куалу небольшой золотистый конверт.

– Всем внимание. В знак признания выдающихся заслуг и достижений, а также по приказу Звёздного флота и с одобрения Межпланетного совета Федерации капитану Джеймсу Т. Кёрку присваивается звание коммодора. Приказ подписан сегодняшним числом. Властью, данной мне Звёздным Флотом, я лишаю вас капитанских знаков отличия и заменяю их тремя полными коммодорскими нашивками.

Он извлек из конверта три волнистые золотые ленты, и все присутствующие затаили дыхание. У Маккоя ком встал в горле, а Спок на мгновение прикрыл глаза.

Уэсли прикрепил ленты на рукава Кёрка, стоящего безмолвно и неподвижно, вытянув руки вперёд.

– Поздравляю вас, коммодор Джеймс Т. Кёрк.

В тот же миг незнакомые голоса хором начали его поздравлять, чужие ладони хлопали по плечам и пожимали руку. Им всем почему-то было жизненно необходимо облечь свои добрые пожелания в физическую форму, будто бы потеря зрения прицепом лишила его и слуха, оставив в рабочем состоянии только тактильный анализатор. Это было возмутительно.

[~Nagini~]

Кто-то обнял его. Запах, ощущение искренней привязанности в прикосновении – это был Боунз. Боб Уэсли несколько раз хлопнул его по спине, заставив закашляться. Стокер поздравил его издалека, сохраняя уважительную дистанцию. Безликий энсин – Калуа, или как там его звали, – вложил ему в руку бокал с бурбоном, судя по запаху. И всё это время Кёрк думал: Спок. Где Спок? Он не мог быть далеко… Кёрк загривком ощущал его пристальный взгляд. Он был уверен в том, что способен почувствовать, когда Спок на него смотрит, и почти никогда не ошибался. Это было жутковато, иногда раздражало и выводило из себя… но странным образом подбадривало. И все его тревоги исчезали.

Он сделал глоток бурбона и, сконцентрировавшись на сигналах, посылаемых сенсорами, медленно и осторожно пошёл в направлении того, что смахивало на большой стол, и поставил бокал на его поверхность. Он не мог себе позволить осушить бокал, поскольку нуждался в трезвой голове, чтобы не допустить ошибки. Ему казалось, что он персонаж киноленты, прокрученной в замедленном воспроизведении: полусонные движения, продирающиеся сквозь загустевшее пространство, на время лишённое голосов людей, собравшихся здесь ради него одного. И это замедленное воспроизведение было включено им самим и его страхами. Как же чертовски он боялся.

Ему казалось, что за последние несколько недель темноты он привык к постоянному чувству стыда, но эта церемония, организованная Звёздным флотом и его чёртовыми представителями, напомнила ему о безвозвратно потерянном мире… Он словно в первый раз унизительно запинался, с трудом определяя направление, ориентируясь исключительно по голосам и поддерживающим рукам. Он был решительно настроен предотвратить этот позор, заставить их всех поверить, что он может видеть, ну или хотя бы убедить, что он самый лучший слепой капитан – то есть коммодор – когда-либо служивший во Флоте. Мрачная решимость стабилизировала его шаги, удерживала руки от дрожи, поднимала подбородок и скрывала лицо под маской уверенности в себе. Он не раз преодолевал свои страхи... Но сейчас ему не хватило скорости, лёгкости походки, полного контроля над своим телом. «Медленно» – это слово не из словаря Джима Кёрка. Он всё ещё помнил, каким был, меряя коридоры «Энтерпрайз» твердыми решительными шагами, ставшими его отличительной чертой. Он всегда был словно натянутая струна, и это напряжение выражалось в быстроте мысли, скорости принятия решений, стремительности манёвров и быстродействии. А сейчас он заперт в слепом тёмном мире медленных движений.

Он слышал, как вокруг говорят люди – говорят ни о чём, вежливо перебрасываются словами, как предписано правилами этикета, поздравляют с повышением и задают вопросы, не справившись с любопытством. И за всем этим шумом – знакомое до боли напряжение, к которому он уже привык. Словно со стороны Кёрк слышал свой голос, поддерживающий иллюзию, что он тут, участвует в этот дурдоме, организованном в его честь. Но он едва понимал, что говорит – происходящее казалось лишь сном. Кошмаром. Самым ясным звуком был внутренний голос, настойчиво и озлобленно повторяющий одни и те фразы: Я должен справиться… Не могу проиграть, не могу опозорить Боунза и Спока… Стол, должен запомнить, что он справа… нет, слева, точно слева, нельзя в него врезаться… Дверь, где же дверь? За мной… нужно найти её, когда буду уходить… Они все устремят на меня свои хищные взгляды, ожидая провала… Я должен уйти красиво, я должен справиться…

Зацикленность на деталях. Люди вокруг говорили о карьерах, далеких планетах и человеческих судьбах, о Флоте, войнах и мирных договорах, о больших вещах – в то время как он концентрировался на мелочах. Он всё ещё пытался представить себе план помещения и расположение мебели, чтобы найти путь назад.

Наверное, рано или поздно я к этому привыкну, – подумал он, горько улыбнувшись самому себе. – Это просто одна из комнат в растущем списке незнакомых мне помещений. Интересно, как у слепых работает память? Как можно вспомнить то, что невозможно визуализировать?

– Коммодор Кёрк, я слышал, вы будет продолжать лечение… до тех пор, пока… не будет найдено лекарство, – неуверенность в голосе. Это вновь заговорил Стокер. – Мы понимаем, что пройдёт немало времени, прежде чем вы сумеете вернуться на службу. Тем не менее, если вы решитесь сотрудничать, то у Звёздного флота есть для вас специальное задание. На следующей неделе состоится встреча представителей Высшего командования в засекреченном месте, расположенном на этой планете. Переговоры также будут проходить под эгидой строгой секретности и продлятся восемь дней. Нам бы хотелось, чтобы вы приняли участие, но решение, разумеется, за вами…

Шутники. Что это, благотворительность или издевательство – тащить слепого человека в центр событий? Позволить ему хоть немножко поиграть в «настоящего коммодора», подчеркнуть важность его присутствия, чтобы восстановить самооценку…

Или он им правда нужен?

– Вы не могли бы подробнее остановиться на цели переговоров? – он с удивлением осознал, что в его голосе прозвучали нотки заинтересованности.

– Речь пойдет о стратегических аспектах взаимодействия с враждебными инопланетными расами. Мирные средства или сила? А ваш опыт общения с клингонами, Балоком, тот инцидент с ромуланским устройством маскировки и многие другие случаи – это просто хрестоматийные примеры.

Быть может, он им правда нужен.

– К завтрашнему утру я сообщу вам о своём решении, адмирал.

Он должен остаться один. Сбросить со своих плеч старое бремя, избавиться от старых связей и воспоминаний, из-за которых он навсегда застрянет в прошлом. Отослать от себя Спока – да, это главная задача на сегодняшний день. Наверное, и Боунза тоже. Конечно, он ведёт какие-то исследования на Базе, но доктор должен служить на звездолете, жить своей жизнью, заботиться о десятках, а иногда и сотнях, людей вместо того, чтобы ухаживать за ним одним. Спок, Боунз, Джим Кёрк – им всем стоит отправиться своими дорогами…

Еще одна порция тёплых поздравлений и рукопожатий – и церемония завершилась. Теперь он коммодор. Кёрк легко отыскал дверь, сам прошёл по коридору и сквозь ворота, ведущие на стоянку, и согласился принять помощь только, когда приблизился к припаркованному там аэрокару, двигатели которого нетерпеливо шумели в ожидании взлёта.

Откинувшись на спинку мягкого сиденья, он облегчённо вздохнул и закрыл глаза. Всё было позади.

– Ну что, Джим, как ощущаются новенькие нашивки? – попытался завести непринуждённую беседу Маккой. – Мне кажется, церемония была замечательная… и, слава богу, короткая.

– Всё было отлично, Боунз.

– Стоит признать, – сказал Спок, – что мероприятие действительно было необычно коротким и сдержанным. Я не ошибусь, если замечу, что командный состав Звёздного флота не славится пониманием того, что краткость – сестра таланта, – это замечание, совершенно типичное для Спока, очевидно, было поддразниванием, адресованным лично Кёрку приглашением для обмена колкостями.

– Да, они всё хорошо спланировали, – только и ответил Кёрк.

– Жаль, что ты не мог видеть выражения лица Стокера в тот момент, когда ты напомнил ему об инциденте двухлетней давности. Готов спорить, он предпочёл бы об этом забыть, – с ухмылкой сообщил доктор, пытаясь поддержать тон вулканца.

– Это не его вина. В целом, он неплохой человек.

Он притворяется, – подумал Маккой. Просто отголоски сыгранного для командования спектакля – безупречно сыгранного, между прочим, – с удовлетворением добавил он про себя. Но, тем не менее, доктор был озадачен. Он ждал, что Кёрк отпустит себя, сбросит накопившееся за день напряжение, широко улыбнётся, спросит что-то вроде: «Ну что, Боунз, я был хорош? Не запнулся и никуда не врезался, не так ли?» А может, даже скажет: «Ты был прав. Я рад, что пошёл». Хотя последнее, конечно, маловероятно. Но эта немногословность ставила его в тупик. Кёрк казался отрешённым, обращённым внутрь себя, поглощённым собственным мыслями. А вдруг… вдруг он всё же не притворяется?

Они вошли в дом, поздоровались с радостной Хагар, и тогда Маккой с тревогой заметил, что Кёрк вдруг стал очень бледным и теперь выглядел совершенно измученным.

– Джим, почему бы тебе не прилечь, чтобы немного передохнуть перед ужином?

– Я не хочу, Боунз, всё в порядке, – тот же отрешённый вид и неестественно вежливый тон. Нет, не неестественный, – поправил Маккой самого себя, – а просто бездумно отстранённый.

– Тогда, может, хочешь выпить?

– Да, спасибо. Бурбон, пожалуйста.

Сделав несколько глотков, Кёрк направился кабинет, но остановился в дверном проёме и добавил:

– Адмирал Стокер предложил мне принять участие в восьмидневных переговорах представителей Высшего командования. Я решил принять приглашение.

И дверь за ним закрылась.

– конец третьей главы-

[Shady]

~Nagini~, предлагаю убрать МакКою белую точку. Что думаете?)

[~Nagini~]

Shady, на лбу, что ли?

[Shady]

~Nagini~, на глазу.